Анатомия анчоуса сложна: тело рыбы сверху донизу напичкано всякой контролирующей жизнедеятельность электроникой, как какая-нибудь стереосистема воспроизведения «долби», только электроника у рыб не японская, а органическая, созданная природой. Она работает день и ночь без перезарядки и права на сбои. Она не просто обязана реагировать на различные раздражители, ей необходимо реагировать вовремя: вовремя поесть и попить, покакать и пописать, вовремя спариться, вовремя почувствовать за своей спиной более крупную рыбу.
В роли бьющего тревогу пограничного форпоста, таможенного терминала или сенсорного устройства выступает не какой-нибудь один определенный орган, а вся поверхность тела анчоуса. Мозг у рыбы вялый и работает с опозданием, если он когда-нибудь размышляет, то размышляет задним числом. Если анчоус находится в среде активной, где один раздражитель незамедлительно сменяется другим, мозг и вовсе не успевает за сменой событий и постепенно усыхает, становится пережитком или атавизмом.
Теперь об «анчоусах»-людях. Люди-«анчоусы» очень похожи на анчоусов-рыб.
Люди-«анчоусы» сознательно увеличивают хаотичность и агрессивность среды вокруг себя, эта тенденция получила название «синдром мутной воды». Она считается позитивной и прогрессивной, ее изменения тщательно отслеживаются, а качество и количество мути измеряются неким индексом деловой активности. У «анчоусов»-людей анатомия тела тоже достаточно сложная и не все сигналы доходят до мозга.
Людей, не имеющих особенных, а главное, социально значимых характеристик, можно отнести к «анчоусам»: сгруппировать сюда как бомжей и представителей субкультуры, так и миллиардеров, не обремененных общественно-полезной нагрузкой. Если хотите, называйте их ошибками Параллакса.
Масса людей вокруг нас по-прежнему уверена, что земля плоская. Кроме еды и секса им ничего не нужно. С каждым днем их становится больше и больше, поэтому ученые придумывают для них заменители еды. С каждым днем они делаются все эгоистичней и обособленней, поэтому врачи создают для них заменители секса. Эти люди во всем стараются походить друг на друга и впадают в истерику или ступор, когда видят перед собой не таких, как они.
И ничего поделать нельзя, ибо неконтролируемое стремление к постоянному потреблению изменило психологию потребляющего настолько, что, забываясь за любимым процессом, он перестал понимать, что в этот самый момент его самого потребляют. Потреблению следовало бы продолжаться до полной аннигиляции общества.
Не знаю почему, но у «анчоусов» в голове все перепутано — спорт мало отличается от бизнеса, а бизнес — от войны. «Анчоусы» устроены таким образом, что им всегда трудно думать.
«Анчоусы» парадоксальны в своем слабоумии, почему-то у них считается нормальным, и даже обязательным, скрывать свои намерения и чувства. Казаться крутым и могущественным для них важнее непосредственного могущества. Поэтому в правильные времена «анчоусов» не брали работать в органы, даже в стукачи вербовать не пробовали.
Среднестатистический «анчоус» готов удавиться за копейку, он жаден, недоверчив и скуп. Единственным оправданием актов добровольной отдачи накопленного может быть состояние временного помешательства, которое охватывает «анчоусов», когда они собираются в стаи или социальные группы. Тогда поведение их преображается и собственный эгоизм уходит на задний план, вытесняясь непреодолимой подсознательной тягой к прощению, снятию ответственности за собственные поступки, ее переложению на плечи некоего «вожака» или «хозяина» и в результате к полному подчинению этому «вожаку». При этом любые выходки «хозяина-вожака» всячески оправдываются и поддерживаются «анчоусами». Они поголовно благополучно заблуждаются, что, оправдывая и поддерживая «вожака», оправдывают и поддерживают себя.
Принимая это за норму, логика «анчоуса» не испытывает серьезных противоречий, ибо качественно оценивает субъекта не по набору личных свойств, а по свойствам объекта, в который он (субъект) помещен, то есть непосредственно по положению вещей, среди которых он (субъект) находится.
Вот пример, для начала самый простой и знакомый: удельный вес «анчоуса», прогуливающегося пешком, оценивается на порядок ниже веса «анчоуса», проезжающего в автомобиле, ну а высший удельный вес имеет «анчоус», помещенный в такой автомобиль, который несет на руках группа других «анчоусов».
Нет противоречий и в том, что находящийся в правительственном доме «анчоус» автоматически считается членом правительства, а находящийся в здании банка — банкиром. Просто если раньше данные примеры описывали положение вещей в какой-нибудь постоянно развивающейся Африке, то теперь они подходят для федеративной России.
Между «анчоусами» ведется именуемая конкуренцией скрытая классовая борьба. Все, что «анчоусы» смогли позаимствовать из «Божественной комедии», — так это некоторые элементы страшного суда, который время от времени они учиняют друг над другом. Поэтому надо быть благодарным импортной броне автомобиля, ибо она защищает обе стороны. Равно как «анчоусу»-простецу не следует знать, что происходит за тонированными стеклами, так и успешному «анчоусу» не стоит совать нос в рабочие трущобы.
Между ними распласталась огромная пропасть, распределив и поделив количество качеств, составляющих жизнь поровну: с одной стороны — абсолютная власть, с другой — абсолютная нищета. С одной стороны — блеск, с другой — грязь. У одних — ум, у других — безумие. Потому им не стоит общаться, все равно из этого ничего не получится. Пусть, как в зоопарке, между ними будет проведена заградительная черта.
Это пат, вечный пат, вечный, как тот жид, и между ними нет и не может быть ничего общего, они — антагонисты и никогда не смогут договориться друг с другом.
Вместе с тем эта нежизнеспособная на первый взгляд, нездоровая общественная система устойчива, крепка и стабильна, ибо переполнена силами. Силами, которые не позволяют нам оторваться и друг от друга, и от социума, и от государства. Эти силы составляют тот клей, который скрепляет нас. Тот клей, который выделяют все «анчоусы»: крупные и мелкие, богатые и бедные, шикарные и грязные. Его ингредиентов — ненависти, зависти и страха — с избытком хватает на всех. И немного частного предпринимательства для сервировки стола.
Вот, собственно, и вся вертикаль.
И ничего изменить нельзя.
Впрочем, я, наверное, излишне увлекся искусством перемешивания и сгущения красок. Такого, чтобы ничего изменить было нельзя, — не бывает. Всегда можно изменить кое-что. И в истории тоже, не такая она уж и точная наука. В истории иногда возникают моменты, сходные, например, с биржевой паникой, когда возможны смещения и перераспределения слоев по оси вертикали.
Это обычно случается, когда «анчоусы», находящиеся в эскорте, теряют бдительность. Тогда же и сразу же возникает революционная ситуация: на «анчоусов» в эскорте незамедлительно набрасываются, их вытаскивают наружу и затаптывают другие «анчоусы», из числа находящихся в непосредственной близости к автоколонне. А затем уже включаются третьи «анчоусы», те, что обычно ведут себя тихо и неброско, почти как дауны, на деле — в решающей ситуации — оказываясь самыми шустрыми.
Есть среди нас такая порода, ее представители до этой минуты как бы пребывают в анабиозе и спят, и потом всю оставшуюся жизнь спят тоже, спят и жуют. Но именно они почему-то более всех прочих изобретательны и подвижны в минуту разлома. Именно они, пользуясь временной неразберихой, занимают освободившиеся места, и тот же эскорт, но уже в обновленном составе, движется дальше, мигая мигалками и хрипя матюгальниками…
Был инцидент — не было инцидента — об этом уже никто не вспоминает.
