После нашего разговора Леонид Викторович уже успел улететь с командой на сбор сначала в Испанию, а затем в Турцию. Оно и понятно: до матчей с греческим ПАОКом в 1/16 финала Лиге Европы осталось не так уж много времени. Слуцкий, впрочем, от работы никогда и не отлынивал — даже ночью, бывало, просыпался и переносил в блокнот какие-то тренерские мысли, пришедшие во сне...
“Когда поступило предложение от ЦСКА, думал, что сил не хватит”
— В отпуске соскучились по работе, Леонид Викторович?
— Да уже на третий день! Подумал, что с удовольствием сейчас вернулся бы в тот график, где все по минутам расписано. Когда появляется много свободного времени, не знаешь, как им пользоваться.
— 17 февраля у вас первая игра. Но начать все равно хотелось бы с прошлого сезона. Он ведь стал для вас самым пока сложным в жизни?
— Знаете, каждый сезон по-своему сложен, и неправильно было бы их сравнивать. Но самым насыщенным он был точно. Раньше никогда не начинал в феврале, да и так поздно, 15 декабря (последняя игра ЦСКА в групповом турнире со “Спартой”. — “МК”), не заканчивал.
— Так как можно не устать от работы после такого-то? Неужто даже ощущения выхолощенности не было?
— Нет. Вот когда я уходил из самарских “Крыльев Cоветов”, действительно было ощущение выхолощенности. Но скорее не физической, а эмоциональной. Ведь и ситуация сложилась тогда непростая, причем гипертрофированно непростая. Это было связано и с тем, что очень тяжело держать в тонусе команду, когда игрокам должны были уже больше чем за год. В общем, напряженно было все, на надрыве каком-то... И когда спустя 10 дней после ухода из Самары мне поступило предложение от ЦСКА, думал, что энергии не хватит. Но начал работать — и энтузиазм откуда-то взялся, и силы.
— А в той сложной ситуации с “Крыльями” больше зауважали себя как тренера и педагога? Футболистами, которым не платят так долго, вам все-таки удавалось управлять...
— Ну я же не первый раз в жизни оказываюсь в таком положении! Когда в 2004-м возглавил “Уралан”, так там сразу деньги и закончились. И полгода никто ни копейки не видел. И тем не менее поначалу мы даже шли в лидерах, а первый круг закончили в середине таблицы. Конечно, сложно было, но если у тебя нормальный контакт с игроками, то это уже не является такой уж большой проблемой.
“Никогда не уходил от ответов, если у футболистов есть вопросы”
— Вообще насколько тесный у вас устанавливается контакт с игроками?
— Настолько, насколько это необходимо. Разумеется, никогда не ухожу от ответов, если у игроков ко мне есть вопросы. Со своей же стороны буду глубоко вникать в проблемы человека, тесно с ним общаться тогда, когда увижу, что ему это нужно для личностного психологического комфорта, а соответственно, и в профессиональном плане тоже. Со мной всегда работал психолог, который давал четкие рекомендации по общению с каждым футболистом. Да и сам со временем все больше стал понимать, как строить отношения. Пример? Помнится, психолог посоветовал мне прекратить общение с Романом Адамовым, потому что так будет лучше для профессионального роста футболиста. А с Ромой меня еще со времен волгоградской “Олимпии” связывали дружеские отношения, он — крестный моего сына. И вот Адамов приходил ко мне домой, общался с моей женой, я даже не выходил к нему, хотя меня внутренне всего корежило! Зато тот год для Романа оказался одним из самых успешных...
— А в ЦСКА часто случаются такие ситуации, когда разговор по душам помогает разрешить проблему?
— Да много таких ситуаций! Когда вроде всё однозначно, но разговор помогает посмотреть со стороны и по другому оценить. Ну вот, например, с Пашей Мамаевым в конце сезона. Паша уходит с поля, недоволен заменой, конфликт налицо. Но потом побеседовали, выяснили, что где-то я не так понял, что-то он воспринял не так... И разрулилось!
— Мамаев вообще — не самый простой человек...
