— Алия, вы после Олимпийских игр не выступали, но даже на чемпионате России прошлого года, за несколько месяцев до рождения Алисы, были около помоста. А потом и вовсе с грудным ребенком на руках появились осенью на Круглом…
— А почему нет? У меня проблем, если честно, не было ни во время родов, ни во время беременности: я чувствовала себя довольно живенькой. И даже на последних месяцах вела довольно активную жизнь. Рожала сама. Некоторые говорят: никогда рожать не буду больше, я так не скажу. Страшно было — это когда на руки дочку взяла: как и что дальше делать? В маму вцепилась — со мной будешь! Но мне повезло, сумасшедших бессонных ночей не было, Алиса спокойная. Всё в меру.
— Алия, и зачем вам нужно это сложное возвращение в большой спорт?
— Потому что просто хочется.
— Вы ведь говорили: не считаю, несмотря на титулы и гимнастические достижения, что уже чего-то добилась в жизни. Так, может, и надо было шагнуть в другую жизнь? Дверь в нее была открыта, а вы проигнорировали?
— Не увидела такой двери, чтобы шагнуть. Не считаю нужным ничего менять, когда для этого нет серьезных поводов. Может, у меня сейчас и не идеальная жизнь, но меня в ней абсолютно все устраивает: что я делаю, что у меня вне спорта. И в первую очередь мне просто не на что жаловаться.
Первое время, конечно, тяжело было в разлуке с Алисой. Но призналась сама себе: пользы больше будет для всех в таком режиме жизни, и успокоилась. Я говорю себе, что занимаюсь делом и для дочки — чтобы все у нее было. Бабушка с дедушкой пока больше воспитывают? Меня абсолютно устраивает, как меня воспитывали, какие мама с папой привили взгляды на жизнь. И я всегда хотела, чтобы основное участие в воспитании ребенка принимали именно бабушка с дедушкой. Честно сказать, почему еще? Боюсь ее разбаловать, есть такой страх.
— Не думаете, что не вошли в открывшуюся дверь из чувства страха: здесь вы все знаете, и даже возвращаться в спорт через преодоление уже тоже приходилось. Тут нет неожиданностей, а что «там» — ноль понимания. А может быть, и некая лень добавилась — перемены требуют особых сил?
— Нет, страх, лень — наверное, это ко мне все же не относится. Я просто пока не вижу смысла в переменах. Если я могу многое здесь, то зачем что-то искать? Тем более есть определенная цель — мне интересно, насколько я смогу восстановиться, как пройти этот путь после родов. Осуществляю цель здесь.
— Единственная мама в действующей элитной спортивной гимнастике сегодня — это фантастическая Оксана Чусовитина (олимпийская чемпионка, единственная спортсменка в истории гимнастики, принимавшая участие в 7 летних Олимпийских играх, продолжает выступать и сегодня, в 43 года. — Ред.). Наверняка детский вопрос не раз с ней уже обсудили.
— Оксана вкратце что-то рассказывала, причем так легко, что у меня совсем сомнений не осталось: надо попробовать включить рабочий режим.
— И в первый день этого «рабочего режима»…
— …мне было очень интересно. И этот интерес перебивал просто все. Зашла в зал, встала в строй, разминка началась с бега. До того момента мне бегать долгое время тоже не приходилось. Что смогу: какие движения, какие элементы? А в основном я ничего не могла. Снова интересно: а когда они у меня получатся? Я, конечно, набрала лишний вес. Диеты не очень люблю. Никто не обещал легкой жизни. На собственном примере уже могу сказать: после родов вернуться на большой помост сложно, но возможно. А почему не делать возможные вещи? Тем более что спорт — это профессия. И, честно, мне было не очень приятно, когда в 20 лет меня называли ветераном гимнастики. Отчасти это, может, и прикольно. Но мне казалось всегда не очень правильным. Да, гимнастика — сложный вид спорта, но один олимпийский цикл для спортсмена — слишком мало.
