Поездка наша проходила с 2-го по 14 декабря 2012 года.
Экспедиция была задумана университетом Британской Колумбии (Ванкувер, Канада) для изучения вырубки лесов на планете. Проект состоял в том, что несколько групп студентов факультета журналистики, каждая в сопровождении преподавателя, отправлялись в разные страны, чтобы сделать репортажи о том, как в этих странах уничтожаются леса. Поскольку в России активно идет вырубка леса, в том числе и на Дальнем Востоке, канадцы решили включить ее (Россию) в свой проект.
Наш факультет журналистики (Международный университет в Москве) выступил партнером университета Ванкувера в этом проекте. Наша задача была вспомогательной: помощь в коммуникации, перевод, переговоры, общая поддержка. Кроме того, мне, как любому человеку, впервые попавшему в далекий край, было интересно, как и чем там живут люди. Вот, собственно, об этом и идет речь в моем неформальном «отчете об экспедиции».
– об уникальном селе Красный Яр, который был конечным пунктом нашей экспедиции. А здесь - вторая часть, в них я рассказываю о впечатлениях от начала нашей экспедиции.
Владивосток – центр Приморья – был нашим пунктом прибытия и отбытия. Этот город очень часто (сравнительно с другими российскими и дальневосточными регионами) попадает в новостные сводки. И не потому, что там, как на Камчатке, повышенная сейсмологическая активность, или потому, что руководит краем олигарх Абрамович, а потому что Владивосток – это дверь в Японию и Китай, это рыба и морепродукты, это праворульные машины, и, судя по новостям, это коррупция, браконьерство, вырубка лесов, бандитизм, подготовка к саммиту АТЭС, гомерическое воровство и гомерическое же шапкозакидательство.
Прилетев во Владивосток, мы пробыли там очень недолго, фактически, полдня. Ходили мало, больше ездили. Возвращаясь из экспедиции, мы приехали в город уже ночью, а уехали из гостиницы рано утром. Удивило, что дороги, о которых я слышал по новостям: потрачена уйма денег (частью украденная), проблемы с вводом в строй и т.д.,- все-таки функционируют и, как любое большое современное строение, производят впечатление.
Аэропорт (новый) тоже реально функционирует. Добираться до него, правда, далековато – 70 км, час времени, и стоит эта поездка на такси почти полторы тысячи. Поезда из аэропорта идут редко, раз в час, и только по утрам и вечерам.
Гостиница произвела странное впечатление. Путаница с размещением, живем ли мы в главном корпусе, или во втором. Кафе нет, кофе - на ресепшен - «три в одном» за 120 рублей в бумажном стакане. Чая нет, зато на этаже титан с горячей водой и стаканчики бесплатно. Ресторан – китайский, с тягучим запахом пережженного масла, красно-золотой залой, и какими-то заоблачными ценами. Голодные и злые, мы все же нашли вполне приличное по ценам и чистоте кафе «сам бери» в двадцати минутах ходьбы от гостиницы.
Наутро, встретившись с местными экологами (канадцы записали интервью), мы выехали в Дальнереченск. Этот небольшой городок, в 400-х км от Владивостока, по ряду обстоятельств, стал нашей базой на неделю.
Добирались мы довольно долго, главным образом, из-за того, что на федеральной трассе Владивосток-Хабаровск, хотя и вполне приличной, на большом отрезке не уложен асфальт, и дорога вся в ухабах. А вообще, ехать одно удовольствие: вдоль всей трассы много заправок, а при них кафе, магазинчики. Иногда, правда, «удобства» находятся в будке во дворе.
В гостинице в Дальнереченске мы разместились «демократически», по двое, в одиночных номерах жили канадский профессор и пожилой местный эколог. При гостинице не было ни ресторана, ни кафе, зато была дискотека с баром, которая в выходные дни сотрясала наши номера до глубокой ночи. Жалобы разбивались о логику дикого капитализма: «Ничего сделать не можем, и бар, и дискотека – частные и не относятся к гостинице». Зато можно было отдать белье в стирку и получить его чистым и сухим на следующий день по очень умеренной цене; был кипяток на этаже, плюс чай и кофе за счет заведения; плюс Wi-Fi внизу в холле. Все эти маленькие удобства заметно скрашивали наше существование.
