Антрополог имени Лумумбы

Лицо цвета нефти Техаса все время улыбалось, а ноги крутили педали велосипеда. Велорикша в Центральном Парке Нью-Йорка по профессии. Недавно ему исполнилось сорок, местные звали его Дрейфус, а сам он себя именовал антропологом с русским университетским образованием. Если бы не его русский без акцента — я бы точно прошел мимо.

Нью-Йорк благоухал всеми соками кипящего мегаполиса, за спиной остался музей американской естественной истории, а впереди лежал тенистый и очень центральный парк.

Туда мы с семьей и направились.
 

У входа предсказуемо стояла толпа зазывал на велосипедах с тележками, которые на всех языках мира предлагали прокатить. Кататься на тележке не очень хотелось, и уверенной походкой мы миновали ряды рикш, когда один из них, черный в смешной кожаной шляпе сказал на чистом русском: "А может все-таки небольшую экскурсию, земляки?".
 

Волшебное слово "земляки", вкупе с цветом его кожи заставили меня улыбнуться, но я все-же прошел мимо, когда вслед раздалось совсем уж определяющее: "Да, ладно вам, давайте прокачу, дом Леннона покажу, экскурсию проведу, договоримся?"

Дом Леннона, около которого тридцать три года назад он получил четыре пули в спину, я видел, и не раз, поэтому аргументом это не стало. Я взглянул еще раз на потенциального экскурсовода, что-то было в его манере, такое очень интеллигентно-подкупающее, плюс еще цвет, в общем, стало любопытно, и мы поехали.
 

Мне сложно судить, что было правдой, а что красивым вымыслом в его жизни, но его история на русском без акцента , хороший юмор и то, что применительно к Питеру один район он называл "Васькой" , добавляло рассказу достоверности.

Родом он был из жаркой Намибии, но на бушмена похож не был. Через пять лет после приобретения независимости страной решил поехать учиться в Россию. В 96-м стал счастливым студентом университета с самым дружным народом имении Патриса Лумумбы.

Учился на историка, в Питер часто приезжал на какие-то конференции африканистов. Жил на Приморской, там еще шаверма вкусная у метро была.

И Питер, и шаверма молодому африканскому историку понравились.

Его мама тем временем трудилась в ООН, в этом самом Нью-Йорке, представляла интересы своей не такой уж маленькой Намибии.

Поэтому, когда в 2006-м переехала на работу в Китай, с визой у историка Дрейфуса проблем не возникло даже через три года, когда помыкавшись по свету и заглянув, в том числе, в родную Намибию, он решил податься в город большого яблока.

Здесь его, как впрочем и любого сюда прибывающего, никто не ждал. Город был похож на Москву по бешеному ритму и отношению людей друг к другу. Истфак, носящий имя африканского революционера, прославившегося фразой "Мы больше не ваши обезьяны", брошенной пятьдесят три года назад королю Бельгии, котировался не очень, а мамины коллеги не бросались помогать.

Тут образование пришлось кстати и очень помогло. Писать он умел, историю знал, поэтому начал готовить небольшие статьи для газет в качестве фрилансера. Хватало на маленькую квартиру в Гарлеме и на немного поесть.

Идея с велосипедом и Центральном Парке возникла спонтанно, но уже через пару дней показала свою полную окупаемость. Первые пару недель зверско болели ноги, но потом прошли. Без первых профессиональных накладок тоже не обошлось.
 

Как-то он заметил высокого и худого, как ему показалось, англичанина с детьми и очень тонкими чертами лица, седые волосы были аккуратно зачесаны назад. Дрейфус эффектно притормозил около и небрежно предложил прокатить и провести экскурсию, дом Леннона, как полагается, показать. Тот недоуменно посмотрел на него, улыбнулся и сказал, что предпочитает пешком. Дети весело засмеялись и показали на незадачливого экскурсовода пальцем. Ехавший следом коллега Дрейфуса на велосипеде тоже хохотал.

Так Дрейфус из Намибии случайно познакомился с Майклом Дугласом, который жил в соседнем доме и любил гулять категорически пешком.
 

Со временем Дрейфус освоился и когда встречал, порой, Майкла Дугласа или рэппера Пафф Дедди, просто поднимал свою неизменную кажаную шляпу и катил дальше.

Но что самое поразительное, он научился определять национальность человека на расстоянии, просто проезжая мимо. Для этого ему хватало пары секунд. Советский антрополог Герасимов, наверное, был бы в восторге. Хотя дело, может, и не в науке.

Итальянцев он выделял из толпы по маленьким головам, у немцев было характерное прямое лицо, а все французы, как правило, были невысокого роста и с тонкими губами.
 

Американцы были очень похожи на русских. Причем под русскими он подразумевал почти все народности, входившие в СССР.

Правда, американцы ирландского происхождения на русских не походили совсем.

Русские ему напоминали мощных кабанов, большими лицами, тяжелыми подбородками и взглядом. Русские девушки все вели себя, как звезды и ходили соответственно. Украинки ничем не отличались от русских, но двигались медленнее.

Легче всего ему удавалось вычислять англичан, точнее, жителей Уэльса, все они были обладателями тонкого носа.

А немцы, кстати, очень походили на сибиряков и жителей Пенсильвании.
От наших их отличал лишь взгляд.

В парке Дрейфуса знали все. И считали его русским. Даже хмурые сербы говорили ему, что он в неправильном месте стоит со своей каретой, мол, ты же наш, брат, переезжай в наш угол.

Но он не переезжал и упрямо начинал свой день вместе с десятком крепких загорелых парней из Конго, Ботсваны, Замбезии и Берега Слоновой Кости.

Когда мы прощались, я спросил, а что он собирается дальше делать?

Тот заулыбался, махнул рукой и сказал: "Если грин карту дадут, пойду учиться, если нет, то уеду к себе, там преподавать буду, учить детей истории. У нас учителя хорошо ценятся и зарабатывают, в общем, слезы крокодильи лить по Америке не буду".

Он отъехал, потом развернулся.
 

— Слушай, а как там идиота американского зовут, который в аэропорту у вас живет?
— Сноуден, — улыбнувшись ответил я, — Только он уже убежище получил и съехал с аэропорта.
— Вот чудак-человек, но надеюсь ему хорошо теперь, — захохотал, развернулся, помахал еще раз рукой и уехал.

Я не знаю, насколько хорошо Сноудену, и доволен ли он своей жизнью предателя-изгнанника , но я смотрел в удаляющуюся спину веселого афроамериканца и понимал, что ему хорошо. По крайней мере, он точно знает, для чего и куда он крутит свои педали.