Голос ее давно растворился в памяти, а грузная фигура, сильные руки и любимое лицо иногда мелькают в снах. Порой, просыпаясь, я слышу ее "Костюша приехал" и пытаюсь вспомнить тот самый голос. Прошло тридцать четыре года, как я заснул в машине около Южного кладбища в Ленинграде, а отец не разбудил.
Баба Маня была человеком эпохи. Младшая из сестер переехала в Ленинград из Смоленска самой первой. Еще до войны. Встретила и полюбила. Свадьбы не получилось, его арестовали в самый обычный день.
Она его не забыла, а других искать не хотела и не стала. Имени его тоже никогда не произносила. Мама просто знала, что у бабушки Мани когда-то был любимый мужчина. Именно так - мужчина.
Блокаду встретила в Ленинграде и в эвакуацию не поехала. Говорила, молодая, мол, была, сил хватало, а в городе много работы.
Победу отмечала худой и высокой девчонкой с очень тяжелым взглядом.
С тех пор осталась у нее странные привычки, вроде, всегда полной кладовки консервов, сотни яиц в холодильнике и пары мешков с сахаром и крупой под кроватью.
Помню, как-то раз, маленьким, открыл входную дверь, когда в нее кто-то позвонил. Там стояли две цыганки и слезно просили есть, баба Маня отодвинула меня и протянула им полбуханки черного хлеба, те поблагодарили и ушли. После, я в первый и последний раз жизни слышал, как моя милая добрая Маня страшно ругается - хлеб она обнаружила в мусорном ведре на лестнице.
В хрущевском шестьдесят четвертом ее старшая сестра Саша заболела раком и сгорела быстро. Маня собралась и вернулась в Смоленск, похоронила сестру, уговорила ехать в Ленинград вторую - Дуню и забрала с собой двух сирот, Таню и Витю.
Таня через двенадцать лет родила меня.
Маня работала всю жизнь.
Даже когда вышла на пенсию устроилась вахтером в Ленлес, в котором до этого трудилась бухгалтером.
После ее смерти осталась наградные часы, маленькая картонная коробочка, в которой лежало много медалей, в том числе "За оборону Ленинграда", одна с Лениным, что-то за труд и еще много всяких.
Я перебирал их и вспоминал, как однажды, когда мы с мамой, навестив ее на работе, собрались уходить, Маня стояла на лестнице и махала нам рукой, а я почему-то обернулся и назвал ее дурой, мама закричала на меня, я, пятилетний, глупо начал смеяться и просить прощения.
Бабушка молча развернулась и закрыла за собой дверь.
Мама заплакала и пошла мимо меня вниз.
Прошло тридцать три года, но мне стыдно до сих пор. Я помню все до мелочей, зеленые крашеные стены, здоровые деревянные двери за которыми она скрылась.