Мы ездили по лесопилкам (цеха по разделке древесины), в леспромхозы, на вырубки леса, встречались с экологами, фермерами, несколько раз пытались "поймать" и заснять на видео составы с круглым лесом.
В последнее время вырубка лесов – это, в большинстве случаев, легальная деятельность. Прошли времена, когда почти вся вырубка была браконьерской. Сегодня она, оставаясь по сути хищнической, почти вся легальна. У всех есть «бумажка-разрешение» в портфеле: на вырубку «сухостоя», на «санитарную вырубку» и т.д. Конечно, по-прежнему, по ночам в лес заезжают «пираты», пилят и вывозят лес, но речь идет о десятке-другом поваленных деревьев. По прежнему идут составы с кругляком к китайской границе.
На вопрос, когда лес валили безжалостнее всего, мы получали ответ: с двухтысячного года. В это время началось промышленное, «легальное» сведение лесов.
Есть и положительные моменты: определены границы местного заповедника, запрещена валка кедра. Правда, экологи объясняли, что пираты воруют и в заказнике, а леспромхозы судятся с заказником за спорную территорию, и влияние лесозаготовителей на власть по-прежнему огромно.
Когда мы снимали в небольшом поселке, который живет лесом, к нам подбежал мальчик лет девяти с обычными вопросами: а что вы снимаете, где будут показывать и т.д. Услышав наши ответы и рассуждения о вреде вырубки лесов, он серьезно ответил: но ведь это зарплата! А когда мы усомнились в пользе такого способа зарабатывания: получаем на копейку, а губим на миллионы, он опять возразил: «Нет, тут не копейку получают». И был, конечно, прав.
В районе есть безработица, но она стала уменьшаться. Безработица эта довольно лукавая. Люди получают небольшое пособие, около двух тысяч, а от предлагаемых вакансий (с небольшой зарплатой, конечно) отказываются. Я удивлялся: как же можно прожить на две тысячи? Мне отвечали: «Прожить нельзя, а пить можно».
Лесопилки, в особенности частные, небольшие, набирают людей, и они бы рады брать местных. Но тут начинаются трудности, и оказывается, что полностью закрыть весь штат местными не получается.
Пьянство и неаккуратность, отсутствие простых, но очень необходимых навыков работы тому главные причины. Поэтому берут китайцев и ездят для этого специально в северный Китай, где лесопильная индустрия еще жива. Китайцы тоже могут выпить, как объяснял нам хозяин – из местных – одной из маленьких лесопилок, но они на следующий день с утра на работе, а наши пропадают после получки на две недели.
Платят китайцам те же деньги, которые платили бы своим. Это, примерно, от 14 до 25 тыс. рублей. Эту вилку предлагают и в «официальных» леспромхозах, но там еще дополнительный соцпакет, больничные, отпуска и т.д. Поэтому в «официальный» разделочный цех попасть трудно, и там работали только местные. Но и леспромхоз не может найти высококвалифицированных рабочих-пильщиков.
Есть лесопилки полностью китайские, т.е. где и хозяин, и рабочие – китайцы.
В Приморье проблема «экспансии Китая», «постепенного вытеснения нас с нашего Дальнего Востока» выглядит немного по-другому, чем из-за письменного стола в Москве. Китайцев, действительно, много, но только потому, что их рабочие руки нужны, местным же и нужны. Не только для того, чтобы местные предприниматели «обогащались», они совсем не жируют эти мелкие местные предприниматели. Они ведь еще и платят местные налоги, создают рабочие места, помогают местным жителям очнуться от летаргии и постепенно опять стать полезными работниками.
В поселковых маленьких магазинах, в 400 км от Владивостока, набор фруктов и овощей не меньший, чем в Москве и, в целом, они дешевле. Китай работает! Я уж не знаю, есть ли и сколько в них всяких пестицидов и другой гадости, но цена ниже.
Многие приморцы ездят в Китай уже не только «скупаться», хотя эта цель на сегодня еще основная, но даже отмечать юбилеи! Я не шучу. Большой стол обходится дешевле, такси – копейки, по нашим понятиям. Отдельный разговор, как люди ездят отовариваться. Как надевают на себя по три шубы перед встречей на обратном пути с нашими таможенниками – это, мол, личные вещи! И т.д.
