Я увидел его 1-го сентября на школьной линейке. Оказалось, что звали его Оскар, и по-русски он не говорил ни слова. С отсутствием знаний языка мы справились быстро. Уже после третьего урока Оскар у входа в школу кричал всем проходящим мимо: "Ты дурак!" Потом, конечно, я научил его многим хорошим русским словам.
Это была чистейшая детская дружба, в последний год уже переросшая в настоящую мужскую. Мы стояли друг за друга горой, дрались вдвоем против шестерых. Отец Оскара - тоже Оскар - работал в кубинском торгпредстве в Москве. Он лично знал Фиделя и, кажется, участвовал в освободительном движении. Командировка его была рассчитана на пять лет. Год шел за годом, самое трудное время для меня выпадало на лето: Оскар улетал домой, на Кубу, на все три месяца школьных каникул. Я тосковал. Когда закончился третий год нашей дружбы, и Оскар собрался в третий раз улетать до сентября, я почувствовал неладное. Стал спрашивать родителей, можно ли ребенка (то есть - меня) отправить на Кубу в гости к другу. Родители только улыбнулись. На дворе стоял 85-й.
В конце августа он мне не позвонил. А 1-го сентября не пришел в школу. Сразу после уроков я бросился к дому, где жил Оскар, но дверь в квартиру мне не открыли. Я звонил на его домашний номер несколько дней и караулил у дверей его подъезда, пока, наконец, поздно вечером во двор не въехала машина его отца. Я бросился к Оскару-старшему. Он плохо говорил по-английски, но я понял, что мой Оскар больше не приедет. Никогда. Произошло что-то, казавшееся мне ужасным, но вот что именно - я понять не мог.
Это уже потом я узнал, что летом родители Оскара развелись, и отец вернулся в Москву один. Я не ел несколько дней. По вечерам слезы накатывались на глаза. Мама успокаивала, что все пройдет, что всякое бывает в жизни. Но я отчаянно не хотел верить в то, что я никогда больше не увижу своего лучшего друга. Мне было 14.
Когда мне исполнилось 27, и я полетел в командировку на Кубу, первым местом, куда я отправился из аэропорта, была фирма, представителем которой работал в Москве Оскар-старший. Я вошел в подъезд, и губастый негр перекрыл мне дорогу.
- Я ищу Оскара Гонсалеса! - сказал я по-английски.
- Что? - переспросил по-испански негр.
- Ос-кар Гон-са-лес!
Негр кивнул, повернулся и скрылся за небольшой дверью. Через минуту ко мне вышел другой человек, который заговорил на английском. Он объяснил, что Гонсалес уже давно не работает, но что ему можно позвонить. И провел меня к телефону. Я набрал указанный номер, после нескольких гудков трубку снял Оскар-старший.
- Это Сергей! - говорил я медленно, чтобы он правильно понял.
- О! Сергей! - он понял меня прекрасно.
Потом я назвал ему адрес квартиры, которую мы арендовали еще из Москвы. "Скажите Оскару!"
- Хорошо, хорошо! - ответил он.
Через полчаса мы располагались в приличной двухкомнатной квартире в центре Гаваны. Я вышел на балкон. И вдруг - увидел его. Мой Оскар шел по улице к нашему дому. Он почти не изменился, только возмужал. Я ринулся вниз.
Это была встреча двух континентов. Ни до, ни после нее я не испытывал таких сильных объятий. Всю следующую неделю мы провели вместе. Утром Оскар приходил к нам в квартиру и следовал за нами до позднего вечера. Русский он почти забыл, а английский так и не выучил, но мы общались на языке жестов и по невидимой связи. Оскар познакомил меня с женой, они поженились полгода назад, и она была беременна.
Тогда, в 80-х, мы писали друг другу письма год или два после расставания, но разобрать его каракули становилось все сложнее, а потом он перестал отвечать вообще.
- Прости, что не отвечал! С русским совсем плохо стало. - сказал он мне.
- Да ладно! - засмеялся я.
Потом он рассказал о том, что собирается перебираться в Доминикану, что в Гаване совсем плохо, но дорога опасна, а жена не очень хочет уезжать. Оскар поехал провожать нас в аэропорт. Долго тряс мою руку, в глазах заблестели слезы. И у меня тоже. Я достал из кармана все деньги, которые остались от командировочных, - кажется, триста долларов - и сунул ему в карман. Он взвился и отскочил меня, как и подобает гордому мужчине с Острова Свободы, но я дернул его обратно за рукав.
- Это не тебе, а твоему ребенку и твоей жене. И пообещай, что будешь писать по-испански! Я найду, где переводить...
Он горячо закивал.
С тех пор я ничего не знаю о моем Оскаре. Письмо от него так и не пришло. Но разве можно обижаться?
На друзей обижаться нельзя...
