То, что в СССР называлось спекуляцией и законодательно каралось, в современной России превратилось в почетное ремесло. Каждое общество имеет свои духовные основы, каждая власть – свой психологический подтекст - чувства, к которым она апеллирует, струны личности, на которых играет. Теократия обращается к посмертному воздаянию и комплексу вины, имманентно присущему, как расплата за первородный грех. Тоталитаризм взывает к чувствам, близким религиозным, но, приземляя их, декларирует построение идеального государства, сводя потусторонность к посюсторонности. Ущемление личной свободы при этом оправдывается высокими целями, их достижение основывается на долге, коллективной ответственности и страхе, персонифицированном в лидере.
Психологическая палитра управленческих приемов демократии значительно богаче. В ее арсенале – тщеславие, зависть, страсть к стяжательству, страх, потеряв работу, оказаться в общественной изоляции; демократия дергает за веревочку корыстолюбия и неуверенности в завтрашнем дне. Провозглашая идеологией отсутствие идеологии, она не ставит возвышенных задач, ограничивая личностные запросы вульгарным эпикурейством. Делая ставку на индивидуализм, предоставляя свободу, граничащую с равнодушием, она педалирует эгоистические мотивы и потому более устойчива. Развитие осуществляется за счет внутриэтнической конкуренции, борьбе за место под солнцем, а этическим перпетуумом мобиле выступает «хомо хоминем люпус эст». Теократический и тоталитарный режимы развивают чувство коллектива и носят характер общинных. Демократия же подразумевает скрытую войну всех против всех, которая в психологическом плане может быть приравнена к гражданской. На этой невидимой войне гибнут ничуть не меньше, чем на настоящей, сгорая во внутреннем трении. На биологическом языке это означает, что межвидовая борьба уступает место внутривидовой, как известно, более жестокой. Так, «холодная война» разъединяла страны, но сплачивала людей внутри этих стран, сближала народ и власть. Теперь граница «холодной войны» проходит по забору частного дома, квартире, личному имуществу, а главное – по индивидуальному сознанию. Человечеству предоставляется горький выбор: трепетать от внешней угрозы, консолидирующей этнос, или сходить с ума от бессмысленной грызни, задыхаясь в удушливой атмосфере «мягких» ценностей.
В царской России самоидентификация привязывалась к сословию – дворянскому, крестьянскому, купеческому, в СССР – к классу рабочих, крестьян или интеллигенции. В демократической России различие между субъектами свелось к банковскому счету. Но если в сообществе нет официально принятого разделения, то оно выстраивает «неформальные» барьеры. Кастовые сообщества, закрытые клубы и ложи для избранных составляют тайную основу демократической иерархии.
При нынешних мировых ценах на топливо, России с ее нефтью и газом уготована судьба двоечника, которому дают списывать и которому нет нужды разбираться в своем задании. Собственно, страны как таковой уже нет, национальная идея свелась к обслуживанию трубопроводов и скважин, распределению денежных средств в узком слое финансовой олигархии, а за парламентской трескотней «оппозиционных» партий не слышно глухого недовольства народа. Демократия по-русски свелась к неофеодализму. Впрочем, в любом обществе неравенство заложено на биологическом уровне – оно делится на активное меньшинство, заряженное энергией власти, ненасытное в отношении собственного благополучия, и пассивное большинство. Советский «тоталитаризм» стремился к социальной «уравниловке», сдерживая животные инстинкты, вовлекая весь народ в управление государством и распределение благ. И в этом была его ошибка. Перевороты, революции всегда устраивает агрессивное меньшинство, недовольное своим положением, масса же, подобно стаду жвачных, не способна самоорганизоваться и протестовать. Но ублажать меньшинство в ущерб большинства противоречило принципам построения бесклассового коммунистического общества, провозгласившего лозунг: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям!». К тому же потребности всегда превосходят способности. И российская демократия повела себя умнее - предоставила возможности материального успеха активному меньшинству, бросив остальных, как балласт, предоставив им самим заботиться о себе. Сконцентрировавшись преимущественно в столице, активные элементы направили свою энергию в русло личного обогащения, поэтому сейчас в России нет диссидентов, как это было в СССР, когда многие считали себя незаслуженно обделенными, теперь каждый из недовольных может найти себя в тараканьей гонке, распыляя агрессию в бесконечной войне друг с другом. Остальные же безопасны для власти, они будут довольствоваться крохами и терпеливо наблюдать «красивую» жизнь по телевизору. Поэтому ужасающее неравенство в России не связано с трудностями переходного периода, оно закономерно, ибо придает пирамиде устойчивость. И как следствие, уровень образования по сравнению с «тоталитарными» временами катастрофически упал – закрываются школы, облегчаются учебные программы, профанируются университетские дипломы – нужны не гармонично развитые личности и даже не узкие специалисты, а безмозглые потребители. Земля, как и на заре существования, отдана во власть хищных беспозвоночных.
