Ну, нет же! Нельзя все «спустить на тормозах» и сказать, что, мол, «победила дружба», что «это не он виноват – а жизнь такая», «они оба – гиганты» и т.д.! Все беды от подобного подхода. Все тоталитарные режимы, калечащие судьбы миллионам людей, от беспринципности. Надо уметь смотреть правде в глаза, делать выводы и не повторять преступных ошибок.
Разгадывать интригу, для чего нам «Первый» канал показал фильм про Евтушенко с акцентом на его ссоре с Бродским, мне представляется малоинтересным. И вообще мы их - тех, которые думают, что нами управляют - слишком переоцениваем: их хитрость не хитрее сломанной табуретки в сарае с заколоченной дверцей. А вот спор двух стилей жизни – Бродского и Евтушенко – это существенно. Вы меня можете ругать какими угодно словами, но не на функционерах в погонах держатся упомянутые гадостные режимы, а именно на тех, кто сам не в погонах, но дружит, с сатрапами, кто терпит их, кто звонит им и просит «не сажай, друг, моего кореша»! Это все звенья одной и той же бандитской, блатной системы – когда нет закона, нет принципов – есть «позвонковое» жульничество. И не важно – с каким оно знаком: «минус» или «плюс».
Чего нам гадать на печени жертвенной черепахи, «стучал» ли Евтушенко на Бродского, когда выходил из кабинета на Лубянке и обнимал генерала – или не стучал, а, видите ли, «вызволял арестованные на границе книги». Люди в тюрьмах гнили, в психбольницах им вкатывали уколы, разрушая центральную нервную систему, танками ездили по «братьям-чехам», а жизнерадостный поэт буржуазные «книжки вызволял». Я уже молчу, что при той степени свободы жизни за границей, которая всегда была у Евтушенко, арестовывать его книги – это просто «курам на смех», я молчу про его дивное признание в том, что генерал, которого он обнимал, был тот же тип, что «не смог» его завербовать в молодости. Воистину прекрасная дружба! Да…: чекисты всегда любили тех, кто им провалил задание.
Но мне это неважно. Мне важно, что Евтушенко всю жизнь кричал о том, что он «ррррррруский поэт», хотя не вылезал из-за границы, давно живет в США и даже не задумывается, что слово «поэт» вовсе не русской этимологии. Это просто чудовищно такие тезисы заявлять: поэт существует над всеми нациями, границами и эпохами! Или он не поэт – а агитатор, пропагандист, карьерист (или просто олух, который искренне не понимает элементарных вещей). Но Евтушенко – большущий талант, талант на слова, еще больший талант на энергию звука и жеста, на обаяние а ля «свой в доску», на пиар слов. Пиар – это его мания. Искренняя, возлюбленная, животная – настолько, что многих она восхищает. Евтушенко умудрился распиарить даже свои потуги к суициду (хотя, как известно, если человек действительно хочет себя убить – он это сделает). Советские танки переехали людей в Праге – а наш герой отделался от самоубийства роскошным стихом (я сам выронил полслезы на клавиатуру). И что же? Люди погибли, Евтушенко стал героем диссидентов и пошел обнимать чекиста. И тут он встречает Бродского, который должен был, видимо, не «Евтуха» заподозрить, а расцеловать и его, и самого генерала КГБ? Или как? Ну, вот как??
Я сам люблю пиар – но любой пошлости есть придел! Ведь и все эти нечленораздельные фразы «ну, я не знаю почему, но мы с женой отдалились и расстались». Эта мука, это раскаяние на старческом лице (мы подсознательно всегда жалеем пожилых людей за морщины – хотя поступки, за которые мы их жалеем, они совершали еще с наглой молодой физиономией и переизбытком спермы): вот вам тут и дань местечковой православной традиции – покаяться. Греши – и кайся: вот формула нормального русского коммунистического представителя «вековой православной духовности». Опять свой! Всегда свой! Для всех – и для коммунистов, для капиталистов (включая работодателя и друга Евтушенко - мистера Тодда – служащего в разведке США), и для националистов, и для евреев (тексты героической любви есть на все темы), и для погибших чехов, и для старых, и для новых русских. А вот Бродский, вы понимаете, чужой. Потому что в Венеции про «водичку» размышляет. Нет бы написать: «я всем антисемитам, как еврей – и потому я настоящий русский»! Стоило бы Броду написать: «я всем русофобам как русак – и потому я настоящий еврей/русский». И Бродского сразу бы взяли в «Антисионистский комитет советской общественности». И Макашов бы его у себя на футболке нарисовал под надписью «не забуду мать родную!». Здесь ведь главное не смысл, не термин, не нация – а лозунг, плакатность, размах карьеры! Это пошлость – но зато ты сразу «больше, чем поэт», сразу «свой». Кому твой Джон Донн нужен – он же не актуальный! Он ведь не современник – его в Праге танками не переехали. Он уже не сможет тебя сделать героем страны или поколения. Никакого навара с него. И больную совесть (дружишь с властью – власть убивает людей: отделаюсь-ка я стишком!) им не утешить.
