Один из “системы”

Анатолий ИОНОВ, родился 6 августа 1939 года. 

Заслуженный мастер спорта по хоккею с шайбой. 

Олимпийский чемпион-68, трехкратный победитель первенств мира и Европы (1965, 1967, 1968), пятикратный чемпион СССР (1964—1966, 1968, 1970), четырехкратный обладатель Кубка страны (1966—1969). 

Выступал в чемпионатах СССР за “Электросталь” и “Кристалл” (Электросталь), “Крылья Советов” (Москва), ЦСКА. 

Работал в Электростали главным тренером и начальником “Кристалла”, тренером СДЮШОР. 

Награжден медалью “За трудовое отличие”.

— Анатолий Семенович, в 45-м в День Победы вам почти шесть годков было. Что-то осталось в памяти?

— Помню, люди радостные забегали, кричали: “Победа! Победа!” Доставали бутылки с самогонкой, прямо на улице собирались компании, выпивали, обнимались, пели… А до этого что-то такое тревожное витало вокруг. Родители, соседи часто были хмурые, мало улыбались. Слова взрослые все часто говорили такие: “война”, “наши”, “фашисты”, “Гитлер”.  

— Не голодали?  

— Не могу сказать, что голодал, но крапивку поесть довелось. У родителей нас, детей, семеро росло. На полу под столом спали. Отец — мастер такелажников на металлургическом заводе — один кормилец был, маме работать-то некогда было, орава такая на ней висела. Правда, два брата воевать ушли. Но все равно пятеро мальцов осталось. Из лакомств одно — кусок сахарку облизать. В лесу собирали грибы, чернику. А наелся досыта, когда вскоре после войны брат Феоктист, вернувшись с фронта, устроился работать шофером. Взял меня однажды на хлебозавод. Увидел я ряды буханок черного хлеба, слюнки потекли и подумал: “Сожру ведь сейчас все!” Вынесли мне полбуханки. Ох, и давился я горячим хлебушком… А немцев, между прочим, видел. Их, пленных, в город пригнали, и они неподалеку от нашего дома дорогу асфальтировали. Испугался их, хоть и пленных. Вдруг еще застрелят?! Побежал домой…  

Большая семья у нас была, дружная. Из семи детей в живых сейчас я, Феоктист и сестра Валентина…  

— А в хоккей с шайбой как играть начали?  

— Про хоккей узнали в конце 40-х, на стадионе “Металлург” стали лед заливать. Находили в лесу палки изогнутые, из дома набирали консервные банки и шли на каток. На коньках пацаны кататься учились таким образом: привязывали полозья к валенкам и крюком цеплялись за задний борт грузовика-пятитонки. Опасно, но весело. На настоящих же коньках мне дал покататься старший знакомый Алексей Иванов, он играл уже за детскую команду “Металлурга” по классу “Б”. Ух, и полетел я на конечках, после валенок-то. В “колдунчики” играли на катке, и я догонял еще одного “настоящего” хоккеиста Лелика Солдатова. Он и привел меня в команду к известному тренеру Дмитрию Васильевичу Рыжкову. Сразу поставили в нападение. В 56-м играл за “Металлург” на первенство области, ездили играть далеко — в Клин, Загорск и в другую даль. Известный в 50-х годах хоккеист и тренер Юрий Мурашкин позвал меня в “Команду г. Электростали”, игравшую в первенстве СССР, электриком оформили на 12-й завод (ныне “Машиностроительный”). После одного матча с ЦСКА подходит ко мне незнакомый полковник. Так, мол, и так, тренеру Тарасову ты понравился, надо к нам переходить. Я обомлел. В ЦСКА?! К Тарасову?! Испугался, честно скажу. Отказался переходить. После сезона уже сам Анатолий Владимирович сказал: “Я в отпуск уезжаю. Вернусь, смотри мне, чтоб приехал к нам на тренировку”. Я ни в какую, молчу уперто. А тут мои электростальские друзья Виктор Пряжников и Евгений Ёркин, перешедшие раньше в “Крылья Советов”, стали меня уговаривать: “Давай, Толь, к нам. Кузьмич (тренер Владимир Кузьмич Егоров. — Д.Т.) тебя возьмет с удовольствием”. И в шутку добавляли: “Будем вместе в электричке мотаться, на троих соображать”. Я и согласился. Думал, от Тарасова таким образом убегу. “Крылья” тогда гремели. В 57-м чемпионами страны были. А в мой сезон там стали третьими.  

