Рассказ
«Спешите делать добрые дела!» – говорила Варвара Парамоновна, налегая на слово «спешите». И добавляла: «В нашем возрасте пора о душе подумать».
Для очередного доброго дела, посещения тяжелобольной Жанны Арнольдовны, Варвара собрала команду из пяти человек.
Миссия была муторной. Трудность состояла не в самой Жанне, женщине со всех сторон положительной, умиравшей теперь от рака кишечника, а в её муже, Эдуарде Тихоновиче, которого иначе, как «проходимец», Варвара за глаза не величала. Это был доморощенный кипрянский олигарх, страшно состоятельный человек, владелец активов в местных электрических сетях, на транспорте, в недвижимости и ещё незнамо где; мужчина видный, внешности номенклатурной, и при этом, разумеется, изрядный «кобель», похождения которого по поручению многострадальной Жанны неоднократно отслеживались Варварой прямо из окна. (Бывало, что он подкатывал на дорогом авто к соседнему подъезду, чтобы подхватить на свидание свою «душечку».)
Несмотря на любвеобильность, вид Эдуард Тихонович имел строгий и респектабельный, и мог, например, не моргнув глазом, в качестве почетного гражданина Кипрян воодушевлять молодоженов в День семьи и верности. Если бы для кино искали артиста на роль «порядочного человека», проходимец бы точно сгодился – со взыскательной требовательностью взирал он на окружающий мир, погрязший во грехе.
Теперь Эдуард Тихонович осваивал амплуа «идеального мужа», лично таская несчастную Жанну по больницам. Возил даже в заграничные клиники – всё тщетно. Бедняжка угасала. Не помогли ни дорогие лекарства, ни медицинские светила, ни щедрые пожертвования на храмы, ничего. Она уже не вставала с постели, дни её были сочтены.
И тут Тихонович внезапно позвонил Зинаиде Афанасьевне: мол, через два дня у супруги именины, и хорошо, если бы бывшие коллеги-учителя и просто подруги пришли и поздравили болящую. Жанну Арнольдовну это бы сильно подбодрило.
Зинаида всю жизнь работала на идеологических должностях (в райкоме комсомола, завучем по воспитательной работе в школе, в правящей партии организатором митингов и пр.), и с юности привыкла раздавать руководящие указания. Она тотчас позвонила Варваре и сгрузила заботу на неё. Хотя по мужу-чиновнику Зинаида являлась социально близкой Эдуарду Тихоновичу, проходимец у неё тоже был не в чести, и в усадьбу его, огороженной кованым забором, она прежде ни разу не приглашалась.
Конечно, никому неохота входить в чужое горе и проникаться им (при том, что и своего немало!), да ещё тащиться для этого в олигархический особняк, где будешь чувствовать себя нищебродом, играющим «кушать подано!» в чужой драме. Однако ж, во-первых, Жанна ни в чём не была виновата, и, между прочим, никогда не кичилась богатством; а, во-вторых, теория добрых дел требовала честного и деятельного исполнения долга. Варвара не только кинула клич среди коллег-пенсионерок (впрочем, достаточно бодрых), но и принудила к благотворительной миссии пытавшуюся увильнуть от тяжелых эмоций Зинаиду Афанасьевну.
И вот скрепя сердце они двинулись в заповедные хоромы местной знати.
*
Поначалу всё шло богоугодно и благостно. Жанна лежала на низкой кровати в небольшой светлой спаленке; больная была чистая, ухоженная и спокойная. (Варвара решила, что дело в хороших лекарствах – за такие деньжищи, как у проходимца, всё можно добыть.) Конечно, Жанна страшно исхудала, руки – былки, с пальцев скатывались кольца, волосы поседели, лицо желтое, но тут уж ничего не поделаешь – болезнь есть болезнь.
Жанна подругам и впрямь обрадовалась, и все даже прослезились от волнительного момента. «Девчонки, как мне больницы надоели, хоть на здоровых людей посмотреть». «Ой, нашла здоровых!» И они стали утешать её, наперебой перечисляя свои болячки: артроз, диабет, стенокардия, трофическая язва, радикулит… В общем, как бы переместили Жанну в мир живых, временно стащив её с порога смерти.
Когда первая неловкость прошла, когда пообвыкли в новых интерьерах, когда были произнесены приличествующие случаю поздравления с именинами, и был преподнесен сувенирчик – набор льняных салфеток с надеждой, что «мы ещё с тобой и чайку вместе выпьем», тут и Тихонович (всё время рядом вился, контролировал!) расцвел.
– Ой, да зачем откладывать? Кухня рядом, чай быстро приготовим! И Жанночка выпьет, правда? Есть и покрепче напитки, кто хочет.