И вот «Первый» канал упивается – поглядите, какой подлец Бродский - письмо написал работодателю, чтоб не брали преподавать Евтушенко. А что он должен был написать? Чтобы взяли? Или промолчать и попасть «в палачи», но уже в микрокосмос другого барда?
Я читал (да, читал я, читал!) блистательную статью моей обожаемой Новодворской о Евтушенко. Понимаете, с Новодворской я согласен, а вот с Евтушенко и с выводами ее статьи – нет. Потому что я понимаю: понимаю, почему она считает стихи и звонки Евтушенко геройскими - Валерия Ильинична прочитала их в застенках – и ей в какой-то конкретный секундный момент биографии стало от них теплее. Но ведь трагедия в том, что не будь у власти лицемерных друзей или удобных балагуров – не было бы и самой застенковой подонской власти! Были бы у человека принципы в молодости – не пришлось бы ему позориться на первом путинском канале в старости! Ведь отмываться уже поздно. И не лучшая это душевая кабинка – путинский телеканал. Меня одно утешает – счастье, что Бродский не дожил – а то бы и его друг Соломон заставил бы отрабатывать бюджет. Нет, Соломон-то молодец, и у меня все книги Волкова есть, и собеседник он замечательный. Но вот попытки запоздалой помывки в подобных кабинках меня удручают.
Хотя, на самом деле, еще неизвестно, против кого была направлена «интрига» (если таковая имеет место). Бродского уже не полюбит чужая аудитория, и не разлюбит своя. А вот про Евтушенко даже вполне себе любознательный я не все знал (хотя несколько раз мы общались на самые разные темы). Я не знал про «вызволение книг на Лубянке», я не знал про кучу сломанных женских судеб, про то, как поэт отпихнул беременную жену ударом в живот (и ребенок родился больным – и обоих «совесть нации» с легкостью бросил) и т.д. Представьте: час экранного времени престарелый мужчина мучается от банального (для меня банальность - величайшее преступление) - что ему элементарно хотелось иметь секс и он-таки его имел! Между делом гениальная жена-поэтесса (Ахмадулина) стала алкоголичкой, зато сам он героически сходил в душ с братом покойного президента Америки. И ведь все стихи - все для истории, а не для поэзии-просто-так, все для больной совести и для столь же больного самолюбия. Кричите, что я молодой, что злой, что русофоб (за что ты нашего Женю Гангнуса так!? /примечание: Гангнус – настоящая фамилия Евтушенко/) и т.д. – но это мое конституционное право выражать свое мнение. И я не желаю, чтобы мне это право обеспечивал некий Гангнус-Евтушенко звонками своим дружкам кгбшникам!!
Итак, давайте разберемся, что такое «истинный русский поэт»: его фамилия Гангнус-Евтушенко, он друг сенатора Кеннеди, Хрущева, Фиделя, сотрудников КГБ и агента американской разведки БертаТодда, ему благосклонно выделяет деньги на юбилей тов. Путин; он, по собственному лозунгу-признанию, «как еврей – и потому он настоящий русский…», живет в США (Бродского судили и выгнали – Евтушенко уехал от родины сам!), жены – то Белла Ахмадулина, то Джен Батлер. И этот же человек всегда называл Бродского «нерусским поэтом». Но это как раз мелочи – главное, что в сознании любой бабки у русского загаженного подъезда Евтушенко – это «русский», это «наш», а вот Бродский – «не наш». Бродского сначала судили, потом выслали из страны, а Евтушенко ее сам покинул (хотя и так мог спокойно ездить по всем уголкам света). Просто Бродскому вместо интимных переживаний в Венеции надо было заняться лозунговой публицистикой в рифму на актуальные для советского человека темы - а потом бы покаяться на путинском канале в ярком галстуке. И Иосиф стал бы самым русским из всех русских.