В кино он был прирожденным подонком. Его лицо с противным прищуром я запомнил после "Настоящей любви" 93-го года с Кристианом Слейтером в главной роли, и имя даже узнал, но запомнить не смог — Гандольфини. Когда в 2007-м, стоя в аквапарке на Багамах в очереди на самую отвязную горку, я увидел этот прищур позади себя, то не поверил и ткнул своего друга Антона, показав ему глазами на обладателя характерного выражения.
— Это же живой Тони Сопрано, — только и смог произнести мой изумленный друг.
Он скромно стоял, по-моему, со своим маленьким сыном, держа в руках здоровый круг, мальчуган прыгал и теребил папу. Его заметила и вся остальная очередь, начала улыбаться и пропускать их вперед. Он, лысоватый, огромный, в черной футболке и шортах до колен, протискивался вперед, бережно придерживая мальчишку за плечи.
Он аккуратно шагал вверх и улыбался, а очередь пропускала его и улыбалась в ответ.
Вечером на ужине мы заметили его за соседним столиком, они сидели с женой и держали друг друга за руки. Им было очень хорошо и никого не существовало вокруг, как— будто. Даже океан старался не шуметь в эту новогоднюю ночь.
Их никто не трогал, не просил автограф, и, казалось, не замечал.
Мне почему-то подумалось тогда, что он хороший человек и внешность его спорит с содержанием. Может я ошибался, может — нет, теперь этого не узнать.
Но сейчас, через 40 дней после того, как он стал воспоминанием на кинопленке, я знаю совершенно точно, что буду искать этот противный прищур чуть улыбающихся глаз в фильмах, не буду находить и мне его будет не хватать.
И совершенно точно я теперь посмотрю "Клан Сопрано".
