- Алия, последний день чемпионата – упражнение на бревне и вольные – все-таки принесли две личные награды. До этого, а плюс еще и сильная простуда, чемпионат можно было заносить в список абсолютно проигранных. В такой ситуации ты еще не была.
- Ну, на бревне – я, как всегда, ничего не ожидала, но хотелось достойно завершить выступление. Просто повезло. А на вольных упражнениях я шла ва-банк. Мне терять было уже нечего, если бы я сделала простую программу, медали бы и не было. То есть попробовала усложненную и – получилось! А до того… Как ни странно будет услышать это, но я была готова к турниру. И тренировалась хорошо, и сделала большую работу. Комбинации получались довольно стабильно, что-то добавила. Да, все не самым лучшим образом пошло. Расстроилась, но - уже ведь все случилось? И мои нынешние результаты для меня – урок, напоминалка: нужно идти вперед.
- Может, скорее, пинок? И, по-моему, ты его даже ждала? Я бы, так даже сказала – он был необходим.
- Конечно, я, выходя на любой старт, понимаю, что может быть ошибка – никто не застрахован.
- Я не о том. Страховка гимнаста – это еще и сложность программы, нужен запас. Ты не восстановила старые программы, не показала новые. Уже чемпионат Европы намекал: конкурировать, а мы ведь говорим о золотых медалях, с тем, что есть – сложно.
- Да, с программой, с которой я выступала, сейчас бороться уже нельзя. Из-за серьезных изменений в правилах, касающихся надбавок за элементы, база у меня на тех же брусьях, например, очень упала, приходится полностью менять комбинацию. А это тяжело - разучивать что-то новое в моем возрасте.
- Веришь, что не только восстановишь, но и шагнешь вперед?
- Верю. И давно уже настроена на то, чтобы начать это делать. Этот год очень тяжелый и дал мне понять, что… Я в начале года взяла отдых.
- Зачем?
- Чувствовала усталость после Олимпиады. Да, все еще чувствовала. К Европе начала набирать форму. После Европы отдыхала, потом была на сборе – неделю, уехала в Германию. Там мне сделали операцию на голеностопе. Операция не очень серьезная, почистили сустав, но все равно четыре недели ничего нельзя было делать. И оставалось всего полтора месяца, чтобы подготовится к чемпионату мира. Главной задачей стало – просто восстановить программу, которую я делала на чемпионате Европы.
- Получается, что ты все время что-то восстанавливаешь. И пытаешься догнать сама себя.
- Я поняла, насколько это тяжело. И еще поняла, что, если думать о Рио, то больше таких отдыхов разрешать себе нельзя будет. Отдыхать нельзя, а травмы желательно не получать.
- А что, есть вариант – не думать о Рио?
- Нет, без вариантов.
- С тобой работают разные специалисты, Раиса Ганина, но она…
- Да, она хореограф, все объять не может. Я понимаю, о чем вы – о личном тренере. Уже начала задумываться над этим вопросом. Пока не скажу больше ничего. Но - думаю. Потому что действительно тяжело. Во-первых, нет с тобой человека, который может взять на себя функции от «защитить» до «заставить». Во-вторых, постоянно надо принимать какие-то решения самой – это тоже не всегда правильно.
- Этот человек есть в окружении? Или его где-то надо искать?
- Его не надо вообще искать. Если все получится, то он сам появится.
- Да ты интриганка, Алия. Как загадочно звучит.
- Еще никто, кроме меня, не знает, о чем я говорю.
- Смелый, видно, это человек. Тренеры смеются, что пока кровь не выпьешь из кого-нибудь на тренировке, дело не пойдет. А вот заведешь человека, или даже доведешь – и хорошо, и все, как по маслу.
- Я просто стараюсь добиться, чего хочу в тот момент – любым способом. Меня, может, совершенно и не заводит, когда человек из себя выходит. Но я, особенно в последнее время, - если надо что-то сделать, буду десять раз подходить к тем же брусьям, десять часов долбить одно и то же, и все равно должна сделать! Даже если мне будут говорить – не надо, чего ты? Да, могу поругаться, и буду сидеть, пока не сделаю.
- То есть признаешься в эмоциональном вампиризме?
- Видимо, это так и называется.
- Ты изменилась. Не самый удачный чемпионат – но улыбаешься много и ушла какая-то настороженность в поведении вне помоста.
