…Мы встречались с ним на вокзале в Воронеже. Выезжая из Калача, я звонила:
- Иван Иванович, здравствуйте!
- Лида! Когда у тебя поезд?
- Давайте так: буду подъезжать к городу, позвоню. А то вдруг автобус сломается или в пробку засядём…
Признаться, я стеснялась его тревожить: заслуженный писатель, в отцы мне годится, а я звоню, отрываю от дел, ну, это ладно, ничего; так он ещё и на вокзал ко мне приходит (по статусу положено наоборот). Но, с другой стороны, узнав из переписки, что я была в Воронеже и не подала весточки, Евсеенко обижался: мол, «забыла старика» (т.е. «пренебрегаю», зазналась, задрала нос и пр.).
Но вот мы созваниваемся, счастливо встречаемся, Иван Иванович дарит мне новую книгу (как правило, туда входят вещи уже опубликованные в журнале «МОЛОКО», потому они мною читаны), мы сидим в зале ожидания, и у нас есть час или полтора для весьма содержательной беседы – тут и литновости воронежские и московские, и политика, и «славянский вопрос», и – с определенного времени – тема разработки никеля на Черноземье, и судьба русской деревни, и его быт (ему приходилось брать квартирантов – «Лида, кого я только не перевидал!»), и нынешнее писательское сиротство на Руси. Говорим и о Славе Дёгтеве (я написала свой очерк о нем, не представляя многих коллизий воронежской жизни, а вот Иван Иванович знал Дёгтева хорошо, и говорил, что многое из характера угадано мною точно), о Сергее Залыгине (Евсеенко учился у него, а меня Залыгин успел напечатать в «Новом мире»), о Викторе Лихоносове, любимом мною прозаике, которого Иван Иванович сопровождал в поездке по области... Вот такой тесный литературный мир русской традиции, где все связаны – общностью миропонимания и тревог - о будущем России, языка, словесности.
Я не уставала удивляться:
- Иван Иванович, Вы там много пишите! У меня не получается…
- Потому что у меня литература – на первом месте. Работаю с утра. Выполню свою «норму» и – дальше живу. И так – каждый день. Пишите, пока молодая, не ждите вдохновения.
Он и в письмах меня наставлял – «больше работайте», и по телефону, и при встречах. Никаких скидок «на слабый пол» - взялся за гуж, не говори, что не дюж. В статьях укорял: «В противовес всем изыскам модернизма и постмодернизма именно на переломе ХХ и ХХI веков громко и талантливо заявила о себе группа молодых писателей, обозначивших себя «новыми реалистами»: Олег Павлов, Михаил Тарковский, Алексей Варламов, Лидия Сычёва, Виктор Никитин, Василий Киляков и многие другие… Ожидалось, что «новые реалисты» после этого первого вполне заслуженного успеха (наиболее громкий выпал на долю их лидера Олега Павлова), напишут произведения, которые встанут в один ряд с произведениями их предшественников, писателей фронтового и послефронтового поколений. Пока этого, к сожалению, не случилось или случилось, но не в той мере, в которой ожидалось…»
И, в общем, он прав в своих укорах: ни один из нас, мне кажется, высоты Евсеенко в творчестве пока не достиг. Да, есть хорошие рассказы, повести, статьи и очерки… Но есть и различия. Представим себе, что на месте когда-то шумной дубравы разбит парк: есть декоративные кусты, правильно подстриженные деревья, скамейки, клумбы, тропинки, выложенные «собянинской» плиткой, всё вполне «культурно», на уровне. И где-то в углу, на отшибе, уцелело несколько крепких, кряжистых дубов; осенью они сорят бронзовым, будто чеканным листом, зимой держат на ветвях охапки снега… Так и творчество отборных советских (по рождению и становлению) писателей отличается от нынешней «полудизайнерской» или «коллажной» литературы; не хватает новым литераторам силы земли, стихийности, мощи, которая даёт именно «дубрава» - согласный «зеленый шум» в саду русской словесности…
Евсеенко часто критиковали за многословность и подробность изложения, но теперь, когда он ушел, я думаю: как хорошо, что Иван Иванович был так педантично-дотошен в своих описаниях!.. Теперь-то у него ничего не переспросишь, не уточнишь, а он сам позаботился о нас, оставив богатое литературное наследство – потрудившись «за себя и за того парня».
