Поэт Валентин Сорокин (Фото: Владимир Мусаэльян / ТАСС)
К 80-летию русского национального поэта
Лирическая поэзия Валентина Сорокина похожа на утренний летний луг, наполненный цветением, росой, пением птиц, солнцем и радостной силой молодости:
В этих белых рощах соловьиных
Бродит лось, доверчивостью смел,
Я в стихах, как в золотых былинах,
Всю тебя, глазастая, воспел.
Строки эти написал не юноша, а седой, умудрённый поэт, но в них столько природной силы и свежести, что перед ними меркнет любая брутальная «современность». Летящая, естественная, волшебная образность, вдохновлённая большой любовью: к миру, к женщине, к поэзии.
Откуда же это чудо? Послушаем автора: «Настоящий литератор никогда не теряет свой душевный свет, даже в самые страшные моменты в судьбе, и не только потому не теряет, что этот свет помогает ему избежать крушения, а прежде всего потому, что свет этот – материнский свет в нем, данный ему с рождения: мать одарила его, поэта или прозаика, критика или драматурга, одарила возможностью соединять людей в окружающем нас мире, роднить их светоподобными чувствами: свет сердца, свет разума, свет слова, Боже мой, чем заменить такое действующее чудо?»
Читая эти строки, невозможно не восхититься даром поэта – ритмическим разнообразием, образностью, естественностью и невероятной правдивостью слова!.. Самобытный и яркий талант. И – ни на кого не похожий путь восхождения – на самые высокие вершины творчества.
Публицистика в стихах была востребована «оттепельным» временем, когда Валентин Сорокин входил в литературу. Обладая ярким гражданским темпераментом, он не пошел по этому пути в отличие от «эстрадных поэтов». Но и за словом, если нужно, в карман не лез: «Ты не еврей, Не русский, Не татарин, Ты просто не имеющий родства!» (в ответ на «Мне кажется сейчас – я иудей» Евгения Евтушенко).
Будучи «почвенником» по рождению, он не принадлежал к «тихой лирике», и, кажется, никогда не воспринимал её всерьёз, справедливо полагая, что эпос – выше: «Не миром заняты, а мириком, Задёрнув шторами окно. И ваша комнатная лирика Осточертела нам давно».
Будучи государственником, он никогда не пел оды партийцам. Более того, ещё в 1963 году в поэме «Здравствуй, время!», опубликованной в заводской многотиражке «Челябинский металлург», Валентин Сорокин прозорливо предсказал перерождение госноменклатуры и грядущее падение СССР: «Ужель ни икру, на колбасы, На жвачки пайковые Всласть Меняют цековские асы И нас, и советскую власть? И ставши давно подлецами, Намерены Родину сдать… А мы, полыхая сердцами, Её рождены созидать».
Любя деревню, он не замкнулся на «малой родине», а был, скорее, поэтом города и больших пространств, но никогда не скатывался в филологичность, не страдал сплином и интеллигентской пустотой: «Всё одолеешь, море и пустыню, Леса возьмёшь и горы на пути. Но если вдруг душа твоя остынет, – Её снегов уже не перейти».
Его стихи сразу покоряли энергией слова и подкупали доверчивостью чувства:
Не смогу разлюбить, хоть убей,
Потому что родился не черствым,
Эту синюю сонность степей,
Эти звезды, березы и версты.
Самолет, паровоз ли, такси
Наплывает внезапней крушенья.
И недаром вовек на Руси
Выше господа бога – движенье!
Даже если слышишь эти стихи впервые, они кажутся знакомыми. Поэт выразил в слове то, что чувствует каждый житель России. Но написать смог только он, Валентин Сорокин!
Обладая замечательным, природным чувством исторического времени, он никогда не щеголял «мифологией», не стремился под видом «тайн веков» затемнять смыслы. Поэт с библейским мировоззрением, он написал балладу о Христе «Ты пришел» в 1966 году, а его поэму «Дмитрий Донской» преподавали в советский период в Московской духовной академии как пример подлинно христианской литературы.
Его православие никогда не было показным, елейным и лжесмиренным: «Я готов помолиться, Но не с вами же, группой, – Мало святости в лицах, Больше важности глупой».
Будучи в течение многих лет «литературным генералом», он не «забронзовел» на номенклатурной должности, а пережив унизительный суд Комитета Партийного Контроля, несправедливые нападки Шолохова, изгнание из издательства «Современник», слежку и прессинг со стороны КГБ – не спился, не сломался, как было со многими талантливыми и чуткими людьми.
