В юбилейном поздравлении можно было бы вспомнить многое: и о детстве вундеркинда, и о его пяти поединках с Карповым, ни в одном из которых его историческому сопернику не удалось взять верх, и о его бесконечных победах, благодаря которым он получил прозвище Великий и Ужасный, и о его безуспешных попытках сыграть матч-реванш, хотя он доказал, что и проиграв Крамнику остается сильнейшим на планете, и о его замечательных книгах, и о многом другом.
Но мне сейчас вспоминается наша беседа, которая состоялась в Баку почти 35 лет назад- через два дня после того, как Гарри вернулся из Дортмунда, где завоевал звание чемпиона мира среди юношей. За истекшие годы Каспаров дал бесчисленное множество интервью, но и это, одно из первых, уверен, тоже будет любопытно читателям. В жизни замечательных людей не бывает неинтересных, скучных страниц! Тем большее значение имеет пора, когда закладывается фундамент будущих достижений, формируется характер творческой личности.
– Гарри, расскажите про свои любимые книги.
– Ну и задачу вы мне задали. Вот видите, стоят двести томов «Библиотеки всемирной литературы». Большую часть их можно перечитывать до самой пенсии. Не случайно столь печальный вид приняли суперобложки многих книг.
– Может быть, назовете хотя бы излюбленные жанры.
– На первом месте, безусловно, исторические романы. Если желаете, перечислю эпохи, особенно волнующие меня: история Рима, Цезарь, древняя история, средневековье, рубеж ХIХ и ХХ веков, франко-прусская война, объединение Германии, Первая и Вторая мировые войны. Вам не скучно?
– Нет, отчего же. Но, наверное, стоит привести несколько конкретных названий...
– Помню, как отец читал мне вслух «Подвиг Магеллана». Когда я в достаточной степени овладел азбукой, перечитал Цвейга сам. А одной из моих первых книг, как ни странно, оказался «Наполеон» Тарле. В свое время сильное впечатление произвел на меня «Успех» Фейхтвангера. И, конечно, не только своим названием, хотя, садясь за доску, я всегда надеюсь на успех. Вслед за этим романом я проглотил всего Фейхтвангера. К числу дорогих мне книг я бы отнес и «Историю французской революции» князя Кропоткина. Среди любимых писателей также Джек Лондон и Эрнест Хемингуэй. «Старик и море» я прочитал в тринадцать лет. Рассказ так потряс меня, что я поглощал его раз за разом и никак не мог вернуться в состояние равновесия. Человек борется с природой, океаном, а мне все казалось, будто идет смертельное сражение за шахматной доской. И только позднее, когда ко мне попала другая великая книга Хемингуэя «По ком звонит колокол», я избавился от навязчивой идеи.
– Не раз доводилось слышать: поэзия – вот истинный конек юного гроссмейстера из Баку. Расскажите о ваших поэтических пристрастиях?
– Лучше я почитаю вам свои любимые стихи. «Поэт в России – больше, чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства, кому уюта нет, покоя нет...». Надеюсь, вы узнали – это из пролога к поэме Евгения Евтушенко «Братская ГЭС».
– В «Молитве перед поэмой», которую вы декламируете, автор обращается за «помощью» к великим русским поэтам – Пушкину, Лермонтову, Блоку, Пастернаку, Есенину, Маяковскому. Хорошо ли вы знакомы с русской классикой?
– У меня есть немало поэтических альманахов и книг, в которых представлены выдающиеся поэты разных веков. И я проштудировал их так же основательно, как и свежие выпуски «Шахматного Информатора».
– Гарри, почему писатели могут тесно общаться между собой, даже болеть друг за друга, а вот дружеские визиты одного гроссмейстера к другому все чаще становятся исключением?
– Если вы написали хороший рассказ, прочесть его для всех будет удовольствие. Удачный же ход шахматиста, особенно его матовая атака, вряд ли доставят радость партнеру. Здесь и ищите корень зла. Увы, конкуренция за доской порой отражается и на человеческих отношениях. Ничего не поделаешь – гроссмейстеры прежде всего соперники, часто непримиримые. Борьба есть борьба, и те или иные конфликты неизбежны. Тем более, если речь касается сильнейших игроков. Все они сосредоточены на узком пятачке, и интересы волей-неволей сталкиваются.
– Верите ли вы, что когда-нибудь сразитесь в матче за шахматную корону с Анатолием Карповым, – в матче, которого ждет мир? (Многие вопросы я удалил из интервью – уж слишком много воды утекло с тех пор. Но этот вопрос, хотя он и выглядит теперь наивно, решил оставить...)
– Увы, такая возможность лежит за пределами моего предвидения. О чем сильно мечтаешь, редко сбывается. Посмотрим, как пойдут дела, как сложатся обстоятельства. Слишком много барьеров еще надо преодолеть, к тому же моя игра зависит от массы причин – от формы, настроения, погоды. Вот годика через два, если в межзональном все сложится удачно, можно будет вернуться к этому вопросу.
– Вы почти перестали проигрывать. Не осталось никаких изъянов в игре?
– К сожалению, недостатков пока хватает.
– Каковы же они?
– Давайте, я сначала избавлюсь от них, а уж потом назову!
– Гарри, в чем секрет вашего таланта?
– Боюсь, что здесь я не смогу удовлетворить вашу любознательность. Не сочтите это за самонадеянность или, наоборот, за ложную скромность, но порой мне кажется, что ходы, которые я делаю на доске, довольно естественны и их может сделать любой шахматист. Нет, определенно не берусь объяснить способности, которые мне достались.
– Но вы удивительно быстро пошли вверх...
– Я много трудился.
– А ваши энциклопедические познания – когда и как вы успели их обрести?
– Я много трудился.
– Гарри, ходят слухи, что вы...
– «Ходят слухи тут и там, а беззубые старухи их разносят по умам», – пропел гроссмейстер хорошо поставленным голосом.
– Вы любите Высоцкого? – воспользовался я его подсказкой.
– Когда я узнал о его смерти, долго не мог прийти в себя. Я готов ставить Высоцкого круглые сутки, десятки его песен знаю наизусть.