Русские деятели культуры плохо приживаются в Европе, так повелось испокон веков. С Америкой дела обстоят лучше: истории Владимира Набокова, Иосифа Бродского, Рудольфа Нуреева, Михаила Барышникова – тому пример. Хотя, строго говоря, «наши» все перечисленные гении юридически наполовину. Глас народа, «Википедия», именует их русско-американскими деятелями, достоянием двух стран, как в русскоязычной, так и в англоязычной версии. Двух, а не одной!
Благополучно вжиться в Америку у русских художников худо-бедно получается.
Стать заслуженными и народными в Европе столько столетий – и ни в какую!
За стартом чемпионата мира и повышением пенсионного возраста затерялась новость о художнике Петре Павленском, томящемся за решеткой во Франции после поджога здания Банка Франции: его оставят под стражей до суда. Причина – диагностированное пограничное расстройство личности с нарциссическими основаниями, наличие бредовых навязчивых идей, а также «желание преступать закон». Образ жизни Павленского также не внушил доверия французскому суду: не работает (тунеядец?), не платит в супермаркетах (вор?), сквоттер (бомж?).
«Риск, что он может скрыться, велик», - логично решил суд. А поскольку Павленский не знает французского языка, его содержат в изоляции от других задержанных.
Никогда не была поклонницей Павленского и его перформансов (или инсталляций?). Но сейчас по-человечески сильно ему сочувствую.
Нет, ни в коем случае не ставлю под сомнение диагнозы французских врачей. Я и без медицинского образования, споря три года назад с рядом коллег, неполиткорректно обзывала Павленского нарциссом.
Но кто сказал, что человек не в себе не может быть художником? Внутренняя эстетическая чуйка говорит мне, что Павленский, при всей моей к нему нелюбви, таки является частью современного искусства. Пусть малой, политизированной, больше предметом культа, чем культуры – но является.
Поэтому мне его жаль. Мне кажется, он совершил детскую ошибку: запутался в понятиях. В России у свободы – одно значение, в Европе – другое.
Свобода русского человека рвется вон из социума, нарушая запреты и освобождаясь от вещей. Наш Председатель земного шара Велимир Хлебников бродил по стране с наволочкой за спиной, Марина Цветаева в нищете воровала хлеб (см. дневниковую прозу), Анна Ахматова мыкалась по чужим домам и т.д., и т.п. Русский художник (или русский человек?), стремясь к свободе, рвется из социума, попутно являя собой сущее бытовое зло для родных и окружающих. Быт и бытие: чувствуете внутренний нерв конфликта уже в самой этой языковой конструкции?
Но даже если не классики, а рок. Что там у нас? Свобода – это «словно птица в небесах». Это когда «ничей, нигде, ни в чем, нигде, низачем, никуда, ни во что, никогда». А еще «ты должен сказать: «Руки прочь, прочь от меня»… Наша свобода – она про «хочу».
В западной культуре свободы как минимум две: liberty и freedom. И обе не про «хочу», а про «могу».
В нашей «Википедии» свобода – это «состояние субъекта, в котором он является определяющей причиной своих действий, то есть они не обусловлены непосредственно иными факторами, а том числе природными, социальными, межличностно-коммуникативными и индивидуально-родовыми». Уж если я чего решил, то выпью обязательно!
Берем немецкую «Википедию»: «Свобода, как правило, понимается как возможность без давления выбирать между двумя возможностями и решать».
Англоязычная «Википедия»: «Свобода – способность действовать или меняться без ограничений. Вещь «свободна», если она может изменить свое состояние и не ограничена в текущем состоянии».
В западном понимании понятие свободы тесно связано с правом собственности. Личное пространство. Личные вещи. Дом. Личный счет… Кто посягает на собственность, тот посягает на свободу. Преступник он, а художник или нет – дело третье!
Тут и ошибся русский художник Павленский, увезя наш архетип свободы с собой во Францию. Хотел, подозреваю, попасть с поджогом Банка Франции в реку антиглобализма: но, посягнув на коллективную и индивидуальную собственность в виде банка, ущемил французам свободу. И все испытали культурный шок.
Повторюсь: мне очень жаль Павленского, будь он хоть трижды нарцисс с пограничным расстройством.
«И все это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, все это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия...», - пылко, а точнее, «чуть не гневно», завершала одну из важнейших книг русской литературы, роман Достоевского «Идиот», Елизавета Прокофьевна Епанчина.
Культурный код – дело темное! Кого-то он приводит к Нобелевской премии, а кого-то за решетку.
Фото: RFI