— Каждый из них по-своему сложен, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Вот, например, Жора Щенников. Очень сдержан от природы. Но ведь с ним мне иногда сложнее докопаться до сути проблемы, чем с тем же Пашей. Чем ярче форма болезни, тем очевиднее диагноз, если выражаться медицинским языком. У Мамаева я на лице могу прочитать, что его тревожит, чем он недоволен. А в случае с Жорой... Он молчит, что у него, если можно так сказать, болит, — и приходится самому копаться, находить. Поэтому я стараюсь с Щенниковым очень много общаться.
— Не раз слышали от болельщиков ЦСКА: мол, почему Слуцкий так редко выпускает на поле молодежь даже в ничего не решающих матчах? Разве что Семен Федотов со “Спартой” вышел. А всем Уроша Чосича, которого сейчас отдали в аренду в “Црвену Звезду”, еще хотелось бы посмотреть...
— Это вам хочется посмотреть (улыбается), а я их всех вижу каждый день: и на тренировках, и на играх дублеров. Безусловно, талантливые ребята, на них клуб надеется. Но пока они еще не готовы играть за основной состав. Тем более на уровне Лиги Европы. Ведь это еврокубок, это рейтинговые очки. И потом ЦСКА — это бренд, ЦСКА не может даже в ничего не решающем матче проиграть “Спарте” с крупным счетом. А выпусти я тогда вместе с Федотовым того же Чосича, не уверен, что игра закончилась бы со счетом 1:1. Боюсь, серьезные проблемы были бы... А вообще ЦСКА и так молодая команда. Ну посмотрите: в основе у нас играют ребята 91-го и 92-го годов рождения! То есть выпускать на поле молодежь — это значит спускаться еще ниже, потому что в дубле футболисты даже 1993 года. Да из таких молодых в премьер-лиге разве что Козлов играет в “Спартаке”! Да и то “играет” — громко сказано, иногда на замену выходит. Но как только футболисты дубля будут готовы, каждому дадим шанс. Ярчайший пример — Секу Олисе. Сидел в молодежке, сидел, но как только оказался готов — стал играть. Да как! А вот еще пример — Антон Заболотный. На тренировках парень выглядел блестяще. Но выпускаешь его даже в товарищеском матче, так он нервничает и ничего не показывает. Сейчас мы его отдали в “Волгарь” из Астрахани, и там Антон выглядел великолепно. Просто еще молод, не умеет пока справляться с эмоциями. А ведь игра — это стресс. И очень важно изучать именно поведение футболиста в стрессовом состоянии, изучать подсознание.
Ведь в условиях стресса разум не работает. Вот мы с вами сидим сейчас, спокойные такие. А случись пожар, неизвестно, как поведет себя каждый из нас. А в футболе такой пожар каждый день... Вспомните хотя бы нашу ситуацию с тремя незабитыми пенальти в прошлом сезоне!
— Кстати, вы какие-нибудь выводы после этого сделали? Например, насчет игроков, которым стоит или не стоит доверять бить? Может, вы неправильно психологическое состояние футболиста определили?
— А какие выводы тут можно сделать? Как тут угадаешь? Понятно, что и Вагнер, и Дзагоев, и Гонсалес умеют бить 11-метровые. Но вот не забили... За это все и любят спорт — за непредсказуемость. Мы поменяли Вагнера после двух ошибок. Вышел Дзагоев, который до этого имел 100-процентный показатель по пенальти. Не забил. Следующему даем Гонсалесу, который тоже ни в клубах, ни в сборной, как он говорит, ни разу не ошибался. Бам! Мимо! Если б я на картах гадал, кому доверять бить, — это одно... А тут — логика была.
“Тренер должен влиять на игру энергетически”
— Как вам удается такие ситуации переносить, когда и своей вины вроде нет, и вины игроков тоже, а результат отрицательный?
— Все надо пережить. В моем понимании от стресса нельзя избавиться, от него нельзя отвлечься, его можно только пережить. И я переживаю. Волнуюсь, не сплю ночами, но все проходит. И я иду дальше. Но тут все зависит от темперамента. Например, я спрашивал у Хуанде Рамоса, насколько он нервничает во время игры. Так он вообще не волнуется! У него такая философия: все что мог я сделал, игроков подготовил, провел теорию, рассказал о сопернике, так что на игру уже мало как могу повлиять. Ну если только в перерыве или с помощью замен... Вот я бы рад такой философией обладать, но для меня игра — большой стресс. Хоть я и понимаю, что мои эмоции вряд ли чем помогут.