Развал СССР он встретил на должности руководителя Высших Литературных Курсов, которые тогда подчинялись Союзу писателей. Уютный особняк в центре Москвы, на Тверском бульваре. Мог бы приватизировать элитную недвижимость и жить в своё удовольствие. Вот и Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров ныне – «частная лавочка». Он пошел наперекор коммерческим веяниям, перевел ВЛК из «частной собственности» в государственную, присоединив курсы к Литинституту. (Есть ли у нас другой такой пример в постсоветский период?!) За время его работы на ВЛК – 31 год! – повзрослели и стали на крыло сотни талантов из России и зарубежья.
Он никогда не заботился о позе, о пиаре, о дружбе с начальством или с критиками, о создании «имиджа». Он всегда полагался только на свои стихи.
Он пришел воспеть красоту («Я пришел красоту воспевать, Слушать звёздные оклики света») и свободу, написав поэмы о бунтарях – Стеньке Разине и Емельяне Пугачёве («Красный волгарь», «Бунт»).
Он пришел нести пушкинское царственное слово, опираясь на народность Есенина и чуткость Блока.
Его очерки о поэтах и поэзии лишены назидательности. Как историк литературы в книгах «Крест поэта» и «Благодарение» он создал собственную летопись русской словесности ХХ века, не обращая внимания на филологические моды и веяния, отравленные «партийностью» и конъюнктурой. С юности Валентин Сорокин сосредотачивается на русских национальных поэтах – Сергей Есенин, Павел Васильев, Борис Корнилов, Борис Ручьёв, Василий Фёдоров. Из поэтесс выделяет Людмилу Татьяничеву («наша мама») и Татьяну Глушкову. Высоко ценит героя-земляка Мусу Джалиля, Михаила Львова, Мустая Карима, Расула Гамзатова и многих других поэтов, выражавших голос родных народов.
Стих его временами кажется тяжеловесным, как меч воина, как плуг пахаря. В нём нет ранимости Есенина, хулиганства Маяковского, мистицизма Блока, это свой, прочный и крепкий стих, со своей нежностью, объёмностью и прозорливостью. Он всегда нагружен смыслами, простота его мнима – поэт пишет о самом главном: «И в звёздных сумерках природы Мне утоленья не найти. А ветер грома и свободы Кого-то ищет на пути».
Еще молодым Валентин Сорокин говорил, что «Поэт без поэмы – царь без короны». Его дар получил прекрасное воплощение в эпических произведениях: «Евпатий Коловрат», «Дмитрий Донской», «Ляхи», «Пролетарий», «Бессмертный маршал» и др. Он всегда ощущал себя воином, «правнуком Бояна», всегда знал о своём высоком предназначении («Всё пророчит, что буду Я бесстрашным певцом»).
Поэзия Валентина Сорокина рисует образ автора человеком исключительным, но лишенным гордыни. То, что заложено в его строфах, может почувствовать и понять каждый. Эстетический или интеллектуальный «ценз» не нужен – стихи просты и лишены двусмысленностей. Нужно другое – быть русским по сути (не по крови, не по языку, а по чувству сопричастности и любви к России). Национальная поэзия – для людей национально-осознанных. А ещё нужен нравственный ценз (лжеца стихи Валентина Сорокина будут корежить) и ценз «исторического человека». Только он способен принять груз наследия, архаики, причастности к русской истории и жития в ней.
Поэт – незримая власть, всего лишь слово. Высокое, недосягаемое, врученное самой судьбой. Но власть поэта даётся не каждому стихотворцу! Взамен она требует абсолютного служения слову, любви, красоте, истине. Невозможно быть «поэтом и банкиром», «поэтом и дипломатом», «поэтом и чиновником». Доминанта одна, с этого пути поэт, если он поэт настоящий, никогда не свернет. Его может остановить только смерть! А что касается власти земной, то:
Бог ведёт нас тяжкими путями,
Каждый миг страданьем утверждён.
Ханами, царями и вождями
Ни один поэт не побеждён.
Когда народ ведут к пропасти лжецари, когда вокруг всё опутано ложью, когда смыслом бытия объявляется нажива и удовольствие, когда духовную жизнь захватили чуждые страсти, тогда у народа остаются единственные заступники, соединяющие мир видимый, материальный, и невидимый, мистический, – поэты, «воины отрядов неподвластных». Они – соединяют народ с Богом, они – Его посланники в духовно, чувственно и природно обворованный мир.
Совесть наша звёздная не дремлет,
Сердце наше в бедах не молчит,
Родину великую объемлет,
Громко над погибшими кричит.
Настоящий поэт – огромная редкость. Однажды встретив поэта, ты уже его ни с кем и никогда не перепутаешь. Многие стихотворцы – «меховые львы». Они нужны, наверное. Но без настоящего поэта, живущего в современности, в твоём времени, все эти словесные «игрушки» – мертвы.