— Но от Тарасова убежать все-таки не удалось. Как же попали в ЦСКА?  

— В “Крыльях” не стало брони от армии. Пришлось мне вернуться в Электросталь, здесь на заводе ядерном бронь действовала. Отыграл еще три года, и тут Мурашкин говорит: “Все, Толя, надо ехать в ЦСКА. Тарасов меня за горло взял. Вдруг еще какие-то неприятности устроит? Да и вообще, надо все-таки тебе попробовать у него поиграть”. Так и поехал я в ЦСКА. Но сначала отправили меня на курсы молодого бойца в часть под Смоленск, в Дорогобужские леса. Наверное, чтоб почувствовать разницу между хоккеем и казармой. Красота кругом! А как баланду мне налили из котла, изжогой измучился. Думал, как бы скорее в команду вызвали. Дождался. И начался труд “по Тарасову”. Страшный труд. На предсезонке Черное море буквально шипело от нашего пота, когда после тренировки плюхались в воду у берега. Представь себе, как тащишь вверх по лестнице в 300 ступенек на горбу Сашу Рагулина весом в центнер, проклинаешь все на свете. А Анатолий Владимирович рядышком шлепает и приговаривает: “Ты его не просто неси, а подтанцовывай на ходу. Слышь, поиграй, поиграй с ним, будто на льду соперника обводишь…” Или заставлял со второго этажа базы прыгать из окна, да чтобы приземляться на мысочки. Зачем это надо было? Не пойму. Некоторые не выдерживали нагрузок. Сломались, например, Еремин, Смолин и другие перспективные игроки.  

— Незадолго до своей кончины Анатолий Владимирович вспоминал о вас в беседе со мной. “Ионов — из породы русских богатырей, которые необходимы команде. Он чрезвычайно силен в силовой борьбе, в нацеленности на ворота, у него стойкий характер. Когда ситуация на площадке была такой, что требовалось дать сдачи задиристым канадцам, здесь Ионов всегда был необходим. При этом Толя очень отзывчивый и добрый человек, прекрасно поет русские песни”. Любил он вас, чувствуется. Давно хочу спросить, правда ли, что вы зятем его побыли? Слух об этом устойчивый ходил.  

— У Анатолия Владимировича две дочери — Галя и Таня. И ни на ком из них я не был женат. Не знаю, откуда чушь эта про “зятя Тарасова” взялась. Раздражала ужасно! Когда в ЦСКА играл, уже был женат первым браком, дочь росла. Но об этом не хочу вспоминать, не сложились ни с первой женой отношения, ни с дочкой. А второй брак — счастливый. С Тамарой Александровной взаимопонимание полное.  

— В сборной СССР вас поставили в тройку к Борису Майорову и Вячеславу Старшинову. В 65-м с ними играли на чемпионате мира. Читал в прессе, что они забастовку даже устраивали из-за того, что Евгения Майорова не взяли в сборную и с вами играть не хотели…  

— Да они меня даже до слез доводили! То пас не дадут, то пробросят шайбу специально мимо. Вне катка даже не разговаривали. Славка Старшинов, тот помягче был, хотя бы здоровался, а Борис не замечал меня вообще. Тогда я Тарасову заявил, что не поеду на чемпионат мира. У него брови взметнулись: “Что-о-о-о?!” “Ничего, Анатолий Владимирович, берите кого хотите, а я не поеду”. Пришлось Тарасову и Чернышеву со Старшиновым и Майоровым переговорить, как-то они вразумили их, и после этого мы втроем дали клятву, что сыграем на чемпионате. Играли, забивали. После чемпионата сразу три звания получил — лейтенанта, мастера спорта международного класса и заслуженного мастера спорта. Да-да, МСМК и ЗМС одновременно присвоили.  

