Он стоит неподвижно.
Невысокий, щуплый, неуверенный, злой. Очумевший от собственных обещаний. Заблудившийся в обустроенной собой вертикали. Незаконнорожденный грешный плод государственно-олигархического загула. Инородное тело, отгороженное от граждан абсцессом охраны.
Как написано на табличке, это сверхчеловек. Но сверхчеловек, выведенный искусственно и потому крайне растерянный.
Десять лет изо дня в день он изображает из себя памятник.
В каждой руке зажато по чемодану. В одном деньги. Много денег. Гораздо больше, чем может потратить сверхчеловек, тем более представить себе человек обычный, разумный. Озвучить сумму неконституционно, нелегитимно, нельзя: согласно его же словам, сверхчеловек живет исключительно на зарплату, а если возникает потребность в настоящих живых деньгах — всегда рядом бездонный бюджетный карман. Поэтому первый чемодан невыразимо тяжел.
Второй чемодан еще тяжелее. В нем то, что принято считать атрибутами власти. Там то, за что уважают сильные серьезные люди, борцы, штангисты, разведчики. За что присягают на верность «друзья» и «соратники». Там то, что так притягивает продажные женские манекены. И, главное, то, что гарантирует безопасность, почти полное политическое и физиологическое бессмертие.
С точки зрения искусственно созданного сверхчеловека, власть обеспечивается деньгами, а деньги — властью. Их рукотворная совокупность дополняет и многократно усиливает друг друга, гарантируя устойчивость и стабильность. Настолько высокую степень устойчивости, что человек превращается в памятник.
Собственно, так оно и есть, по крайней мере так было. Но с определенного момента чемоданы стали оттягивать руки. Начал подводить позвоночник. Одеревенели ноги. Язык поворачивается с трудом и неконтролируемо извергает гадость и глупость. Почти ничего не хочется.
Дать бы подержать чемоданы на время кому-то!
А самому оправиться, перекурить.
Только кому?
Враги обязательно высыплют содержимое на всеобщее обозрение — смотрите, каков был подлец: казнокрад, болтун, распутник, провокатор, мелочная, завистливая душонка…
«Друзья» и «соратники» без криков и шума подержат и, быть может, даже вернут. Только вот чемоданы будут пусты.
Выходит, что помочь-то, кроме Махатмы Ганди, и некому. Но в тот мир путь с ручной кладью заказан...
Это только со стороны кажется, что памятникам комфортно. Быть памятником при жизни невыносимо мучительно.
Хочется наклеить усы, надеть платье и убежать. Только с чемоданами далеко не убежишь. И без чемоданов не убежишь — затопчут свои же — не бывает в природе самодвижущихся бывших разведчиков.
Приходится терпеть, словно действительно сверхчеловек, словно действительно бронзовый. Только окружающие верят в это все меньше и меньше.
Прежде, если на голову гадили, то это были невинные птицы. Или алкоголики открывали бутылки о замок бронзового башмака.
Прежде приходили за благословением, исцелением или советом разные больные, влюбленные и убогие. Теперь разуверились. Теперь вокруг пусто, темно и холодно, а из техники только вэб-камеры на деревьях и полицейские под деревьями.
Теперь памятник обходят сторонкой. Или нарочито тыкают пальцами. Глумятся. Высмеивают.
Что может символизировать человек с чемоданами, пусть даже сверхчеловек?
Вряд ли геройство, отвагу, самоотверженность и альтруизм.
Скорее, алчность, цинизм, малодушие.
В отличие от Ильича, приехавшего на броневике с кепкой вместо поклажи, это памятник клептократу, убегающему с тонущего корабля…
Такой памятник ни в коем случае нельзя показывать детям.
Такой памятник следует демонтировать — и разбить на его месте сквер.
Так будет лучше для экологии — города, общества и самого сверхчеловека…
Герменевтика сверхчеловека
