Бабка Нина умерла. Одинокая лохматая старуха с вредным характером и очень внимательными глазами. В ее одиночестве и был ее смысл. Восемнадцатилетней девчонкой, попав в блокаду, она выжила. После, в другой жизни, она не могла жить с кем-то и не могла жить одна.
Детей не родила. Единственным ее другом был двенадцатикилограммовый сибирский кот Васька.
Привыкший есть отбивные в советские времена, он всегда встречал нас, внуков, с наглой ухмылкой, но с места не поднимался.
Васенька, — говорила Нина — Иди, покушай.
Ниной она родилась в голодном 1922 году и Ниной умерла в сытом 2012. Их было две сестры, Люся была ее полная противоположность, но рассказ сегодня не о ней.
Про блокаду Нина рассказывала мне мало. Помню детские воспоминания, когда она говорила, что варили кожаные ремни и отнимали друг у друга хлеб. Мне, ребенку, почему-то представлялось мрачное бомбоубежище, где сидит много людей, и среди них бабка Нина. Все жуют ремни и отнимают друг у друга хлеб. Не знаю почему, но представлялось именно так.
Еще Нина рассказывала, что, слава богу, ее папа был столяром и на момент окружения Ленинграда дома осталось много столярного клея. Его ели долго, практически до эвакуации через Ладогу. Поэтому выжили.
Про дорогу жизни тоже что-то рассказывала, но я уже и не помню сейчас.
После войны пошла работать в Ленэнерго. Стала героем труда.
До пенсии ходила проверяла счетчики . Она была трусихой, но по квартирам ходила. Как-то на нее напал упитый мужик и сломал руку. Она неправильно срослась и с тех пор была чуть угловатой. Пальцы — кривые от артрита.
На последнем моем дне рождения Нина махнула грамм пятьсот коньячка, раскраснелась и была очень довольна собой.
А умерла она очень быстро. Ей поставили рак и еще что-то неоперабельное. Она этого даже не чувствовала. Врачу зачем-то соврала, что ей 100 лет, а не 90 и подмигнула моему младшему брату в ответ на изумленный взгляд.
А потом ее сто лет одиночества закончились.
Бабушка, ты прости нас.