Валентин Сорокин – настоящий поэт. В своем творчестве выражает героический дух русского народа. И это качество – прежде всего – он ищет у других поэтов. Героическое начало он отмечает у Пушкина («его слово летит и соединяет откровениями героев, откровениями целых народов»), у Есенина («воюющий поэт – он стоит на рубежах великой русской культуры»), Лермонтова, Блока.
Героика для Валентина Сорокина – не роль, не маска, не «вживление в образ», а естественное состояние. Он рожден таким, и видит мир с высоты бытия – действительности, познаваемой со стороны идеала, правды и смысла, осмысленной как единое целое. Взгляд его озарён: «Я молился на такие очи, И ко мне с иконы ты сошла!»
Героико-трагическое мироощущение – главная содержательная черта его творчества. И – таков его диапазон! – глубокое лирическое чувство, напрочь лишенное сентиментальности, без слащавого советского романтизма («алых парусов», булато-окуджавских кухонных идеалов, «авторской песни» и пр.).
Диссидентская, протестная или андеграундная поэзия, или даже вынужденно эмигрантская никогда в полной мере не выражают народную жизнь. Надо верить в Россию и в своё слово. Самобытность возможна лишь на родной почве (не на чужбине), и не в «подвале» (андеграунд), а на русском просторе.
Главное же нравственное качество поэзии Валентина Сорокина – доброта. («Я должен быть неодолимо-нежным и не прощать обиды никому»). Доброта противостояла жестокости, властвовавшей в официальной литературе. Советская культура, пропаганда и идеология тяготели к гигантомании и холодной беспощадности. «Николай II с семьёй расстрелян». Никаких сожалений. Репрессии сталинские – то же самое. (Ныне и оправдание есть: «Четыре миллиона в лагерях, а не двадцать, как писали клеветники».) Убийство Плеве, Столыпина – тем более, не жалко, так и надо – «царские сатрапы». Гражданская война – как само собой разумеющееся – «борьба классов». Бесчувственность к прошлому породила страшную духовную амнезию, оцепенение, и когда рушился СССР (и все вокруг понимали, что происходит нечто страшное, трагическое), никто не стал его спасать. Доброта, милосердная требовательность, может быть, самые главные качества, которых не хватает нам сегодня.
В заключение нашего краткого очерка скажем: какое же всё-таки счастье, что у нас, русских людей, есть такие поэты! Что они – наши современники! Наш драгоценный, настоящий «золотой запас». Спасибо Валентину Сорокину за его уральский, самоцветный язык, за крепость рифмы и ясность мысли. За то, что он никогда не отворачивался от бед и тревог времени, чем дал пример многим нестойким и колеблющимся душам. Спасибо за любовь к России, которую так модно теперь бросать – ради сладких заграничных пряников, и унижать – ради одобрения «прогрессивной общественности».
Скачи, мой конь, отважным путь открыт,
А я посланник матери и Бога.
И пусть гудит под бронзою копыт
И эта — не последняя дорога!..
Настоящий поэт всегда скажет сам о себе больше, чем любые, даже самые доброжелательные его толкователи. Пусть же «черемухи яростный цвет» ещё долго-долго волнует и вдохновляет Валентина Сорокина на высокое слово, так необходимое нам всем – русскому народу, России и миру.
Преклонение
Холм зелёный, зелёное поле,
У реки зелены берега.
И черёмухи белой на воле,
Чуть качаясь, искрится пурга.
Сколько вёсен я знаю вот это:
Даль и небо, и солнца зенит,
Птичий гомон, как будто планета
Только здесь и поёт, и звенит.
И опять я себя повторяю,
Сердцем в жизни назвав красоту, –
Путь теряю и радость теряю,
Крыл бесстрашных сдаю высоту.
Обманусь, натоскуюсь, натешусь
Вечной истиной,
и невпопад,
Хлынет гроз неохватная свежесть,
Со скалы забурлит водопад.
Настежь душу и настежь просторы:
Ну, попробуй, шатни или сбей,
За горами горбатятся горы,
За степями начало степей!
И судьбу я встречаю не одой,
А мятежною долей морей.
Горше совестью, твёрже свободой,
Мерой взгляда, что молний острей.
Правит облако, с думой о лете,
В ночь,
где вспыхнет кометовый след.
И в крови моей стоны и ветер,
И черёмухи яростный цвет.
Впервые опубликовано на портале "Свободная пресса"
P.S.
К юбилею Валентина Сорокина вышла книга Лидии Сычевой «Дорога поэта». Информация на сайте издательства КДУ
