Сочинение Алишера Навои, которому более пяти веков, играли в Центре имени Мейерхольда, и трансформирующаяся сцена позволила театру из Средней Азии развернуться по полной программе. Размах, как и замах, — колоссальный. Произведение, которое не ставится по причине своей сложности и философичности, Панков составил из русского и староузбекского языков, к тому же озвучив национальной и современной музыкой.
Эксперимент? Безусловно. Результат? Однозначно не ответишь, потому что данную работу следует рассматривать в контексте событий, потрясших весь театральный мир и изменивших жизнь “Ильхома”. Три года назад, когда основатель театра, выдающийся режиссер Марк Вайль, неожиданно был убит на пороге своего дома (дело до сих пор покрыто мраком), в дальнейшую судьбу “Ильхома” и его обитателей мало кто верил. Нет лидера — нет театра. Однако…
Видимо, Марк Вайль настолько крепким построил свой театральный дом, что ни стены не пошатнулись, ни фундамент не треснул. Растерянность, охватившая труппу студийцев, сменилась активным действием — поиском своего пути в театральном пространстве, тем более на такой непростой территории, как Средняя Азия. Худруком “Ильхома” стал Борис Гафуров, ведущий актер театра, и он продолжил стратегию, заложенную его учителем — Марком Вайлем.
Она в том, чтобы не бояться риска прежде всего. “Семь лун” Алишера Навои в постановке московского режиссера — тому доказательство. Надо сказать, что народу на ильхомовцев пришло много, и по лицам было видно, что здесь нет ни одного случайного человека. Во-первых, почитатели ташкентского театра и Марка Вайля, во-вторых, выходцы из Узбекистана, давно или недавно покинувшие родные края. Даже складывалось впечатление, что пришли не только за искусством, но и из солидарности — поддержать любимый театр.
Любимый театр не подкачал. Сложность материала, дерзкое соединение национального с актуальным, отдача, с которой работали артисты, извиняли несбалансированность звука, временами мешавшую проникнуть в сюжетные тонкости произведения.
— В результате экспериментального соединения двух языков, в том числе и музыкального, — сказал после спектакля Владимир Панков, — я добивался рождения третьего языка. Насколько это получилось, судить вам.
Получилось — сомнений нет. Полифония, которой из слова, звука, пластики добивался режиссер, впечатляла сложностью конструкции, с которой справились артисты “Ильхома”.