Одна из моих самых любимых вещей у Евсеенко – «Родительский дом». Это, в сущности, мемуары, горький рассказ о послевоенном времени. Про мать, овдовевшую в 22 года, про бабку Марью и другую деревенскую родню, про председателя и трудности строительства дома – без мужика… Это простое (по форме) повествование наполнено такой потаённой болью, что невозможно сдержать слёз, не заплакать сердцем, читая его. Конечно, такая литература, связывающая поколения, либеральным заправилам в искусстве не нужна - потому что она показывает ничтожность их хозяев - с украденными у народа заводами-пароходами, с гигантскими «зарплатами» и телемогуществом. Не верил Евсеенко в глобализм, укреплял «родительский дом» – Россию – и в прозе, и в публицистике, и в жизни.
А родом он был с Черниговщины, и очень переживал раскол славянского мира, о чём говорил в большой своей работе «Навеки вместе – на века раздельно». Статья написана аж в 2004-м году, но всё, что мы видим сегодня Украине – в ней уже есть. И хочется спросить: дорогая (во всех смыслах, и в финансовом тоже) Администрация Президента РФ! И дорогой МИД! И дорогое Россотрудничество! Дорогие наши чиновничьи ведомства, включая ФСБ! Вы эту статью видели?!.. Ну хоть сейчас почитайте и сделайте выводы: вот до чего доводит культурное одичание и очарование огромными собачьими будками (которые вы называете виллами); пока вы занимались «частной жизнью», обустроением берегов Ницц и прочих заграниц, рядом с Россией разрасталась русофобская зараза, а ныне мы – русские и украинцы – отплачиваем кровью вашу «халатность»… И неслучайно – ничего случайного в осмысленной жизни вообще не бывает – именно Иван Евсеенко помог в литературном становлении молодому автору с Луганщины Глебу Боброву – тому самому, что за несколько лет до нынешних событий в романе «Эпоха мертворождённых» предсказал гражданскую войну на Донбассе. И снова – писательское пророчество не было услышано.
А Глеб Бобров, скорбя об учителе, цитирует давний рассказ Ивана Евсеенко: «Ты что, думаешь, в будущем не возможны новые концлагеря, новые Освенцимы и Бухенвальды, новые распятия, новые расстрелы и поголовное истребление ни в чем не повинных людей?! Еще как возможны! Человеческие страдания забываются через два поколения. О войне помним мы – ее участники, да вы, родившееся в войну, а последующие поколения все предадут забвению и готовы уже будут воевать заново. Попомнишь мое слово…» Пятнадцать лет прошло с того момента, как был написан рассказ «Каратели», и мы уже наблюдаем воочию исполнение этого пророчества. Что дальше?! Страшно и подумать…
В Воронеже Иван Евсеенко живёт очень давно. Он вёл как главный редактор журнал «Подъем» (именно при нём я впервые напечаталась на родине!); он много сделал для укоренения русской литературной традиции в этих краях, он, в конце концов, на сегодняшний день был самым именитым писателем в городе. Но я ни разу не слышала, чтобы его прозу, например, инсценировали на сцене местных театров. Зато на Платоновский фестиваль усилиями режиссёра Михаила Бычкова при поддержке губернатора Алексея Гордеева свозят всяческий хлам из Евросоюза – например, матерную пьеску про гей-любовь. И всё это «самовыражение» – на народные деньги! Эх, Россия, Россия!.. Эх, интеллигенция воронежская!.. Доколе молчать будем?! Война-то уже на пороге.
Что ж, Иван Иванович Евсеенко прожил достойную жизнь, много написал хорошего и нужного, и, действительно, имел полное право повторить вслед за Некрасовым: «Я лиру посвятил народу своему». Вечная память достойному гражданину, воину русского слова, патриоту и человеку! Да будет так!
14 декабря 2014 года