— У вас третий идет…
— А я, например, за один цикл не успела насладиться и насытиться помостом. Может, после первого четырехлетия у меня все только и началось: я стала понимать смысл гимнастики, смысл тренировок, для чего я это делаю. Я полностью поменялась. Раннее ветеранство — несправедливость, пусть ей и есть объяснение: гимнастика — сложный вид спорта, и чем ты меньше, тем легче тебе в нем. Легче исполнять сами элементы.
— Чем будете брать в таком случае?
— Упорством, желанием, работой.
— Алия, как ни крути — вы опять возвращаетесь в команду главной надеждой. От этих мыслей никуда не уйти прежде всего вам. Эти мысли…
— …мотивируют.
— Не изводят?
— Я не боюсь. Всю свою гимнастическую жизнь только и была для кого-то старшей сестрой, для кого-то примером. И мне даже от этого легче: за мной тянутся, спрашивают что-то, это подстегивает.
— Вы умеете себя грызть? Умеете не прощать себя?
— А в чем смысл — не простить? Лучше простить и идти дальше, чем у тебя в голове будет вот это все… «Таракашка» будет сидеть и напоминать. Лучше отпустить ситуацию и в следующий раз попытаться не совершить ошибку.
— А другим «таракашку» можете простить?
— По ситуации, конечно. Но на не очень важные вещи стараюсь вообще не обижаться. А на себя… Мой девиз: если не хочешь, лучше не делай, а если хочешь — обязательно получится. Желание — это самое главное.
— Не боитесь, что можно увлечься первой частью девиза?
— Нет, я просто реально смотрю: есть вещи, которые надо делать, они не обсуждаются, а вот в той же гимнастике, наверное, только так и можно тренироваться. Во всяком случае, это мой вариант.
— За что могли бы себя похвалить?
— Хм. Честно? Никогда себя не хвалила. Даже не умею. Даже не люблю. Мне кажется, не делаю ничего такого особенного, все в рамках естественного.
— Ругать себя проще будет?
— Все, что касается меня, — не копаюсь, не ковыряюсь.
— Послушаешь вас — все легко до невероятности: два олимпийских цикла с медалями, рождение ребенка, снова на помост… Может, вы баловень судьбы?
— Нет, я просто никогда не буду лишний раз рисковать. Иду на все обдуманно, выбирая наименьший способ риска.
— В команде, победившей на чемпионате Европы в Глазго, выступала приехавшая из Америки Ирина Алексеева — вы с ней тренировались у Дины Камаловой. Своим первым тренером считаете как раз Камалову?
— Первым — нет, основным, наверное. Первый тренер в ЦСКА, к кому я зашла в зал, — Перелыгина Елена Владимировна. А всю гимнастику я научилась делать у Дины Рашидовны.
— В чем ее тренерская сила?
— Не знаю, насколько это сильная сторона, — в жесткости. Она прямо вот так в кулаке всех держала: сказала, и все! Из-за этого у нее никогда не получалось работать со взрослыми гимнастками. Доводила гимнасток до определенного возраста, до юношеского чемпионата Европы, дальше работать не могла. У девочек переходный возраст, проблемы, собственный взгляд… И она уже с этим не справлялась. У Камаловой очень хорошая базовая подготовка, техника, хорошая школа. Если бы она могла работать и разговаривать с девочками… В 10–12 лет — один этап, а когда мы вырастаем — другой. Но ведь он другой и для тренера.
— Демократия в спорте часто приводит к плачевным результатам.
— Не совсем понимаю слово «демократия» применительно к спорту. Если в процессе подготовки участвуют две стороны, это проще для достижения результата. Да, иногда спортсмен может и абсурдное что-то придумать, тут как раз тренер и должен подвести его к пониманию, что это абсурд. А не сказать: ты тупой, иди и делай, как я сказал! Просто с небес классные гимнастки не возьмутся. Всему надо учить, на это есть тренер. Мне очень нравится подход Евгения Анатольевича (Гребенкин, старший тренер женской сборной. — Ред.) — он идеально понимает, когда надо настаивать на чем-то, а когда нет. Прихожу на брусья и не могу, например, ничего сделать. У меня нет сил, он это видит: «Аль, одну комбинацию делаешь и уходишь». Или: «Сегодня не делаем». И так проще. У нас всегда есть диалог.