Если общественная дисциплина при тоталитаризме поддерживается сапогом, а управление осуществляется с солдафонской прямолинейностью, то при демократии им на смену пришли изощренная пропаганда, фарисейское лицемерие и чудовищное по силе внушение. Выбрать из тысячи телеканалов невозможно – тоталитаризм прячет истину глухим молчанием, демократия - откровенным забалтыванием. Но темный погреб и видное место одинаково приспособлены для сокрытия.
Тоталитарное искусство грешит назидательностью, злоупотребляя резонерством, а «демократическое» впадает в другую крайность. У искусства остается одна функция – развлекательная. Когда культура превращается в товар, когда художественные достоинства определяются суммой затраченных и вырученных денег, тогда место таланта неизбежно занимает пиар, автора – издатель, а режиссера – продюсер. Масскультура вытеснила Культуру, сделав ее творцов маргиналами, отведя им башню из слоновой кости. Провозглашается, что элитарное искусство существует для избранных, но отделение элиты от плебейской массы, для которой предназначены «хлеб и зрелища», плохо кончается и для «верхов» - в третьем колене они вырождаются.
При советском «тоталитаризме» ориентировались на людей созидательного труда – рабочих, ученых, крестьян, при демократии берут пример с работников сферы услуг – риэлтеров, юристов, офисных клерков. Место адвоката, менеджера и биржевого маклера в десятки раз доходнее инженерского! Демократия не гонится за миражами сверхценностей, не ставит сверхзадач и в этом отношении более естественна. Ее философия зиждется на пантеизме, ее модель копирует природу. Свободное развитие, саморегуляция и рыночные отношения аналогичны взаимодействию животных популяций. Она строится на биологических началах и потому более жизнестойкая, чем манящие отвлеченными идеями теократия и тоталитаризм. Они отодвигают счастье в райские кущи или светлое будущее, эксплуатируя принцип бесконечной отсрочки, а психологию нашего времени отражает императив «Живи настоящим!» Мимесис, подражание успешным современникам, ориентация на «здесь и сейчас» придает обществу динамики, но мгновенное забвение прошлого делает его неустойчивым, оно течет, как ручеек, выбирающий русло, руководствуясь удобством, не задумывается, что ждет за поворотом. В идейном плане демократия бессильна что-либо предложить, кроме ценностей мамоны, но любые попытки жить иначе вызывают у нее бешеное раздражение. Ее позиция основана на отрицании других систем – теократии и тоталитаризма, от которых она стремится освободить мир («Демократия – для демократов!» - написано на знаменах ее современных миссионеров в Ираке, Афганистане, Сербии, странах Африки и Южной Америки). Возможно, в этом и состоит ее планетарная роль, ее стабилизирующее начало – жертвенный огонь гаснет в демократическом болоте, острое мышление, зачастую приводящее к топору, тупится в тисках политической корректности.
Теократия и тоталитаризм – это искусственные химеры нашего разума, рожденные желанием избавиться от биологических оков, осуществить скачок в развитии, возвысив сознание над материей. Демократия довольствуется тем, что есть, ее мировоззрение сводится к тому, что мы, как бабочки-подёнки, пришли на миг, чтобы дать потомство и продолжить вечный спектакль жизни.
