— Когда мы выпускали первый альбом Ноггано, я не ожидал такой реакции, не думал, что людям так это все понравится, что эта неоднозначная музыка многих зацепит, — вспоминает Вася. — Но, как видишь, все это переросло в серьезную большую работу, крупный проект. Ноггано повлиял на Басту, Баста — на Ноггано. Все стало более взрослым, осознанным, смелым. Интересно, что эту музыку слушают совершенно разные люди — и по возрасту, и по профессиям, люди из разных социальных слоев, с разными жизненными взглядами.
— Отразилась ли вся эта популярность на кассе?
— Конечно, стало больше концертов, людей, слушающих нас, стало в десятки раз больше. Мы провели большую работу по клипам, по Интернету… На гастроли выезжаем регулярно — 2-3 раза в неделю.
— Может ли рэп в нашей стране стать стадионным?
— Нет. Мы с Гуфом собрали в “Зеленом театре” пять тысяч человек, такие залы можно собирать в миллионниках при хорошей рекламе. Все зависит от площадок и их возможностей. К тому же наша публика совсем недавно стала ходить на концерты. До Шевчука нам далеко. Я понимаю, что концерты Ноггано не могут происходить в больших залах, это достаточно камерная музыка, во время выступления нужен близкий контакт со зрителями. Вот концерты Басты — да, там и музыку живьем можно играть.
— Какие сейчас идут процессы в русском рэпе?
— Тинейджерская борьба. Нашему более-менее понятному рэпу — 15—16 лет. Сейчас период взросления, сомнений, воспитания. Рок уже на стадии старения, он стал архаичным, четким и понятным. Круто, что рэп еще достаточно юный, дерзкий, как все молодые люди. Мне нравится, что серьезный подъем рэпа совпал с интересными событиями в стране, переломными драматическими моментами. Это напоминает время, когда рок был в таком же положении — все проходило в небольших ДК, было подпольно, тяжело и трудно.
— Вы с Гуфом выпустили совместный альбом. Все ли, что вы планировали, туда вошло?
— Многие треки остались недоделанными, лежат на рабочем столе. И опять я не ожидал, что будет такое усиленное внимание к альбому! Он вышел четыре недели назад, а люди на концертах уже знают все тексты наизусть. Кстати, до этого появлялись фальшивые альбомы, к которым мы не имеем отношения. Например, альбом “Вера”, он продавался, люди его покупали. Но это полностью пиратский сборник старых песен. Первый наш совместный трек с Гуфом был “Моя игра”, я позвонил ему и предложил записаться вместе. Потом мы записали несколько совместных треков, которые нас очень порадовали, публика на них хорошо реагировала. Когда накопилось пять-шесть песен, мы поняли, что пора делать альбом. Я писал музыку, создавал идеи песен, делился с Лешей (Гуфом), он вписывал свои куплеты.
— Говорят, популярность дорого стоит. Какую цену тебе пришлось заплатить?
— Бывает время, когда не хочется ни с кем разговаривать, не хочется ни с кем фотографироваться и ничего подписывать. Бывает, я злюсь очень сильно. Иногда прикрикиваю. Хорошо, что люди, знакомые с нашим творчеством, по песням знают, что мы достаточно лихие, и с пониманием к этому относятся. А так особо меня никто не достает. Близких своих я никогда не забывал. Со старыми друзьями общаюсь так же, как и раньше, в основном они понимают, что я занят — просто стало больше дел. Есть, конечно, люди, которые обижаются, но это жизнь. За это время у меня появились близкие друзья, я продолжаю доверять людям.
— В нашей стране мерилом популярности считается появление в новогодних “огоньках”. Рэперов туда приглашают?
— Приглашали и на “огоньки”, и на совместные концерты, посвященные разным праздникам. Но я туда не хожу. У меня немного другой путь. Я люблю включать новогодние “огоньки” и стебаться — это реально забавно! Достаточно позитивно смотреть на этих смешных людей. Интересно бывает видеть в этих “огоньках” людей, которые когда-то были в оппозиции. Меня это забавляет и еще раз убеждает в правильности выбора моего пути.
— Из твоих песен складывается образ сильного человека, способного на многие поступки. Есть вещи, перед которыми ты бессилен?
— Перед мнением других. Повлиять на человеческую оценку себя самого я никак не могу. С этим осознанием мне легче живется, я не пытаюсь манипулировать людьми, чтобы изменить их мнение в мою пользу. Мне важно беспристрастное мнение людей. Если человек мне важен, дорог, могу измениться сам.
— Есть вещи, которые ты не можешь простить?
— Предательство. Когда начинаю общаться с новыми людьми, говорю: “Я могу простить все, кроме откровенного предательства”. Хотя сам предавал.
— И простил себя?
— Нет, я с этим живу. Не могу себе простить слабости. Отношусь к людям так, как и к себе. На работе я требовательный до ужаса, достаточно агрессивный даже к друзьям. Но я это делаю только потому, что и с самого себя так же спрашиваю.
— Чувствуешь ли, что изменился за эти годы?
— Меняюсь в разные стороны. Где-то стал циничнее, злее. Стал сильнее, смелее и добрее. Как Баста и Ноггано, становясь где-то хуже, я где-то становлюсь лучше. Многие говорят, мол, когда у меня родился ребенок, я испытал духовное пробуждение. Со мной это не произошло. Просто мне нравится моя дочка. Она делает меня добрее. Когда я беру ее на руки, она на меня смотрит, я умиляюсь, мне становится хорошо и светло. Ответственность — это даже не чувство, а основное состояние, которое у меня добавилось после рождения Маруси. Ответственность за семью, за жену, за родителей.
— Когда я пришла, ты что-то писал у себя в студии наверху. Что, если не секрет?
— Это песня для саундтрека к одному фильму. И она получается очень хорошей. Не могу сказать за все свои песни, что они очень хорошие.
— Какими ты гордишься?
— Из Басты мне нравится “Мама”, “Кастинг”, “Ростов”, “Война”. Из Ноггано “Облака” на стихи Галича, “Армия”, “Птицы”. В основном все это грустные песни.
— А ты?
— Я разный, как мои песни: грустный, веселый, добрый и злой.
