Она схватила его за ворот так, что верхняя пуговка отлетела, а красный галстук натянулся, как удавка. Синий школьный пиджак задрался, и Аслан беспомощно повис, будто нелепая тряпка. Завуч его трясла и кричала: "Как ты смеешь, негодяй! Я тебя из пионеров выкину!". Шел 1987 перестроечный год. Было солнечное 22 апреля и день рождения Ленина все еще отмечался.
Аслан был мой друг, и в школьной столовке во время продленки, мы, четвероклашки, дурачясь, изображали, как ведут себя в ресторане. В ресторане мы еще ни разу не были, но холодные липкие макароны с коричневой котлетой казались нам самой настоящей ресторанной едой.
Мой друг, пытаясь меня рассмешить, кончиками галстука изобразил, что вытирает уголки рта. Вернее, даже не вытирает, а промакивает. Ну, в ресторанах же именно так все и делают.
Этого оказалось достаточно, чтобы завуч сидящая неподалеку совершила бросок через несколько столов и пресекла кощунство.
Она тащила его через всю столовую, Аслан плакал, я плелся за ними. До директора и исключения из пионеров как-то не дошло. Вытолкав из столовой, она отпустила нас. Серьезная взрослая тетенька с химией на голове. Я не помню ее имени. Помню, что ей было лет 35.
Прошло еще 25. Я стоял в Берлине на какой-то штрассе, перед лотками каких-то сомнительного вида югославов и прокручивал в голове эту историю. Из памяти кусками вываливалось прошлое, а на лотках беспорядочно лежало мое пионерское детство. Галстуки и значки, октябрятские звездочки, медали наши и бывшей ГДР. И советские фуражки . Вперемежку.
Я достал деньги и купил свои воспоминания. Положил их в карман, развернулся и пошел в город, который поначалу мне совсем не понравился.