Все, разумеется, тактично отказались от «покрепче», а хозяйственная Елена Семёновна вызвалась приготовить чай. Гости освоились, расслабились, и разговор пошёл самый непринуждённый. Давно не виделись, новостей накопилось куча. Говорили разом, перебивая друг друга. И тут простоватая Светлана Борисовна (по общему мнению, дама «без царя в голове») выдала следующее:
– Ой, Жанна, а ты знаешь, гад этот, Павел Аркадьевич (кипрянский чиновник из администрации), уже женился, хотя Верочка его умерла всего два месяца назад. Я встретила его с молодухой в Сбербанке, обомлела…
Варваре сразу, едва Светлана открыла рот, тема показалась опасной, и она стала наступать легкомысленной ораторше на ногу, но та не только лапу свою в вязаном шерстяном носке отодвинула, но и сама подалась в сторону, считая, что толчки, пинки и щипки идут от того, что людям тесно сидеть. Светлана явно нацелилась развить эту выгодную, с её точки зрения, новость во всех красках, но тут Эдуард Тихонович весьма грубо вытащил её из-за стола под предлогом «помочь принести чай».
Прямо за дверью спаленки разразилась нешуточная буря. Непарламентские выражения долетали до чуткого уха Варвары. Ругательства перемежались робким лепетом Светланы Борисовны, мол, что она такого сказала, но оправдания ещё более распаляли праведный гнев высокотактичного супруга. «В моём доме… я не позволю… чтоб ноги тут не было…»
Дверь то и дело дёргалась – это Елена Семёновна с чашками на подносе пыталась пробиться к имениннице. Вскоре и её писклявый голосок – «динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенит» – вплёлся в разрастающуюся склоку. Елена – женщина высокого воспитания, из интеллигентной семьи, педагог в четвёртом поколении, и ей не понравились грубые выражения, в коих Эдуард Тихонович изъяснялся со Светланой Борисовной. Градус скандального разбирательства возвысился до крика.
На лице Жанны обозначилось страдание, слёзы заблестели в её тусклых глазах.
И тогда Зинаида Афанасьевна оживлённо взвизгнула:
– Ой, девочки, чё-то скучно сидим! Именины всё-таки! А почему не поём?!
И Зинаида сходу затянула:
– Я люблю тебя, Россия, Дорогая моя Русь, Нерастраченная сила, Неразгаданная грусть.
Надо сказать, что Зинаида всю жизнь была солисткой, голос у неё красивый, тембр грудной, слух абсолютный, но, когда в этот драматический момент она влезла с песней про родину, Варваре этот ход показался до такой степени фальшивым и неуместным, что она не смогла себя сдержать.
– Зинаида Афанасьевна! Ну мы ж не депутата с именинами поздравлять пришли? Давайте споём что-то душевное, подходящее к случаю…
Зинаида замолчала и поджала губки – обиделась. И тогда Варвара, пихнув ещё одну гостью, скромницу Раису Лапушкину, затянула детским голоском:
– Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам, а вода – по асфальту рекой…
Раиска дисциплинированно подтянула:
– К сожаленью, день рожденья только раз в году. Аа-аа-аа…
Зинаида хранила гордое молчанье.
На моменте этих натужных спевок в спаленку, наконец, прорвались заплаканная Светлана Борисовна, возмущенная Елена Семёновна с подносом, а вслед за ними, с красными пятнами на щеках, зыркая бегающими глазками, аки коршун влетел высоконравственный супруг-затейник.
Ну, посидели ещё минут пять для приличия, отхлебнули по глотку остывшего чая, и стали прощаться с Жанночкой: «Не будем тебя утомлять, береги силы!» «Выздоравливай!» «Каждый прожитый день – счастье!» и т.п.
*
Кое-как вывалились за ограду особняка, и прямо на улице стали жутко ругаться!
– Че ты с песней о родине вылезла?! Зачем это больному человеку?!..
– То, что эта песня – хорошая, она ко всем случаям подходит! Она на автомате у меня! Я остолбенела, когда брань площадную услышала! Больше вообще ничего не смогла вспомнить! А с тобой, Варвара, я прекращаю отношения! Ты меня перебила оскорбительно, унизила в чужом доме!
– Света, ну ты дура что ли, не понимаешь, что можно говорить, а что нельзя? И где говорить? Кому ты эту новость рассказываешь?! Умирающей женщине, у которой здоровый муж! Он бегает, как конь в пальто по всей области!
– Когда идёшь в чужой дом, разговор надо заранее планировать, сценарий составлять, а не так, с бухты барахты…
Ругались-ругались, и тут Елена Семёновна, как человек взвешенный, с крепкой нервной системой, вдруг говорит:
– Девчонки, стоп! Возвращаемся к истокам. Положим, Светлана сказала глупость. Так?
– Так!
– Реконструируем. Она поведала про Павла Аркадьевича, про то, как он женился через два месяца после смерти жены. Так?
– Так!
– Вопрос: а почему Эдуард Тихонович на эту информацию нервно отреагировал? Если ты верный муж, заботливый и внимательный, чего ты на свою семью чужой негатив примериваешь?!
– Да на нём клейма ставить негде!