— То есть правильнее, как Константин Иванович Бесков, смотреть матчи с трибуны, если все равно ничего изменить не можешь?
— Контрольные матчи я и смотрю с трибуны — так удобнее видеть игровой рисунок. Но все-таки тренер должен чувствовать энергетику игры и влиять на нее тоже энергетически. Это даже важнее, чем те тактические нюансы, которые лучше видятся сверху, с трибуны.
— Рамос, кстати, первый вышел на контакт после того, как вы заменили его на посту тренера ЦСКА? Или вы попросили у него совета? Это же уникальный случай, когда уволенный и вновь назначенный тренеры общаются...
— Да, обычно, когда одного тренера снимают, а другого назначают, их развозят окольными путями, чтобы они не дай Бог не столкнулись. Но в ЦСКА президент клуба Евгений Гинер выстраивает такие отношения, что все спокойно и адекватно оценивают любую ситуацию. Поэтому тогда на собрание мы зашли втроем — я, Рамос и Гинер. И никакого дискомфорта ни у кого не возникло. И я, уже видя расположение испанца, предложил ему пообщаться. Он с удовольствием согласился. Потом он, кстати, приезжал к нам на сборы, когда мы были в Испании. Там тоже мило пообщались.
— Вы ведь очень много с зарубежными тренерами общались. Кто более открытый, кто менее, на ваш взгляд?
— Самый открытый — Лучано Спаллетти. Я с ним общался, когда он еще в “Роме” работал. Моуринью — не такой. Мы разговаривали с ним только на общие темы, и за спиной у Жозе всегда стоял пресс-офицер, который показывал на часы: цигель-цигель… Карло Анчелотти — тоже весьма закрытый. Впрочем, мы ведь тогда были незнакомы, может, со знакомыми тренерами они общались бы более откровенно.
— Но Моуринью вам даже бутылку вина прислал, когда ЦСКА с “Интером” встречался... С кем, кстати, ее выпили?
— С Юрием Белоусом, бывшим гендиректором ФК “Москва”. Этим летом он приглашал всех бывших сотрудников клуба к себе в загородный дом. И вот там, на барбекю, мы ее и распили.
— И как вино?
— Нормальное. Не думаю, что какое-то особенное. Хотя я в винах не разбираюсь.
“Сейчас убежден: Акинфеев — лучший вратарь мира”
— Если вернуться к вашей работе в ЦСКА, как вам удалось найти общий язык с Вагнером Лавом? Не самый простой характер ведь у него...
— Главным тут было понять, что есть какие-то вещи, которые для Вагнера неприемлемы. И как бы ситуация ни повернулась, этих вещей нужно избегать. Буквально через две недели после его возвращения из Бразилии мы с ним сели, поговорили и достигли неких правил общежития. Он попросил для себя какие-то условия, в рамках разумного, конечно. Я огласил свои условия. И в целом мы оба эти правила соблюдали. Не буду скрывать, что условия для Вагнера — несколько иные, чем для остальных, но ведь и вся команда понимает, что и он — несколько иной футболист. И если ему эти условия не предоставить, он не будет приносить ту пользу команде, которую приносит и в которой заинтересованы абсолютно все.
— А если говорить об Игоре Акинфееве? При всей его внешней, казалось бы, простоте и имидже положительного героя, у вратаря номер один тоже ведь характер не сахар...
— Да у них ни у кого нет простого характера! Не может быть простого характера у людей, которые многого добились в жизни, которые самолюбивы, — иначе они не были бы теми, кем стали.
— Был период, когда говорили, что Игорь потерял уверенность в себе. А потом раз — и снова супервратарь! Признавайтесь: есть ваша заслуга в этом?
