С сапогами Ольге не повезло. Уже через три дня у них ободрался каблук, а спустя неделю, в ноябре, сломалась молния. Пришлось срочно менять ее, но вскоре снова случилась авария. К началу зимы крошечный алый цветочек на лакированном голенище «поплыл» и скуксился.
Сапоги пережили еще три ремонта и одну покраску, к новой осени они стали похожи на обувь пенсионерки-учительницы из квартиры напротив. Сослуживцы глумились: «Сними ты это китайское г…!». И за спиной делали ставки: сколько еще проживут сапоги до прямого попадания на помойку.
Ольга была непреклонна. И не расставалась с побитой и вылинявшей обувью до мая. А когда перед летним отпуском явилась в сапогах на «отвальную» вечеринку, коллеги не выдержали. «По-моему, тебе к психиатру надо», — ласково сказал шеф, беря ее под локоть. И она, к своему удивлению, впервые послала диктатора-начальника на три буквы.
Летом сапоги поехали с ней в Рим, где бродили по булыжным мостовым и любовались на Колизей. Потом отдыхали на старой даче под Петергофом и гоняли в толпе студентов в Москве, на Воробьевых горах. Они прошли не одну сотню километров до той поры, пока усатый дядька в будке «Ремонт обуви» вынес неутешительный приговор: безнадежны.
Действительно, ремонту сапоги больше не подлежали. На одном протерлась до дыр подошва, другой жалобно «просил каши» и зиял ранами от отлетевших заклепок. У Ольги сжалось сердце, когда поняла, что со своим единственным сокровищем придется расстаться.
Вечером она «привела» сапоги домой, помыла, намазала кремом, снова надела на ноги и стала заниматься своими делами. Долго пялилась в телевизор, делая вид, что ее интересует балет. Потом автоматически писала чужую диссертацию. И даже ухитрилась сготовить в сапогах ужин, на что ее пожилой и привыкший к разным «заскокам» дочери отец лишь покрутил пальцем у виска. Раздеваться перед сном Ольга не стала — жалко было снимать любимцев. Пришлось прикорнуть на диване в гостиной, поджав под себя потеющие в лаковой коже ноги.
Утром она завернула ее в пакет и понесла на помойку напротив дома — выбрасывать. Но, увидев случайно в окно, как добычу примеряет местная бомжиха, девушка пулей выбежала из подъезда. И отобрала сапоги у грязной бабы с криками: «Я милицию позову!». Потом нашла на антресолях большую коробку, поместила сапоги туда, завернула зачем-то в красивую бархатную тряпочку и отправилась на районный пустырь, где дети хоронят своих котов и собак.
…. Засыпав сапоги землей, Ольга впервые за последние восемь лет заплакала. Она не рыдала так, даже когда хоронили ее мать, и поддатой батюшка на поминках начал хватать ее за колени. Вдруг отчетливо вспомнился яркий морозный день, парк на Крестовском острове и единственное свидание с Виктором. В новых сапогах было страшно стоять на обледеневшей дорожке. Она пыталась идти маленькими шажками, чтоб не упасть, но все-таки оступилась и полетела на промерзшую, в легком снегу листву.
Виктор всю дорогу смеялся, травил какие-то байки, по очереди чмокал ее в разрумянившиеся щеки, и, конечно, шлепнулся на землю вместе с Ольгой, когда она не удержала равновесия. Потом они пили чай с полосатыми пирожными в маленьком стеклянном кафе. И разговаривали о том, какая счастливая штука жизнь и как она порой выдает самые неожиданные сюрпризы.
… Через три дня, когда на сапоге полетел каблук, Виктор улетел в Америку. Навсегда. Через два года Ольга купила новую, дорогую обувь. Замшевые ботинки на толстой подошве какой-то непотопляемой английской марки.