Только небольшая часть работающих китайцев задерживаются в Приморье, большинство стремится вернуться к себе. А нам оставляют даже не стиль жизни, а внешнюю атрибутику. Значительная часть многочисленных кафе отделана в «китайском» стиле, много красного бархата, много желтого. Китаем и китайцами восхищаются. Это образец, как надо развиваться, как надо работать, как надо жить. Дело за малым – перенять у них, кроме «китайского» торжественного стиля, еще и трезвость, старательность, работоспособность – и это, конечно, произойдет.
Сказать, что китайцев любят, нельзя. При всем иногда восхищении к их достижениям и рабочим качествам, их терпят. Слово «патриотизм» для приморцев имеет вполне определенное значение. И здесь встает вопрос внешней политики России к Китаю в последнее десятилетие. То, что Китаю отдали некоторые острова по Амуру и Уссури, в том числе – Даманский, защищая который погибло 58 человек, в основном пограничников, часть из них – местные жители, многими в Приморье воспринимается как позор и едва ли не как предательство. Истории о том, как приезжающим посмотреть на Даманский с советского берега китайцы показывают голые задницы, ранят душу любого россиянина.
Но тут же вам могут рассказать, как после принятия международного соглашения о запрете варварского лова идущей на нерест рыбы, китайские власти отнеслись к запрету с китайской серьезностью. Лодки китайцев-браконьеров топили, а их самих тут же судили и сажали. Поэтому сегодня варварство продолжается, но только на одном, российском, берегу.
Рассказывают об этом с очевидным уважением к тому, как китайская власть умеет поддерживать порядок.
Интересно, что разговоры о том, что России грозит развал, у моих собеседников не находил заметного отклика. Они не понимали, с какой это стати вдруг все будет разваливаться. Может быть, это оттого, что местными начальниками они были недовольны едва ли не больше, чем московскими. И надежду на порядок многие из наших собеседников все-таки связывают с Москвой и московскими назначенцами.
Приморцы – люди независимые и самодостаточные, это еще Чехов заметил. И чем дальше от местного центра, тем более независимые. Они выживают тем, что дает им родная природа. Вот один пример.
Мы спросили у одного местного фермера, почему у него баня как бы в два этажа. Фермер этот среди прочей своей бурной деятельности, разводит пчел. Основной продукт – таежный липовый мед. Когда вокруг его фермы шли незаконные порубки, он ругался, ездил в район в прокуратуру. Никакого результата не было. Порубки продолжались. Но когда стали вырубать липу – его кормилицу, он взял в руки карабин. Возят порубщики ночами, он услышит ночью шум лесовоза, берет карабин и идет к волокам. Несколько раз стрелял по скатам. Рубить перестали, но как-то он приезжает на ферму, а баню сожгли.
- Хорошая была баня. Ну, вот я и выстроил баню в два этажа. Сожгут эту, я построю в три этажа!
– А по людям приходилось стрелять? – Не дай Бог придется по людям.
Фермер Юрий Алексеевич Костин (фото Александр Алтунян)
В последнее время, последние 10 лет, мне редко приходилось ездить по стране. Впечатления мои после путешествия на край огромной страны были примерно такие же, как и после поездок на Урал, в Пермский край, в Тверскую губернию и другие места. Это как бы радостное узнавание: как много нормальных людей. Я не знаю, хорошие они или плохие, но они нормальные, они не клептоманы, не бандиты, не спившиеся маргиналы. Они стараются выжить, вырастить и женить детей, создать свое дело и пр. и пр.
Большинство встреченных мной людей – это хорошие, достойные люди. Они, когда захотят, когда решат, что пора, смогут создать ту прекрасную жизнь, о которой мечтал Чехов, удивляясь просторам и богатству Сибири. Собственно образ этой жизни носит в душе каждый из нас. Мы знаем, какой должна быть эта жизнь, и знаем дорогу к ней. Маленькие шаги к этой новой жизни каждый из нас делает каждый день. Иногда нас отбрасывает назад, но потом мы снова вспоминаем и возвращаемся на нужную дорогу и опять делаем новый шаг. Долгим ли будет путь, не знает никто. Но каждый человек в нашей огромной стране каждый день думает об этой будущей жизни и старается туда дойти. Бог нам в помощь.