— Да нет... Тренеры — обслуживающий персонал для игроков. А лучший обслуживающий персонал — тот, который незаметен. Но эффективен. Моя задача как тренера — чтобы ребята показывали результат. Ты кричишь на них, управляешь ими, гладишь по голове, дистанцируешься — это уже методы работы, чтобы они раскрылись на поле. И всё! А что касается Акинфеева, я когда пришел в ЦСКА и увидел его работу, то понял, что он входит в пятерку лучших вратарей мира. Потом решил, что все-таки в тройку. Сейчас убежден: Акинфеев — лучший вратарь мира. Безусловно, он делает ошибки, как и любой вратарь. Но вы посмотрите, какие ляпы допускает Касильяс. Еще похлеще! Просто у Игоря есть качества, которые позволяют мне считать его первым. Это и физические данные сумасшедшие, и стрессоустойчивость, когда после ошибки он только больше концентрируется. Но главное — у него дар предвидения. Он чувствует, куда полетит мяч. Вдумайтесь сами: у него больше 130 матчей на ноль. Это больше четырех “сухих” сезонов! А ведь Акинфееву — только 24 года...
— Надо ли ему уехать в титулованный зарубежный клуб, чтобы расти дальше?
— А вот это он должен сам определить. Могу сказать, что для Игоря важен внутренний комфорт. Очень важен! Будет ли у него такой комфорт в другом клубе — неизвестно. Но в том, что он может играть в любой команде мира по своему профессиональному уровню, никаких сомнений.
— Ваш помощник Сергей Шустиков, очень уважаемый нами и как футболист, и как порядочный человек, с вами работал и в “Москве”, и в самарских “Крыльях”, и вот теперь ЦСКА. Вы же не только коллеги, но и друзья по жизни?
— Так и есть. Когда Сергей закончил карьеру, Белоус определил его ко мне в дубль помощником. Поскольку отношения с предыдущим помощником не сложились, я был рад уже тому факту, что придет новый. А получилось так, что мы подружились. У нас и в работе взгляды похожи оказались, мы даже эпизод видим идентично. Бывает, сидим втроем с кем-нибудь, обсуждаем какой-то момент. И вот этот третий что-то говорит, а мы переглядываемся с Сергеем: “Ерунда какая!” Плюс у нас много схожих интересов, он тоже любит КВН, “Комеди клаб”. В общем, с хорошим чувством юмора человек. И настоящий друг.
“Смотрел недавно спектакль с Быстрицкой — как потрясающе она выглядит!”
— Леонид Викторович, тренер ведь во многом педагог. Вы свои педагогические качества у кого-то перенимали? У учительницы своей, например?
— Тут вот какой момент. Одни считают, что тренер должен быть деспотичным. Другие — что рубахой-парнем. Но все это лукавство. Даже если я буду считать, что нужно быть диктатором, орать на игроков, я никогда не смогу этого сделать. Я не такой! Поэтому трудно у кого-то перенять тактику работы. Все идет изнутри, от тебя.
— А учительницу-то свою помните?
— Конечно! С классной руководительницей своей, которая вела нас до 10-го класса, я даже регулярно встречаюсь. Вот недавно был в Волгограде, всего два дня, но и с одноклассниками встретился, и с учительницей. Она ведь очень много нам дала в человеческом плане. Постоянно возила нас куда-нибудь — на Кавказ, в Псков, Питер, Москву... В каникулы мы с классом обязательно куда-нибудь выезжали, побывали во многих исторических местах. Она водила нас в театры, в музеи. Может быть, именно поэтому я так сильно сейчас люблю театр.
— И насколько часто вы туда ходите?
— Для человека моей загруженности — часто. В среднем три раза в месяц. Когда я пришел в ЦСКА, один из болельщиков, узнав о моей любви к театру, предложил ежемесячно информировать меня о спектаклях, премьерах. И действительно — предоставляет мне каждый раз список с краткими комментариями: куда сходить стоит, а куда нет. И так я выбираю себе спектакли. Из недавно увиденного больше всего запомнился “Ричард Третий”. Еще смотрел не так давно “Любовный круг” в Малом театре с Элиной Быстрицкой. Как же она потрясающе выглядит! Сейчас ведь чаще ходишь не на спектакли даже, а на людей. На Этуша, на Зельдина... Просто потому, что на этих людей надо ходить!