- Я знаю, сама это чувствую. Да и пора бы - мне уже все-таки 20 лет, и в гимнастике я уже долгое время. Я стала не то, чтобы правильно себя вести, а более естественно, по-настоящему. Новое общение появилось, чувствую, что раскрылась по-другому. И веселюсь чаще и общаюсь больше. И мне это стало нравиться. Я могу сказать, что буквально недавно поняла: этому спорту нужно отдаваться, но воспринимать его не как работу…
- Каторжную?
- …да, насилие. Это - хобби, которым ты хочешь заниматься. У нас приходят малыши тренироваться, их заставляют, они плачут, кто-то может с собой справиться, кто-то нет. А американцы – через улыбку идут, им нравится. Дети не должны плакать. Все отсюда все начинается.
- Ты это поняла, щелкнула пальцами и сказали: «А теперь – хобби! Я все сделаю легче!». Так же не бывает.
- Для всего, видимо, приходит свое время. Со мной никто об этом не говорил. Как-то по ходу дела получилось. Прихожу на тренировку, все получается, я радуюсь. Потом на следующий день – ничего не получается. Я себе стараюсь говорить: ничего страшного, будет завтра. Или, как уже говорила, мне хочется сидеть в зале до осуществления плана. Пусть устану, сорву все мозоли, но сделаю. Мне нравится. Я стала делать то, что мне нравится. Или мне стало нравиться то, что я делаю.
- Не выступает у американок олимпийская чемпионка в многоборье Дуглас, но есть Байлс, которая стала уже двукратной чемпионкой мира. К Олимпийским играм они еще кого-нибудь подкинут на помост. Как с ними бороться?
- Надеюсь, маленькие подтянутся.
- За два года?
- Это проблема, конечно, насколько я помню, и Вика Комова, и я, и Таня Набиева – мы уже в детстве делали ту сложность, которая тянется до сих пор. Если бы я этому в детстве не была обучена, ничего бы и не вышло.
- И как тебе бороться в одиночку – исходим все же пока из реалий - наверное, могут и руки опуститься?
- Нет, руки у меня не опустятся, я хочу в это верить. Надеюсь, хоть как-то у девчонок получится усилить программы. Стабильность должна прийти. С американками бороться будет, мягко говоря, тяжело. Мощные они – это тоже, мягко говоря. И, как я поняла, вот эта красота, на которую мы очень много работали, вообще роли никакой сегодня не играет. Что мы прыгаем шпагат с оттянутыми носочками, что они прыгают - не особо в шпагат и не особо с оттянутыми, абсолютно не важно.
- Надо подстраиваться или продолжать тянуть носочки?
- Продолжать, еще и улучшая. Российские спортсменки не одной же красотой побеждали? Программу, которую делают те же американки – чисто теоретически - можно сделать, сложность я имею в виду. Но вот, если при этом будет еще присутствовать и красота – огромный плюс. Пускай не для судей, но для зрителей точно. Потом что судьи – это отдельная тема. Мне иногда кажется, что я приезжаю на соревнования, а они все уже все решили. И вот это самое ужасное. Вот из-за этого иногда не хочется бороться. Потому что я понимаю, как бы ни сделала сейчас свое – выйдет Байлс и поставят ее выше.
- А что, и такое бывает – что железной Мустафиной не хочется бороться?
- Бывает такая «мысля», но быстро уходит.
- Алия, а, может, всей сборной просто банальной подкачки не хватает? Мощь же не только генетикой закладывается?
- На самом деле, качаемся мы много. Я может, еще и не так много – берегу себя, а маленьких девочек старший тренер Евгений Гребенкин только так гоняет. Перед миром у нас было по две тренировке, и они на каждой качались, и ежедневно – либо бег, либо круговая тренировка, это еще дополнительно. А генетика? Наверное, и в этом тоже дело. Посмотрите вообще на американок – не беру гимнасток даже, они здоровые такие, наполненные жизнью во всех отношениях. А в России – все же не так. Нашу Полину Федорову возьмите – ее качай, не качай, все равно будет маленькая и худенькая, или Маша Харенкова, Даша Спиридонова. Мышцы будут, но не такие, как у американок, такой объем нам неоткуда взять. Ну, если так получается, что у нас в гимнастику именно такие девочки попадают? Кстати, а посмотрите на китаянок…
- Иногда – даже смотреть неловко, до того «скелетно», о какой-то гимнастической эстетике трудно говорить.
- Но выигрывать не мешает, как вы видели. Я об этом тоже думала. Ходила здесь по улицам, смотрела - у них основная масса женщин такая. А ведь спорт, ранние нагрузки затормаживают рост, определенное развитие организма. А если они сами по себе не высоки от рождения, а тут еще и нагрузки! Для их общества такие крошки – нормально. Это мы так воспринимаем: да ей не больше десяти лет!
