Я предлагаю сегодня поговорить о том, как сформированная в детстве психическая травма проявляет себя во взрослой жизни. Получая в детстве какую-либо психическую или физическую травму, (которая также становится психической), но не имея ресурсов с ней справиться самостоятельно, мы будем повторять ее вновь и вновь, чтобы получить возможность хоть как-то приблизиться к ее психической переработке, то есть пережить и справиться. Особенно, если мы эту травму не помним.
По тому же принципу повторения травма всегда определяет профессию. Так, адвокаты хотят защищать, прокуроры - наказать виновного, судьи – восстановить справедливость вынести приговор обидчику, врачи – вылечить, психологи – помочь и что-то изменить…
Приведу пример Мелани Кляйн (1882-1960). Эта женщина — влиятельный британский психоаналитик, стоявшая у истоков детского психоанализа, игровой психоаналитической терапии. Впервые изучила психику ребенка так подробно, как никто до нее этого не делал. Зачем ей это было надо? Почему именно детское развитие стало сферой ее профессиональных интересов? Тяжелые утраты детских лет (смерти близких ей людей) вызвали у Мелани глубокую депрессию, которая, по мнению хорошо знавших её людей, с годами закрепилась в её мироощущении и характере. Характером Мелани Кляйн отличалась резким и неуживчивым. Тяжёлый характер Мелани Кляйн помешал ей стать хорошей матерью. Любви взаимопонимания в отношениях с собственными детьми у неё не было. Её дочь Мелитта, тоже ставшая психоаналитиком, порвала отношения с матерью и даже на похороны М. Кляйн не явилась. Старший сын М. Кляйн трагически погиб в горах, однако, по утверждению Мелитты, он покончил с собой, отчаявшись найти взаимопонимание с матерью. Если учитывать то, как устроена психика, как она работает, то можно сделать вывод, что все вышесказанное является закономерностью. Приведу несколько примеров.
Допустим, маленький мальчик рано столкнулся с фактом смерти. Это может быть смерть кого-то из близких, а может быть угроза собственной жизни. Возможно, этот кто-то умер, но (!) в голове ребенка его можно было бы спасти, а возможно его действительно спасли, и близкий человек выжил. Мальчик, вырастая, например, становится реаниматологом. То есть то, чем он занимается отныне, это попытка вернуть к жизни того человека (и бессознательно – ТОГО человека), который помещен в ситуацию между жизнью и смертью. Причем, что интересно, члены семьи, при условии, что они здоровы и с ними все в порядке не попадают в зону травмы этого человека (в отличии от пациентов) и не вызывают столько интереса.
Сразу скажу, что это была вымышленная история. Но именно так происходит в реальности: в начале года умер молодой реаниматолог. Он спасал детей, постоянно помещая себя на границу между жизнью и смертью. Это повторение детской травмы, так как объектом были дети. И однажды он сам все же не смог удержать себя в жизни, несмотря на все усилия родных и близких...
Недавний случай с преждевременной кончиной сотрудницы МЧС. Очень горько узнавать такие новости. И вновь мы видим, что служба в МЧС – это прежде всего спасение людей, помощь им в чрезвычайных ситуациях. И несмотря на все усилия врачей, молодой женщине в ее чрезвычайной ситуации не помогли, ее спасти не удалось.
Итак, что же объединяет все эти случаи? Их объединяет способность человека к компенсации. Там, где чего-то недостает, мы бессознательно и порой вполне сознательно стремимся это компенсировать. Иногда – сверхкомпенсировать. Примеры известности, славы, звездности – это, прежде всего желание быть замеченным, услышанным, признанным, но существует травма, которая собственно и компенсируется: когда-то, будучи маленьким, он был незамеченным, неинтересным, непризнанным для самых главных людей в его окружении. То есть человек будет воспроизводить то, что некогда с ним уже происходило.
Многие жители Твери следят сейчас за развитием событий по делу пиромана, из-за которого горели дома и, по версии обвинения, погибли люди. Обращает на себя внимание тот факт, что он изначально был пожарным. Это уже означает его страсть к огню, которую ему удавалась направлять до поры до времени в полезное русло. Но при столкновении с травмой (его уволили и отстранили от любимого дела) он начал поджигать. Ничего нового для него не произошло: все крутится вокруг его страсти к огню. Только плюс поменялся на минус.
Почему огонь? Это – другой вопрос. Не зная историю человека сложно понять о нем многое. Но то, что была какая-то детская травма, которая связалась с огнем, это однозначно. И называется это фиксацией. Причем поскольку речь идет о психических процессах, совсем не обязательно, чтобы ситуация с огнем имела место в реальности. Например, он мог испытывать от чего своего и очень личного какие-то сверх сильные, заряженные возбуждением чувства, но они могли совпасть с тем моментом, когда по телевизору показывали огонь или лесной пожар. Это может быть также связано с реальными событиями: пережить что-то, связанное с опасностью на пожаре. А также с родительскими бессознательными установками. Например, «мальчик был плох» и не устраивал своих родителей, но вот если бы он стал героем, например, пожарником, то тогда – да! Его бы любили и признали. Вот он и старался. Но как только встретился с очередным отвержением (увольнением), травма вышла на поверхность с новой силой и «обиженный ребенок», который на самом деле – взрослый мужчина и должен бы отвечать за свои поступки, начал проявлять свою «плохость», поджигая дома. Ну, раз я плохой, то, мол, получите. На более глубинном уровне можно было бы задаться вопросом: чей дом на самом деле и кого в действительности он хотел бы уничтожить своим всемогущим огнем?
Фото: National Geographic Россия