— Но чем-то, наверное, приходится все же пожертвовать?
— Общением в первую очередь. За год работы в ЦСКА я резко сократил время на него. Потому что любое общение, даже то, которое тебя не напрягает, все равно забирает энергию. Книги, к сожалению, практически перестал читать. Ну и семье уделять времени стал еще меньше. Как говорил где-то Курбан Бердыев (тренер ФК “Рубин”. — “МК”): “Сын вырос, а я по большому счету не принимал участие в его воспитании”. Вот у меня, боюсь, как бы так же не вышло. Стоит ли работа такой жертвы? Наверное, не стоит. Я постоянно об этом задумываюсь. Но, к сожалению, в тренерской работе без жертв не обойтись...
— А как вы сына воспитываете?
— Я понимаю, что Диму ни в коем случае нельзя ругать, иначе он сразу теряет любую мотивацию. А вот если действовать через похвалу, то многого можно добиться. Поэтому если мне от него что-то нужно, я ему говорю: “Ну ты красавец, у тебя классно получается! Но если ты сделаешь еще и вот это, будет вообще здорово”.
— Дима смотрит футбол?
— Смотрит, но не могу сказать, что в свои пять лет он так уж хорошо в нем разбирается. Знает, конечно, имена основных игроков ЦСКА, понимает, что папа — тренер. И все время мне говорит: “Какая у тебя работа легкая! Ходишь, кричишь, да и всё”. Он же видит по телевизору меня только у бровки, вот и думает, что покричу — и домой!
— А сам он мячик пинает?
— Он у нас занимается хоккеем, теннисом и плаванием. Футболом — нет. Если бы у него была какая-то сверхтяга, никаких вопросов — занялся бы футболом! Но пока не видно сильного желания. А хоккей — это полезно и для профилактики простудных заболеваний, и для опорно-двигательного аппарата. В теннисе развивается координация. И еще я ему даю почувствовать себя и в командном виде спорта, и в индивидуальном, сравнить для себя, что ближе. Плюс плавание — для общего физического развития...
“У меня правило: с дилетантами о профессии не разговаривать”
— Вы ведь сами любите в теннис играть. Никогда не думали, что могли бы преуспеть и в индивидуальном виде спорта?
— Да я в командном-то не преуспел.
— Почему это? Все-таки тут стечение обстоятельств. Вам 17 лет было, когда произошел тот случай, когда вы с дерева упали, получили переломы — и с карьерой вратаря пришлось закончить...
— Я сейчас с точки зрения тренера оцениваю свои тогдашние возможности. Скажем так, это был бы вратарь аутсайдера первого дивизиона или лидера второго...
— В книге Игоря Рабинера “Секреты футбольных маэстро” такой момент запомнился. Вы сказали: мол, знал, что упаду, но случись еще раз так, что придет 15-летняя соседская девочка, плачущая, потому что ее кошечка залезла на дерево, — все равно поступил бы так же. По другому бы не смогли?
— Да, не смог бы. Впрочем, сейчас, может, и смог бы. Но не тогда. Я не умел говорить “нет”. Когда я начинал работать детским тренером, ко мне приходили родители с детьми на просмотр. И я не мог сказать, что ребенок нам не подходит. Выжимал из себя, что мальчик нам понравился, что мы обязательно перезвоним. Мои же воспитанники меня потом сдавали (смеется). Он, мол, всем так говорит! А сейчас я уже немного научился отказывать.
— В одном интервью вы рассказывали, как с женой познакомились. Правда, что ехали по трассе, а девушка стояла и голосовала?
— Да, в Ростове это было. Пожениться решили где-то через полгода.
— А вы с женой дома о футболе говорите?
— Нет. Хотя ей интересно. Но у меня правило: я с дилетантами о профессии не разговариваю. Даже если этот дилетант — собственная жена. Конечно, если ее интересует что-то об игроке как о человеке, я отвечаю. Можем поговорить о том, кто как одевается, у кого какая жена или девушка. Или она рассказывает, кто ей внешне больше нравится. Но о футболе — нет.
— На матчи ваших команд она ходит?
— Нет. Один раз пришла, и мы проиграли. С тех пор — нет.