Срочно требуется - в связи с событиями в Редкино, Тверская область.
6 июня опубликовал в газете статью о смертных казнях.
Бойня в Тверской области: пора возвращать смертную казнь
Не ограничиваясь лишь заглавным предложением, зная его невыполнимость (на электрический стул редкинского убийцу не усадить), предложил другой способ сделать именно этого подонка – вешкой на пути исцеления общества от въевшегося лицемерия.
Вполне реалистическое предложение: те кто со своим вопросом прорвется на ближайшую Прямую линию с Президентом страны, пусть зададут еще такие:
— Чем редкинский негодяй лучше тех, кого приходилось «мочить в сортирах»?
— Выразив гос.соболезнование Лондону (7 погибших) – чем отметить Редкино (9)?
Повторю свой довод против упущения, «дыры» в законодательстве, заблокировавшей «высшую меру» не только по причине заискивания с 1996 г. перед Советом Европы и ПАСЕ, но и по «возможности судебных ошибок».
Если уж закон различает кражу и вооруженное ограбление – тем более он должен различать убийства тайные (где как раз надо вести розыск и возможны «судебные ошибки») - с убийствами публичными, сопряженными с моральным уроном десяткам свидетелей и… престижу государства.
В этом смысле открытые, публичные убийцы типа Евсюкова и редкинского – родственны террористам.
В той же статье я кратчайше обрисовал историю смертных казней, их особенность в США, причины отмены в России... и привел пример, как «Дело Засулич»(1878) развалило юридическую систему империи.
Когда суд присяжных поддался истерии: «сочувствие наказанному Боголюбову оправдывает террористку Засулич, стрелявшую в наказывателя-губернатора»…
Второе цунами лицемерия и тупости, поднявшее волну террора в России: суд над убийцами императора Александра II.
В газетной статье не хватило места рассказать подробнее. Здесь в блоге, добавлю несколько деталей из дописываемой сейчас книги (выход издательством планируется в конце августа, к Книжной ярмарке на ВДНХ).
После «Дела Засулич», её оправдания судом присяжных прошло три года, террор стал почти светской модой. В 1881-м Желябов с командой убили царя Александра II. Идет суд над террористами, накануне вынесения приговора в Петербурге в зале Кредитного товарищества во время своей публичной лекции модный философ Владимир Соловьев, вдруг сказал о цареубийцах: «Царь должен простить. Если он христианин, он должен простить. Если он действительный вождь народа, он должен простить. Если государственная власть вступит на кровавый путь, мы отречемся от нее».
Свидетели: «Невозможно передать, что творилось в зале. Какой-то массовый экстаз. Восторженная молодежь вынесла оратора на руках…»
Историческая важность, действенность соловьевского ультиматума: Царь должен простить террористов, если он христианин и действительный вождь народа, иначе мы отречемся от него, — сконденсировалась, как в химической реакции, по формуле:
Желябов + Соловьев = Общественное мнение.
Сергей Кравчинский, о революционерах-террористах: «Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайшие типа человеческого величия: мученика и героя».
Л. Мирский, покушался на шефа жандармов Дрентельна — чтобы привлечь внимание любимой девушки, у которой «был чисто романтический восторг перед Кравчинским», ранее зарезавшим среди бела дня на людной улице предшественника Дрентельна — Мезенцева».
Аполлинария Суслова, экс-пассия Достоевского а потом и Розанова, доказывала Федору Михайловичу, что за нанесенное ей когда-то мужчиной оскорбление — …не все ли равно, какой мужчина заплатит за надругательство надо мной.. Почему бы и не — сам царь? Как просто, подумай только, один жест, одно движение, и ты в сонме знаменитостей, гениев, великих людей, спасителей человечества.
Видите, еще за 80 лет до рождения термина PR, «Пиар», Аполлинария ухватила самую суть: все равно на ком сорвать старую обиду, но если на царе, то ты еще и в сонме знаменитостей, гениев. Английский термин marked people, дословно: «маркированные люди», пиарщики используют в смысле обозначения категории людей уже marked, отмеченных Обществом, Рынком (в данном случае это схоже: Общество = Рынок потребителей новостей). Войдя в какое угодно отношение marked people — можно и самой стать marked people, как Засулич и Соловьев. Как Марк Чепмен – убийца Джона Леннона…
Статистически зафиксированную волну самоубийств молодежи (и «молодежного» террора) начала 20 века В. М. Бехтерев объяснял как социальную болезнь, помимо угнетающего личность аффекта, связанного с процессами модернизации общества, силу примера и общее пессимистическое настроение умов.
Всё поражавшее современников «великолепие соловьевских формул» заключено в простом смешении, переносе евангельских заповедей, обращенных к отдельной личности: «Возлюби врагов своих», «Не убий» — на государство, правительство, политику, государственную церковь.
Примитивный фокус, рассчитанный на забвение простого факта. Что христианство еще за 1600 лет до Соловьева стало государственной религией, и не только оправдывало, но и благословляло уходившие на войну армии и монархов, казнящих своих подданных. И православные, и католические, и протестантские государства с одобрения своего священства все 1600 лет продолжали… да просто продолжали оставаться государствами, что предполагает наличие Суда и Армии.
Даже Ницше, независимый ум, не чета этому «апостолу курсисток», при всех его насмешках над личностью железного канцлера, бросил Швейцарию, прекрасную должность в университете, и записался добровольцем в прусскую армию.
Тотальное торжество формулы: Желябов + Соловьев = Общественное мнение — можно выявить в таком сопоставлении фактов. Как известно в марте 1881 года царь Александр Третий на соловьёвский ультиматум ответил: «Помиловал бы, если покушались на меня, но убийц отца помиловать не могу». Однако, так же хорошо известно (но под этим углом зрения пока не сопоставлялось), что через несколько лет следующую группу террористов, с Александром Ульяновым, покушавшуюся уже на него лично, царь все же не помиловал – повесил за милую душу. О каком-то двоедушии царя Александра Третьего речь заходить не может. Он, действительно — скала, на которой держалась Россия. Монолитность, благородную цельность и прямодушие характера царя признавал весь мир, в том числе и его противники. А то что он сказал в марте 1881 года — отражение того потрясающего общественного давления, тотального господства общественной мысли, сформулированной Соловьевым. Так что даже сам великий царь, тоже тогда полагал, что террористов можно бы и простить, если бы…
Понимаете весь трагизм? Он, Александр, только пару недель как принял власть (и громадную ответственность), ещё не полностью сформировал систему взглядов, решений, которая и сделала его оплотом России. И в какой-то мере сам еще подвержен влиянию убогой болтовни, не может пока, выключить этот фон, закадровое зудение. Как же, «всё общество говорит», «Соловьев формулирует, грозит отречением от кровавой власти».
И сквозь все это давление: теракты, отец в гробу, величайшая ответственность, свалившаяся в один миг на голову, и этот «голос общественности», который еще надо будет научиться отличать от «гласа народа», царь делает свой первый шаг… Возвративший спокойствие государству, сбивший волну истерического террора.