— Так с Борисом Майоровым и до сих пор не здороваетесь?  

— Ну почему же?! Мы после Тампере еще не раз в сборной пересекались. Сейчас, если встретимся, Борис Александрович тепло руку пожмет, поинтересуется, как дела, здоровье.  

— А в ЦСКА как с великими общались? С Локтевым, Александровым, Альметовым?

— Нормально. Я еще Николая Михайловича Сологубова успел застать. Он, бывало, говорит мне: “Пошли, деревня, за мясом”. “Деревня” — это он так меня любовно называл. Электросталь-то городок маленький был в 60-х. Я не обижался на прозвища. Еще меня звали Федором Иванычем в честь Шаляпина, поскольку петь я любил, и Мотором с ударением на первый слог, когда “пятерку-систему” Тарасов создал. Так вот, в гастрономе на площади Восстания в высотке у Сологубова знакомый мясник работал, туда и водил меня Николай Михайлович. Кусочки оставляли нам самые лакомые, свеженькие.  

Зазнаек в ЦСКА не было, такие и не прижились бы в коллективе. Молодых не обижали. Молодые сами понимали, что баул не зазорно в автобус погрузить за тем же Сологубовым. А Вениамин Александров, тот, когда квартиру новую получал, старую свою просил Тарасова мне отдать. Тот не возражал. Но я отказался.  

— Почему?!  

— Не полюбил я Москву. Большая, шумная, незнакомая. В ней, чтобы нормально жить, везде блат иметь надо. Я к Электростали привык, это мой город.  

— Значит, на цээсковской базе все время квартировали?  

— Зачем? Если в Архангельском сборов не было, на электричке ехал домой после игр и тренировок. Машины у меня тоже не было.  

— Ну а расслабляться со стаканчиком после игры со “стариками” приходилось?  

— Редко. Разве что на официальных банкетах. После окончания сезона, например. За победу в чемпионате СССР пять тысяч рублей премии давали. Сначала вместе с тренерами на базе посидим, выпьем, так, немного, чопорно, а потом срываемся продолжать гулять в ресторан. Помню, хорошо нас в “Арагви” встречали. Кухня шикарная! А по части подзадержаться после матча у нас компания была из тех, кто помоложе. Ну, Толя Фирсов по молодости не выпивал. Володя Викулов тоже. А вот с Сашей Рагулиным, Витей Кузькиным, Женей Мишаковым можно было, когда болельщики разойдутся, подняться на второй этаж в буфет “Лужников”. Нас, естественно, там все буфетчицы знали, наливали коньячок, бутербродик клали на закуску или пирожок. Граммов по 150 выпьем, стресс снимем и по домам. Анатолий Владимирович, конечно, был в курсе всего этого, но не ловил, не мешал. Да мы и не заводились, пока сезон шел. Норму знали. Это Витя Полупанов мог сорваться. Потому и закончил быстро. Жалко мне его. Мастер был великий. Непонятно мне то, что в отпуске Тарасов нас мог ловить на “нарушении режима”. Да какое дело, как мы отдыхаем?! Отпуск все–таки! Доносили все про нас Анатолию Владимировичу. Помню, приезжаем с Кузькиным в Гурзуф, в санаторий. Тут же делегация из какого-то совхоза подкатывает, мол, выступите, пожалуйста, перед народом, расскажите о победе на чемпионате мира. Ну что делать? Едем к народу. После “лекции” нам в машину ящики с марочным вином ставят. А в Херсоне еще и рыбой затарили… Тарасов отдыхает, бывало, где-то неподалеку, в другом санатории, тут же нас вызывает, костерит, со ставок снимает. Начинается сезон, мы, значит, должны обратно эти ставки заслужить. Понятно, что прощал нас Анатолий Владимирович быстро.  