— А вам сейчас тренер нужен?
— После перерыва вернуться к элементам было тяжело. Не могла, например, прыгнуть в шпагат, думала, сил не хватает, а на самом деле просто делала ошибку, которую и не поняла бы сама. Тренер, его взгляд со стороны нужен обязательно. Между сборами на Круглом я ездила тренироваться в Пензу вместе с Алисой, уже без мамы… Дочка со мной в зале во время тренировок.
— Алиса — уже дитя зала. Вас это не пугает?
— Нисколько. В спортивную гимнастику, наверное, не стоит отдавать, если хотя бы на папин рост посмотреть (бобслеист Алексей Зайцев. — Ред.). А вот в художественную попробовала бы. Мне безумно нравится этот вид. Какие девочки оттуда выходят — гибкие, тоненькие, умеющие себя как-то нести… Даже если совсем чуть-чуть позанимается, уже хорошо будет.
— Что вы успели понять про семейную жизнь?
— Я это не комментирую.
— Ваше право. (Алия и Алексей недавно развелись. — Ред.) Вас все на помосте очень ждут, это, можно сказать, некая интрига года, и терять вам нечего — титулы есть, любовь зрителей большущая. Но всегда найдутся люди, которые скажут: «А, опозорилась!» — даже если вы с медалью будете, но не первая.
— И пускай. И меня не будет волновать, что они думают. Потому что я выполняю цели, которые нужны мне. И мало думаю о том, что скажут другие. Похвалят — скажу спасибо, не похвалят — пропущу мимо. Не сравниваю себя ни с кем. Ни за кем не смотрю. Не хочу в принципе, чтобы у меня было так же, как у кого-то. Хочу, чтобы у меня было так, как у меня.
— У вас для спортсменки идеальный характер?
— А такой вообще существует? Не могу сказать.
— Принято считать: чемпионка должна быть, грубо говоря, стервой и танком переезжать всё и всех.
— Видимо, мне мой характер помогает. А по поводу того, что принято считать… В 2010 году мы завоевали неофициальный титул лучших стерв в мире. Когда выступали на чемпионате мира, нам Александр Сергеевич Александров сказал: ну, давайте — покажите, кто тут самые крутые стервы в мире! Так что это слово в спортивном смысле для меня не грубое.
— До Олимпийских игр еще далеко. Но понятно, что мысли у вас самые амбициозные. Что надо сделать, например, с вашими любимыми брусьями?
— А они никогда не были моими любимыми.
— В такой ситуации нынче говорят: упс! На двух Олимпийских играх вы выигрывали «золото» именно на них. Хорошо, с любимыми нами вашими брусьями!
— Думаю, нужно продолжать все в том же духе. Тренеры говорили перед травмой, что я опережаю подготовку. Как главный тренер сборной Андрей Федорович Родионенко сказал, месяца на два-три вперед убежала. Значит, могу не сомневаться, все как надо. И знаю, что торопиться тоже некуда. Когда не висит над головой что-то стремительно приближающееся, это облегчает процесс.
— Вопрос про брусья можно прояснить? Какой снаряд тогда записываем в любимый?
— Бревно. Потому что оно самое легкое.
— Второй раз — упс!
— А на нем нет таких суперсложных элементов. Легко упасть, но физически оно самое легкое.
— Вы ведь не ищете легких путей.
— Нет. Самое любимое — бревно, просто как снаряд. Но кайфа-то больше от брусьев. На них реально очень тяжело. Это самый тяжелый снаряд — эмоционально, физически. Потому что для брусьев нужен пик формы. Для всего остального можно даже и лишний вес иметь, например. А брусья требуют идеального состояния.
