Когда ты маленький, то твой мир бесконечно велик. Все внове, все в диковинку. Даже поход на футбольный матч или грибная охота (которую моя жена-американка не может понять: "ну зачем их искать в лесу, вставать ни свет ни заря, если все есть в магазине?") воспринимается как целое приключение. Поездка на рыбалку или даже в соседний Армянск в детстве оставляли кучу впечатлений, по своей силе сопоставимые, наверное, с впечатлениями от прочтения о приключениях Алисы в Зазеркалье или Элли с Тотошкой в Изумрудном Городе.
Но больше всего фантазию бередило Черное Море. Когда ребенком смотришь на лес, за ним видны деревья. И кажется, что ты знаешь чего ждать за ними - больше других деревьев. С Черным Морем все было иначе. Глядя ребенком на бесконечную водную гладь, всегда испытывал ненасытный интерес - что там, по ту сторону?
Было что-то необъяснимо классное в вечерах на берегу Черного Моря с транзисторным радио, которое вещает на чужих языках. И вот мы сидим на пляже в Стерегущем, в Северном Крыму - напротив Скадовск - и смотрим на закат: "Что там, по ту сторону моря, папа?" "Там Турция, Макс". Галдящие чайки прилетают из Турции, улыбающиеся дельфины приплывают из Турции и в Турцию уходит вечером солнце. Должно быть, это классное место - Турция. Больше Армянска. Больше Красноперекопска. Больше Стерегущего.
И вот мы с отцом пишем записку на четырех языках: русском, английском, французском и турецком. "А зачем писать на английском или французском, папа?" Папа: "Ну как... А вдруг, бутылка попадет в Средиземное Море через Босфор, а оттуда переплывет Ла-Манш? Англичанам тоже будет интересно, что ты там написал.
Шедевр готов: "Здравствуйте, меня зовут Максим Миреев. Я мальчик из города Красноперекопск. Мне 12 лет. В школе я учу украинский и английский. И скоро буду учить турецкий и крымскотатарский. Я очень рад, что мое письмо попало к вам. Расскажите о себе, пожалуйста. Можно к вам приехать в гости?"
Мне представлялся суровый турецкий матрос в чалме, крутящий свой длинный ус. Или может быть, маленький турецкий мальчик в чалме, пришедший на турецкий пляж. Или может быть, закутанная женщина, читающая мое послание.
Пробка закупорена в большую зеленую бутылку из под шампанского, которую, естественно, тоже принесло волнами из Турции. Бросок, всплеск. Волны отлива медленно уносят ее в Турцию. Через две недели я уезжаю учиться в крымско-турецкий лицей, где я увижу настоящих турок, которые мне смогут рассказать о Турции, а если повезет и я буду отличными учеником, то сам туда поеду. Но все это будет потом. А сейчас волны уносят матовую бутылку все дальше, куда уже не достают лучи заката и не доплывают медузы.
Спустя полжизни, я стоял на берегу Босфорского залива. Это был наш с супругой медовый месяц в Стамбуле. Я уже знал, что через месяц я уезжаю жить в США и весь мир сжался до размера хорошего сна на борту трансатлантического авиалайнера. Турция была прекрасна, как оказалась прекрасна и Америка. И не было больше границ, не было больше преград. Весь мир лежал передо мной на ладошке - я ведь так этого хотел!
Но почему-то я стоял и смотрел на закат, и думал о том, где она, моя бутылка. И завидовал себе самому, двенадцатилетнему, которому только предстояло открыть для себя этот новый и бравый мир. Как у Высоцкого: "и только завидуешь немного тем, у кого вершина еще впереди..."