- Кстати, ты похудела…
- Я вообще-то не вижу, что похудела. Так получилось.
- На каждый чемпионат в последнее время ты приезжаешь с новым составом, тебя это не раздражает? Опять ведь: если не ты, то – кто? И все заново. И не тебя будут поддерживать, а ты.
- Ну, вот на 2014 год - Маша, Даша, Алла (Сосницкая) уже два старта прошли. И мне с ними очень комфортно. Они добрые, чистые, нет в них ни зависти, ни колкости. Им хочется помогать. Помогаю, они понимают, и мне от этого очень приятно.
- Это не означает, что, говоря про отношения с опытными спортсменками, ко всем эпитетам можно добавить частицу «не»?
- Я просто люблю помогать, а маленьким делать это легче. Они всегда тебя выслушают, порадуются, плохого я точно им не пожелаю, не посоветую. А со старшими – все опытные, все и всё знают, чего лезть-то? Каждый на своем месте, скажем так.
- На следующий год, отборочный к Играм – надо уже показывать команду…
- Тот, кто будет достоин, тот и будет показывать. А как иначе? Имена здесь никто не назовет. Из-за того, что кто-то когда-то что-то сделал, в команду не попадают.
- В автобусе после соревнований ты читала книжку…
- Да, третья за чемпионат мира, итальянский роман. Я в машине, когда еду с Круглого – музыку слушаю. Все, что есть в телефоне – все играет. Я вообще – всеядна во многих вещах. Вот в еде только привередлива. Репчатый лук не могу есть. Сырой могу, а вареный и жареный на дух не переношу. Если в еде есть лук, для меня вопрос закрыт. Это уже не еда. В Китае? Мы здесь ходили на завтрак и с собой в салфеточку на обед брали немного. Может, я поэтому похудела?
- Тебе виднее. А что – не почувствовала? Каждый грамм ведь у вас под контролем.
- Когда худеешь, это меньше сказывается. Главное – не толстеть. Лучше усыхать.
- А как ты относишься к разговорам, что с ногой у тебя все давно в порядке, но «под корку» запало, что чего-то не можешь – боишься, короче?
- С ногой-то у меня все в порядке, но, помимо ноги, у меня есть другие части тела. Например, та же спина, которая болит два с половиной года. И на этом чемпионате – очень сильно. Не люблю об этом говорить, и, по большому счету, и не должна, но когда я выходила на командный турнир, думала, вообще ничего не сделаю. Не могла ничего в какой-то момент – даже побежать. Нет, я не берегу ногу. Но не делаю какие-то элементы, когда не уверена. То есть стою перед прыжком – чувствую, что не сделаю два винта, значит, не буду делать. Это интуиция, еще что-то, как хотите, называйте. Может, я бы и сделала, но не пойду. Я уже не могу подходить к исполнению упражнения так: ну, вот, я там не докручу немного, ничего страшного! Если я не докручу, у меня сразу заболит колено, голеностоп… Потому что колено – прошло, не болит, но оно не позволит мне неудачных приземлений. Поэтому я иду на что-то только тогда, когда уверена: сейчас выхожу и делаю, так, чтобы не ничего задеть.
- К результатам этого чемпионата мира, как надо относиться?
- Я сформулировала: как к переломному периоду. Никакой чемпионат получился. Я чувствовала, как копится усталость. Но все равно – надо настроиться, чтобы потерпеть до Рио. Нет, не дотерпеть, а вложить все мои силы, все что есть, чтобы подготовиться к нему.
- И – напоследок: а как можно выступать в том болезненном состоянии, в котором ты находилась. Спрашиваю, поскольку видела тебя «живьем».
- Ну… А что – лечь и укрыться одеялом? Неплохо было бы, да. В ночь перед личным многоборьем стала подниматься температура, горло сильно болело, насморк, кашель, удивительно, но началось все сразу. У меня все заложило, проснулась, постаралась не думать о том, как мне плохо. Поехала на тренировку: понимаю, что вообще ничего не могу. Ни руки не поднимались, ни ноги не двигались. Начала трясти доктора – дайте мне все, что можно. Два пакетика жаропонижающих, куча таблеток, брызгала что-то, полоскала чем-то. Но все равно – когда выходила, чувствую, трясет просто. На следующий день, финал брусьев – уже не так плохо было. Самое ужасное – что слезятся глаза, хочется их потереть, но они же накрашены! А еще, когда разминалась на брусьях – иногда теряла жерди, я их просто не видела. Мои глаза не успевали за моим телом. Вот – как-то так.