Хотели, как водится, как лучше. Хотели отметить 75-летие Победы. О том, что получилось, Элла Памфилова доложила на днях лично главе государства:
«Мы решили свой скромный вклад тоже внести вместе с коллегами из регионов. Позвольте Вам подарить фотоальбом. Это выставка, мы сделали экспозицию своими силами, вместе с Музеем современной истории собрали свыше шести тысяч экспонатов, посвященных первым послевоенным выборам в Верховный Совет СССР, которые состоялись 10 февраля 1946 года... Люди придавали этому огромное значение, с энтузиазмом, чтобы страну возродить, и эти выборы были очень важны... Такой скромный вклад, чтобы и молодые чтили, знали, помнили и гордились».
Несколько ранее, на заседании самого ЦИК, Памфилова высказалась еще более определенно, отнеся те выборы к «честным страницам» нашей истории, к тому, что объединяет народ, «повышает его гражданское чувство, гражданское достоинство». Нет, если бы Элла Александровна ограничила эту характеристику собственно Победой, никаких вопросов бы к ней не возникло. Но, как это часто бывает, божий дар оказался фатально перепутан с яичницей.
Нельзя не отметить, что прежде с фактами электоральной истории в Центризбиркоме обращались более осторожно. Вот, например, что сообщается в статье Сергея Заславского, тогдашнего начальника управления общественных связей и информации аппарата ЦИК, опубликованной в «Журнале выборов» в 2011 году: «Выборы 1946 года, как и все советские выборы, были безальтернативными: голосование осуществлялось за одного кандидата. По сути, указанные выборы вкупе с выборами 1937 года заложили традицию безальтернативных выборов в СССР, сохранившуюся до конца 1980-х годов».
Говоря более понятным языком, это были никакие не выборы. Это была циничная имитация их. Выборы ведь — это когда выбирают. А та процедура повергала в недоумение даже видавших виды советских граждан — не все на тот момент успели к ней привыкнуть. Архивы сохранили отчеты организаторов тех выборов, свидетельствовавших о многочисленных недоразумениях на избирательных участках: многие избиратели не могли взять в толк, что делать с бюллетенями.
Понять, кстати, и в самом деле было непросто. В опубликованной в газетах инструкции черным по белому было написано: «Находясь один, избиратель заполняет избирательные бюллетени... В каждом бюллетене избиратель оставляет фамилию того кандидата, за которого желает голосовать, вычеркивая фамилии остальных кандидатов». Между тем фамилия везде стояла лишь одна.
Многие уходили, так и не опустив бюллетень в урну. Что, впрочем, никак не сказалось на итогах: согласно официальным советским данным, «блок коммунистов и беспартийных» набрал 99,2 процента голосов — при явке 99,7 процента. Ибо главное, как учил товарищ Сталин, не как голосуют, а как и кто считает голоса.
Можно еще где-то понять ностальгию, которую испытывают по тем временам и тем выборам сами участники событий: молодость, энтузиазм, преодолеваемые трудности и лишения... Все памятно, все дорого.
Но гордость, демонстрируемая ЦИК, — это совсем из другой оперы. Такая гордость заставляет относиться с опаской уже и к современной избирательной системе России. А ну как к выборам, проводимым сегодня, в Центризбиркоме подходят со столь же «строгими» критериями?
Это как если бы нынешние МВД и ФСБ гордились бы, к примеру, операцией «Чечевица», депортацией чеченцев и ингушей, и другими мероприятиями того же сорта. А что? Операция была спланирована и проведена отменно и согласно тогдашнему пониманию тех событий тоже была «вкладом в разгром врага». Но у нас-то нынешних, смеем надеяться, несколько иное понимание.
И это понимание не позволяет вычленить выборы 1946 года из исторического контекста. По данным МВД СССР, в том выборном году за «контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления» по всей стране были осуждены 123 294 человека. 2896 — приговорены к расстрелу. И среди расстрелянных, надо полагать, было немало тех, кто призывал голосовать против блока «коммунистов и беспартийных» или не участвовать в выборах.
Какова мораль? Мораль проста. День Победы, как справедливо сказал поэт, — праздник со слезами на глазах. Не надо, чтобы к этой святой горечи примешивались еще и слезы стыда — за прошлое и за настоящее.