В роковые 40-е пошел на фронт. А потом еще 11 лет проработал начальником Красногорской ГАИ. И сегодня Ивана Петровича часто можно встретить на прежнем месте работы, где он делится опытом с молодыми инспекторами.
С ветераном войны и ГАИ побеседовал корреспондент “МК”.
— Иван Петрович, где воевать довелось?
— Воевал в России, Белоруссии и в Прибалтике. Начал войну с Калинина, Тверь нынче, а закончил Ригой. 30 километров до города не дошел — подстрелили. Мне повезло, не каждому счастье выпадало пробыть на фронте, на передовой целый год. Обычно больше трех месяцев ребята не держались — в землю ложились.
— Вы какого года рождения?
— Я 1925-го, сейчас мне без пятнадцати 100 уже. Призвали меня в феврале 1943-го. Мне было семнадцать с половиной, а к 18 я уже закончил артиллерийское училище в Коломне. В июле мы приехали в Калинин. Нам дали задание строить наблюдательный пункт, определяли ориентиры, а по ночам определяли огневые точки противника — это можно было сделать только в темноте по вспышкам артиллерийских выстрелов. Видишь вспышку, по секундомеру определяешь, сколько проходит звук. Скорость звука от выстрела — 340 метров в секунду. Подсчитывали, сколько секунд, сколько метров, передавали данные руководству. В основном наша работа была ночью. Потом создали разведотряд. Кто идет в разведку, кто в поддержку разведывательной группы, в прикрытие.
— А ранило вас где?
Во время ночной разведки попал я к снайперу на мушку. Меня прошило насквозь. Пуля вошла в спину, между позвонками, повредив легкое, застряла в груди. Несмотря на август, в Прибалтике погода стояла скверная, ночью очень холодно. На мне была шинель, ремень, портупея — все пуля продырявила. Врачи в полевом госпитале удивлялись, что жив остался. Тогда не было ни рентгеновских аппаратов, ни прочих технических средств, все лечение — глюкоза полтора месяца. Когда стало получше — перевели в Подмосковье, в госпиталь в Краскове. Но не сразу, я долго добирался, то в одном тыловом госпитале три дня, потом в другом, подальше в тыл перевозят. Полоцк, Витебск, где только не лечили.
— В строй потом не вернулись?
— Нет, хотя вроде никаких заболеваний у меня не было, рана зажила, но признали негодным к службе. Старое ранение дало о себе знать, уже когда я работал в милиции, в 65-м году. Очень стала болеть поясница. На работу выходишь — дороги мы патрулировали на мотоцикле — холодно, тряска, едешь, как на телеге. Дороги грунтовые, переезды, растрясло меня так, что в больницу попал. Оказалось, что пулей обожгло артерию. В МОНИКИ делали операцию 8 часов, профессор, который начал оперировать, за это время с инфарктом слег. Потом тринадцать суток пролежал в изоляторе — реанимации еще не было.
— А в милицию как вы попали?
— То ли в 53-м, то ли в 54-м я только закончил 10 классов вечерней школы. Сам хотел идти служить дальше, а тут случай подвернулся. Было отчетно-выборное партийное собрание, представитель горкома предложил фронтовикам, молодежи идти в милицию. Мол, сейчас организовывается много спецпостов на новых дорогах, тогда построили 2 бетонных кольца вокруг Москвы — на 40-м и 80-м километрах. Я написал заявление в ГАИ, долго ждал, потом вызвали на медкомиссию — и опять тишина. А через год ко мне приезжает начальник смены Иосиф Мишин, говорит: собирайся, завтра на работу, приказ на тебя пришел. В гражданской одежде поехал на другой день в Нахабино, в отделение ГАИ. Проработал в милиции 24 года и 9 месяцев, из них 11 лет начальником.
— На чем тогда ездили инспектора?
— На мотоциклах М-72, синие такие, с красными полосками. Так же раскрашены были “Победы”, но на них ездило только высокое начальство. Из-за раскраски называли эту технику “раковая шейка”, конфеты были похожие. У моего мотоцикла, как сейчас помню, был номер 1430 и надпись: “Милиция”. Потом за добросовестную работу мне выдали новый — М-61, липецкого завода. На нем я проездил до конца своей службы в 12-м отделении ГАИ. Машины стали появляться уже году в 72-м, когда началось массовое производство “Жигулей”, первые пошли для нужд МВД. И у нас появилась. Посменно два человека стали работать на “копейке”. Связи у нас тоже не было долго.
— Сложно было за порядком тогда следить?
— Да так же, наверное. То на Путилковском шоссе авария, то на Пятницком, то в Петрово-Дальнем, то в лесу где-нибудь на “пьяной дороге”. Хотя по сравнению с сегодняшним днем аварийность была небольшая. В месяц человек по пятнадцать выпивших за рулем вылавливали. В основном колхозников, которые мешок картошки выменивали на водку. Транспорта, конечно, меньше было. Всего 10 тысяч единиц на весь район. А сегодня от Волоколамска стоит с 7 часов утра до 10 вечера. Водители были не такие агрессивные, не спорили с инспекторами. Сколько проработал, а не помню ни одного конфликта между милиционерами и шоферами. Так же, как и сейчас, проводили работу со школьниками, выезжали на предприятия с лекциями по безопасности движения. В 1973-м создали отряд юных инспекторов движения при красногорском пионерском лагере. Они с нами выходили на дорогу, дежурили, учились. Хочу пожелать водителям, чтобы они были более дисциплинированными на дороге, не нарушали.
— В районе много правительственных дач, высокие гости много хлопот доставляли?
— Да нет. В Архангельском жил председатель правительства Косыгин и его 12 заместителей — целый поселок. Охраняли их люди из КГБ, а внешний периметр уже простые милиционеры. Я как-то отработал там 2 года участковым. Также рядом жил маршал Гречко, были дачи Министерства обороны, политбюро.
