Теперь я два месяца буду носить в кармане синие медицинские бахилы — в Москву приехала героиня моего старого материала Катя Тимочкина.
Вообще, с героями не всегда получается впоследствии поддерживать отношения. Учитывая их количество — это вообще невозможно. Но вот Катя — дело особое.
Я писала про нее года два назад. Вот,если интересно. http://www.mk.ru/social/article/2009/07/27/325375-katya-s-detskogo-sklada.html
А если вкратце. Двадцать лет назад у годовалой Кати диагностировали ДЦП, и родители отдали ее в дом ребенка. Мать потом говорила журналистам, что девочка была так и так приемная, так что к ней как к матери претензий быть не может. Родственникам она сказала, что Катя умерла. А девочка прожила в доме ребенка 6 лет, и потом ее посадили в инвалидную коляску и - отправили в интернат для умственно отсталых детей. Катя была обычным ребенком, и так с ней поступили исключительно потому, что рядом не нашлось интерната для колясочников. Отправили в ближайший.
И с тех пор Катя там и жила, в этом интернате, 10 бесконечных лет, — не училась, никуда не выходила, училась понимать язык жестов и гласных. Даже читать ее научили случайно, никто не обязан был с ней заниматься. О том времени она не может вспомнить ничего хорошего. Все катино детство и юность — это ад.
Помню, когда я занималась ее историей, то познакомилась с правозащитником Сергеем Колосковым. И вот тогда я узнала об этой практике — оправлять здоровых детей в специнтернаты. Сергей Александрович ездил с проверками по подобным заведениям, именно так он нашел Катю. И он показывал мне видеоинтервью, сделанные им в других интернатах для умственно отсталых детей. Я помню девушку, совсем обычную, вот как по улицам школьницы ходят, и она говорила на камеру, что не хочет идти во взрослый интернат, а вот хорошо бы в дом престарелых. А вообще у нее мечта — шить. Я слушала ее, мне кажется, забыв дышать, — почему в дом престарелых?! Ей же лет 16! Что это за желание? Теперь я уже понимаю, что дом престарелых — это хорошо. Могло быть хуже. Сироту в нашем мире Минздрав с Минобразом сразу сметают к обочине.
Колосков с адвокатами два года назад добились признания Кати дееспособной, она избежала интерната для психически больных взрослых. Потом ее хотела забрать тетя, которая неожиданно нашлась, но потом передумала. Потом нашелся отец, бросивший Катерину 20 лет назад. Но общаются они с ним мало. Пишу об этом так коротко, потому что тут каждая строчка, на самом деле, — на целую главу.
Сейчас Катя живет в небогатом интернате в С. и учится по интернету то ли в третьем, то ли в четвертом классе. Иногда она просит меня: «Пришли мне, например, ручек». Или учебник определенный. Или что-нибудь популярное про Египет. Или тарелку. Я сначала удивлялась: «Тебе же проще самой купить в С.». На что она всегда отвечала: «Кто же мне за этим в город пойдет?». Иногда никто. В интернате работают два с половиной сотрудника на этаж Теперь я слишком много знаю про быт взрослого человека с ДЦП в государственном учреждении, чтобы ничему не удивляться.
Но там дело даже не в том, что Катя живет сама бедно или интернат живет бедно. Не в деньгах дело. Рядом с ней есть волонтеры, есть друзья. Они могут обеспечить ее вещами, предметами, насущным. А ей нужно будущее, перспектива.
Как любой 20-летний человек она хочет развиваться, общаться, учиться, путешествовать. Она хочет изучать японский язык, много читать, дружить с разными людьми, гулять. Но это ей не положено. Если бы друзья не обеспечили ее модемом и связью, никто бы об этом не беспокоился. Она учится в школе не благодаря системе, а как-то вопреки. Если она не будет трепыхаться и бросит учебу, никто даже внимания не обратит. Ну, кроме друзей, понятно. А так - лежишь и лежи, телевизор смотри, вышивки для областных выставок делай.
А друзья не могут обеспечить всего. С мая по август я пыталась устроить ее в санаторий. Искала то путевку, то волонтера, который сможет поехать с ней на месяц. Выяснилось, что санаториев, заточенных под взрослого на коляске, в России штуки 3-4. Большинство довольствуются пандусом на первый этаж, а там же нужны подъемники — такие небольшие лебедки, чтобы сажать человека в коляску и наоборот. И вот вроде и санаторий нашли, так волонтера нет. Сотрудники интерната ехать не могут — некому.
Вот не было такого, чтобы Кате позвонили из соцзащиты и сказали: «Так, матушка, тебе полагается ежегодная путевка, поехали». Ни разу.
А с кого теперь спросить, что она не начала учиться своевременно? Катя начала осваивать счет и письмо лет в 18. Иногда она звонит и просит помощи: «Я такая тупая. Как проверить безударные окончания в существительных 3-го склонения дательного падежа?». И я зависаю, и говорю, что тоже тупая, и лезу в интернет, и через ээ и мнэээ пытаюсь как-то сформулировать правило, забытое лет 20 назад. Я просто не помню, что такое третье склонение. Мне кажется, ее это немного утешает, ну — что не она одна в этом плывет. То же с математикой — Катерине не дается таблица умножения, хотя бы потому, что ее надо учить, а времени нет — все занято уроками, она сидит в скайпе с утра до ночи. И как же я ненавижу в такие моменты Министерство образования, которое не дало ей возможность учиться в свое время! Да она бы сейчас институт уже заканчивала бы!
Сейчас Катя проходит двухмесячный курс в московском реабилитационном центре. Как же хорошо, что он есть! Тут специалисты, подъемники. Но... пока я иду к корпусу, то в который раз думаю, что вот если бы у меня были денежки, я бы пригласила сюда ландшафтного дизайнера , и было бы чудесно разбить здесь удобные дорожки, посадить много-много роз, сделать фонтан и альпийскую горку. А потом я достаю из кармана свои синие бахилы и иду по пандусу на третий этаж и думаю, что — ну да, был ремонт — но почему здесь все такое серенькое, зелененькое, бежевенькое! Будь тут дети, им бы давно тут все разрисовали. Со взрослыми всегда по-другому. Если детям-инвалидам достается хотя бы 35% должного внимания, то взрослым — 10%.
У Кати украли детство, юность, и я не могу себе представить ее завтрашний день. Я хочу, чтобы она жила в Москве, с людьми, что бы у нее были деньги, а не подачки, чтобы были возможности, а не случайности. Ну, то есть — «захотела-поехала», а не — «смогли - отвезли»... В отдельные минуты я понимаю, насколько у нее ничего нет — буквально ложка-вилка и ноут-бук. Скоро она вернется в свою Таракань, и будет опять биться с Паустовским и равными отрезками. И это может продолжаться еще годы. А потом? Что ей можно будет предложить в 25 лет? Все ту же койку в интернате?
Боюсь, Катя это понимает даже лучше меня...
ЗЫ. Если кто-то сможет а) помочь Кате с японским с нуля по скайпу и б) сопроводить ее в санаторий будущей весной-летом (все будет оплачено) — помашите рукой.