— А в 68-м на Олимпиаде играла необычная пятерка, так называемая система. В защите — Ромишевский и Зайцев, в полузащите — Ионов, в нападении — Моисеев и Мишаков. Если откровенно, как сами-то считаете, была эта “система” каким-то шагом вперед?  

— Откровенно ответить? Чудачество это было со стороны Тарасова! Заставлял нас играть в непонятный хоккей. Не нравилась игра нам самим. Но что ты сделаешь против Тарасова? Приходилось мучиться. Корпели, пахали. У нас в пятерке вообще все большие трудяги были. По технике мы уступали, например, Викулову или Фирсову, но зато крепкие, быстрые, с броском. А на Олимпиаде наша “система” всего-то одну шайбу забила. Правда, переломную — канадцам. За день до этого мы чехам “влетели” — 4:5. Но шведы, которым ничего уже не светило, нас выручили. Хотя и приняли изрядно накануне на грудь. Шведы чехов не любили, обещали нам, что постараются победить. Чехи, кстати, тоже после победы над нами стали пиво пить за обедом в открытую. Так, матч с Канадой стал “золотым”.  

— От чехов в играх подлянок натерпелись? Часто исподтишка досаждали?  

— Да мне-то зачем досаждать? Нет, ко мне особо не лезли. Знали, если тычок получу в спину — про плевок в лицо уж и не говорю, — так потом у борта локтем врежу, что ребра хрустнут. Со мной шутить опасно.  

— Закончили в ЦСКА в 31 год. Проводили хорошо? Работу предлагали?  

— Тарасов со мной расставаться не хотел, но в 70-м он уступил на время свое место главного Борису Павловичу Кулагину. Тот и начал мне вопросы в начале сезона задавать, как, мол, настроение, поиграешь ли… Я его понимал. Хотелось Кулагину освежить кровь в команде, Анисина подтянуть к основе, Лебедева, Бодунова. Нет, я к Борису Павловичу без обид, сам уже подумывать начал об уходе. Усталость накопилась физическая и нервная. Ну и решил, что хватит, написал заявление. Тарасов узнал, попытался отговорить: “Не спеши. Еще поработаем вместе”. Да я уже переговорил с электростальцами насчет работы. Мне в детской школе место тренера обещали, а самое главное, жилье новое давали. В ЦСКА тоже варианты трудоустройства предлагали — тренером в ДЮСШ, в армейских командах на периферии. Поблагодарил за все, проставился ребятам и — на родину. А там “Кристалл” в первой лиге выступал, меня попросили в защите поиграть. Ну, ладно, давайте поиграю. Перед одним из матчей Толя Фирсов приехал меня почествовать, проводить, вроде как от ЦСКА официально. Привез от армейцев радиолу “Сакта”, по тем временам дорогой подарок, клюшки с автографами армейцев.  

— С тренерской карьерой у вас не получилось. Мало в “Кристалле” главным побыли. Почему?  

— При мне, между прочим, “Кристалл” после долгого барахтанья во второй лиге вышел в первую. А уж там задержаться не хватило ресурсов — людских и финансовых. Сезон начали неплохо, но вскоре начали наших ребят звать в клубы Высшей лиги на куда большую зарплату. Ушли  лучшие молодые ребята Коржилов, Соколов, Мурашов, Агулин, Парфилов. И покатились мы вниз…  

Приезжает в Электросталь Женя Мишаков, он в СКА МВО тренером работал: “Ну, что, Семеныч, хреново дело? Денег нет?” “Да, Жень, хреново. Болельщики вон освистывают”. Пошли с ним в тренерскую, поговорили по душам, договорились, что один матч мы выигрываем, другой — СКА. Чтоб как-то электростальским болельщикам настроение поднять…  

— В конце 80-х “Кристалл” пару раз очень здорово выглядел в переходных турнирах. Вопрос выхода в “вышку” опять в деньги уперся?  