— Почему увидеть вас на светском мероприятии — редкость?
— Видимо, это у меня в крови, от мамы передалось. Она не любит внимания, смены обстановки, для нее даже переезд летом в деревню — стресс, вся на нервах. А представить, чтобы камеры приехали к нам домой, — мне кажется, она встанет и будет дверь держать, чтобы никто не зашел. У нее есть ее зона комфорта. И мне, наверное, что-то досталось.
— Но в силу популярности вам пришлось эту зону все же расширить. Насколько?
— Я принимаю предложения, когда есть время и возможность: чтобы я, например, не стояла на каблуках после тренировки, вся измотанная. Или чтобы мероприятие не отрывало у меня те же три-четыре часа от Алисы. Если найти этот кусочек, то можно и выйти, а если лишать себя того же общения с ребенком — не в кайф. За границей зала сейчас, кроме общения с ребенком, особенно ничего не хочу. Зал и ребенок.
— А кто придумал имя Алиса?
— Я заранее знала, что так назову, просто нравилось.
— Есть лиса Алиса, есть — из Страны чудес…
— Она сама выберет, какой Алисой ей быть. Свой характер в ней уже вижу: если хочет, то добьется. Возьмет за палец и потащит, в другую сторону поведешь, будет злиться. А я пока мле-е-ею, готова сделать, что она хочет. Думала, конечно, о том, как воспитывать. Я на стороне объяснений — не «нельзя, и все», а «почему нельзя». Чтобы не было вот этого: сейчас получишь! Может, я еще совсем молодая мама, а она еще маленькая дочка, но не представляю, как можно накричать или шлепнуть.
— Цель вашего возвращения, как снова ни крути, Олимпийские игры. А обстановка с допуском страны на Игры — сами знаете. И абсолютно не факт, что проблемы рассосутся до Токио-2020. Будете вкалывать ради цели, а…
— …значит, я оставлю одну цель и буду думать, что выполнила другую — восстановилась после родов. Наверное, из-за того, что у меня уже были Олимпиады, мне, думаю, тяжелее будет думать, как маленькие спортсменки это перенесут, если что. А насчет себя — наверное, я расстроюсь, но тосковать или впадать в апатию не буду.
— Вы по натуре оптимист?
— Реалист. Это не врожденное, скорее, приобретенное. Наверное, после Олимпиады в Бразилии. Я никогда не была мегаоптимистом, не была пессимистом, да и фантазеркой тоже не была. Но сейчас стала четко понимать: отталкиваюсь от реальности. Если я понимаю, что шесть медалей мне на Олимпиаде не выиграть, то я и мечтать об этом не буду.
— Завышенная планка ожиданий не для вас?
— Мне ее лучше чуть занизить и перепрыгнуть, чем вообще до нее не добраться.
— В вашем реалистичном видении какова планка в этом году?
— Быть полезной команде. Нам нужно на чемпионате мира войти в тройку призеров, чтобы завоевать лицензию на Игры. Я очень надеюсь помочь команде в этом. Надеюсь, и девочки понимают задачу. Ведь что может быть проще — сделать дело на первом же отборе и два года спокойно готовиться к Олимпиаде. Всё: команда уже на Играх, и никаких дерганий!
— Если просмотреть ваш гимнастический путь, какой из этапов был самым сложным?
— Мне повезло.
— Вы это о чем?
— У меня не было сногсшибательно сложных этапов. Сначала была травма — это меня закалило. Потом был тяжелый период — хотела заканчивать. Тоже закалило. Я получала проблемы дозами, стала сильнее, все было преодолимо. И сейчас не самый тяжелый этап. Я хочу это делать. А когда ты хочешь, когда тебе это нравится, как может быть тяжело? Физически — да. Но совсем плохо — это когда и физически, и морально буксуешь, тогда в голове невозможное что-то. Мне морально сейчас легко. Физически — полежала, отдохнула, пошла. Отпуск? Я уже усвоила, отпуск — это не мое. Беременность и была отпуском.