– Из его любовниц в Кипрянах можно роту составить!
– Бедная Жанна!
– Лучше жизнь в шалаше, чем смерть в золотой клетке!
– Фарисей и лицемер!
– Вот! – подвела итог Елена Семёновна. – И мы из-за этого проходимца, как именует его Варвара Парамоновна, ругаемся?! Умные женщины, цвет интеллигенции Кипрян, поддаёмся на провокацию, выполняем его разрушительную программу, суть которой – разделяй и властвуй?! Посмотрите на великую манипуляцию, которую он, благодаря нам, провернул: в глазах Жанны гости остались никчемными, бестактными дурочками, а он – её единственный защитник, ограждающий супругу от нежелательных эмоций! Вы поняли?
– Ну мурло! – восхитилась Зинаида. – Высший пилотаж!
– Хвост собачий, хам! – всхлипнула Светлана Борисовна. – Павел Аркадьевич гад, конечно, но он святого праведника из себя не корчит! Честно женился на молодухе, не то, что некоторые!
– А Жанне каково жить с этим монстром? Он же пол-Кипрян обворовал! – довершила обличение Раиса.
– Девочки! Я публично прошу прощения у Зинаиды Афанасьевны! – Варвара прижала руку к груди. – Виновата!
– Ладно, мир. – Зинаида оттаяла. – Я думаю так: Жанну мы всё равно не бросим, будем к ней ходить, звонить ей, а проходимцу предлагаю послать мысленно «фи», выразив этим общее презрение. А сейчас надо отметить именины Жанны по-человечески, поднять бокалы за её здоровье. Идёмте в «Сказку», там посидим без напряга!
На том и порешили.
*
Через две недели Жанна умерла. Хоронить её повезли в родную деревню Корнеево, откуда, кстати говоря, и муж родом (они с Жанной учились в одной школе, разница между ними в год). Эдуард Тихонович похороны организовал по высшему разряду – автобус на сорок мест, да машин легковых ещё штук двадцать было.
Когда траурный кортеж подъехал к кладбищу, местные ахнули от такой пышности. Варвара Парамоновна уловила краем уха их разговоры:
– Мы такого богатого народа отродясь не видали!
– Ничё! Все помрут! От неё не откупишьси…
– Шуб скольки норковых! Целый выводок!
– А венков-то, венков! Прям принцессу хоронят!..
Венки были сложены в багажном отделении автобуса. Непонятно почему, но доставал их оттуда и раздавал Эдуард Тихонович. И тут Варвара Парамоновна невольно стала свидетельницей характерной сцены. Подходит за венком новая учительница из школы, посланная представительствовать от коллектива на церемонии, и проходимец, узрев сие невинное создание, тотчас распустил перья:
– Ой, давайте я вам полегче что-нибудь подберу! Как вы, такая хрупкая, на морозе будете тяжести носить?!
У Варвары от изумления челюсть отвисла. «Ты ж только что безутешно рыдал, когда гроб выносили! В голос выл! С причитаниями: закатилось солнце красное, белый свет немил, горе сердце затопило! Оказывается, не всё так плохо!..»
Варвара подошла следом за девицей, но проходимец на неё вообще не отреагировал. Даже головы не поднял и не глянул – кто это. Сунул ей первый попавшийся венок – самый мохнатый, кстати. А сам всё зыркал вслед красотке, семенящей на высоких каблуках.
Потом был траурный митинг, очень прочувствованно выступила Зинаида Афанасьевна. Она к массовым акциям всегда готовится и умеет сказать не только то, что ждут от неё, но и большее. Все прослезились, а Эдуард Тихонович опять стал рыдать. Зинаида говорила, что Жанна Арнольдовна жизнь отдала детям, и не случайно её упокоение состоится на родине, что любовь к России давала ей силы, и что память о ней, о её благородстве и жизненном подвиге навсегда останется в наших сердцах.
Поминки были тут же, в деревне. Варвара Парамоновна не осталась – села в машину к Елене Семёновне, и они поехали домой.
Дорогой вспоминали Жанночку, конечно. Отмучилась, страдалица! Ну, что делать. Никто своего последнего часа не знает.
Говорили и о проходимце, о его неумирающем интересе к молодым особам.
– А дочери, Вероники, на похоронах не было, – удивилась приметливая Варвара.
– Говорили, что в Дубайях отдыхает, – отвечала Елена Семёновна. – Вроде бы рейса не нашлось подходящего, чтобы успеть на похороны.
Домой Варвара приехала никакая, упала на тахту без сил. К вечеру только оттаяла от тяжелых переживаний. Включила новенькую китайскую плазму, перещелкала каналы. «Звёзды» шоу-бизнеса кривлялись на экране... С натянутой кожей, с искаженными чертами лица, они походили на внедрившихся в мир людей ведьмаков.
«Какой плоский мир!» – ужаснулась Варвара и с сожалением выключила телевизор.
2017