— Не только в деньгах дело. Даже если у электростальского “Машиностроительного завода”, читай, ядерного, деньги были, то у руководства области выход “Кристалла” в высшую лигу вряд ли обрадовал. Все-таки в обкоме КПСС здорово поддерживали воскресенский “Химик”. А вдруг вторая областная команда в “вышку” войдет? Ведь наверняка денег начнет просить. Зачем такая конкуренция в своем доме? Или такой момент. В союзной федерации хоккея нам прямо намекали: “На судей у вас денег не хватит. Да и установка есть — не дать вылететь из высшей лиги “Трактору” и горьковскому “Торпедо”. Мол, Челябинск с Горьким много сделали для советского хоккея, сильных игроков у них забирают каждый год, надо поддержать традиции и так далее.  

А у нас-то команда собралась в конце 80-х крепкая, красиво играла. Главный тренер, динамовский воспитанник Валентин Михайлович Григорьев, умел договариваться с игроками, вдохновлять их. Он в Устинке неплохо поработал, связи были. Хоккеисты к нам сильные поехали — Варнавский, Панин, Мисенко, Голошумов и другие. И свои ребята у нас были хорошие. В четвертую пятерку, кстати, Григорьев подтягивал 18-летних пацанов Лешу Кудашова, Андрея Скопинцева, Сашу Прокопьева. Первые двое и сейчас еще играют!  

Сами игроки относились к Григорьеву с уважением, видели, как он за хоккей переживает. Подсаживается, например, в купе поезда к первой тройке, там играли Сергей Никоноров, Володя Леонов и Александр Иванов. Игры в первой лиге спаренные были. “Мужики, — говорит, — надо с выезда хотя бы очко привезти. От вашей тройки почти все зависит. Денег на премию на заводе не дадут, но я вам выходной дам”. Они ему: “А если два очка привезем, два выходных получим?” Григорьев вздохнул, покачал головой и улыбается: “Ладно, два выходных дам”. И, как бы упреждая следующий вопрос, поднимает ладонь: “Но три выходных дать не могу, уж извините…”  

Кстати, мы в 89-м не побоялись Славу Фетисова взять на предсезонку в “Кристалл”. Он тогда в НХЛ хотел уехать, а Тихонов не отпускал. И в ЦСКА тренироваться не разрешили, когда Фетисов погоны снял, уволившись из армии. Против системы пошел человек. Могли, в принципе, и нас как пособников “предателя” взгреть. Но мы держались. Слава приезжал к нам тренироваться, даже на турнире предсезонном сыграл за Электросталь. Мне в тот год как раз в августе полтинник стукнул, и Слава тепло поздравил меня на чествовании во Дворце спорта. И Григорьева благодарил за возможность набрать форму перед Америкой.  

— Сейчас “Кристалл” в первую лигу откатился…  

— У города денег нет на содержание клуба, да и по закону не имеет права бюджетные деньги на хоккей палить. А завод уже скоро как лет десять перестал финансировать. Спонсоров с серьезными вливаниями тоже не сыскать. Так, детская школа еще живет, играют пацаны ради своей перспективы. Глядишь, может, в сильную команду пригласят. Редко уже сам на хоккей выбираюсь. Нет былого интереса. Не игра — слезы.  

— Как на пенсии поживается, Анатолий Семенович?  

— Нормально. Есть дачка в деревне Пяткино в Тверской губернии, участок в 6 соток. Кушаем свои огурчики, помидорчики, лучок, свеколку. Рыбалку люблю. В месяц пенсия набегает со всеми надбавками — от президента, губернатора, ЦСКА, Машзавода — тысяч 50 рублей. К 70-летнему юбилею присвоили звание почетного ветерана Электростали. Только не знаю, что оно дает, кроме морального удовлетворения. Да ладно, я не жалуюсь. Мне хватает того, что есть. Ноги вот только сильно болят от хоккея.  

— Может, теперь спустя годы жалеете, что пришлось по молодости адские нагрузки в ЦСКА переносить?  

— Ни в коем случае! Да, мое поколение в хоккее подорвало здоровье. Но не сомневайтесь, что никто из нас не жалел, что прошел такой путь. Горжусь, что играл в великой команде у великого тренера.