Либерализм возник как идея свободы личности, но со времен переписки Вольтера с Екатериной Великой утекло много воды. И смысл слова драматически переменился — хотя в нашей стране это произошло недавно.
«Прорабы перестройки», трудяги демократической революции конца 80-х — начала 90-х, ненавистники «совка» и партхозноменклатуры искренне хотели свободы. Но очень быстро оказалось, что сильнее всего стремится к свободе даже не интеллигенция, а бизнес: нарождавшиеся кооператоры, выходившие из тени «цеховики», приценивавшиеся к государству мафиози. И наиболее практичные борцы за свободу пошли служить бизнесу — не только за деньги, но тогда еще и по идейной близости.
Чем бизнес больше, тем он сильнее. Для победы в политической борьбе надо служить не абы какому, а крупному бизнесу. Самые крупные и самые сильные — олигархи; те, кто критически значимую часть прибылей получал за счет прямого контроля за теми или иными кусками государства. И, борясь за свободу, либералы пошли служить олигархам.
Привычно провозглашая святость частной собственности, они устраивали ее массовое разграбление (например, «упрощенной процедурой банкротства») для приращения собственности «своих» олигархов.
Крича о свободе конкуренции и избыточности вмешательства государства, поощряли произвол монополий в отношении неолигархического бизнеса. А борясь за свободу слова, стали понимать под таковой свободу слова купившей их олигархии.
Это случилось быстро — с 1991 по 1996 год, — хотя продолжается до сих пор.
Разница в том, что сейчас олигархи уже не самый мощный бизнес. Главная сила истории — глобальные монополии, стоящие над государствами и подчиняющие их своим интересам. И потому, чтобы побеждать — разумеется, в борьбе за свободу, — надо служить им.
Сегодняшний либерализм клянется свободой, как сталинизм клялся пролетариатом. Но суть либерализма — в служении глобальному бизнесу. Как идеология крупнейшего бизнеса своего времени, либерализм в каком-то смысле занял место фашизма.
Тот решал простую и внятную задачу: как поставить малых и средних буржуа, разоряемых крупными монополиями, на службу последним? Для этого крупным монополиям понадобилось овладеть государством, слиться с ним и изменить сознание разоряемых, направив их в завоевательные походы.
Сегодня глобальные монополии уничтожают целые общества — и либерализм, проповедуя подавление большинства меньшинствами и давая каждому соблазн стать частью такого меньшинства, разрушает общества и не дает им защищаться от агрессора.
Социально-экономическая политика России либеральна.
Почти все 2000-е годы наша страна берет у глобального бизнеса внешние займы, чтобы тут же за гроши вложить их в финансовые системы Запада — то есть отдать этому же бизнесу. Это делается вне зависимости от личности министра финансов и премьера — и показывает приоритеты либералов лучше любых деклараций.
Либералы жаждут урезания социальных расходов, обычно из-за нехватки денег. Но в России бюджет буквально захлебывается ими: неиспользуемые остатки на 1 марта — 7,6 трлн руб. А расточительность бюджетной политики (от «имиджевых проектов» до прощения долгов другим странам) доказывает: экономия — лишь предлог для сокращения социальной сферы.
А ее уничтожение — самостоятельная либеральная ценность.
Ведь отказ государства от своих обязанностей вынуждает людей платить — и создает новые рынки, новые пространства для извлечения прибыли, хотя и ценой деградации общества (ибо платят лишь обеспеченные).
Интересно, что коррупция — не враг глобальному бизнесу. Коррупционеры сговорчивы, а главное — вывозя награбленное в фешенебельные страны, они хранят деньги в банках глобального бизнеса, покупают его ценные бумаги, живут в его комфортабельных кварталах. Воруя деньги у своего общества, коррупционер «в клювике» несет их глобальному бизнесу. Поэтому либералы на словах порицают коррупцию, но, дорвавшись до власти, сами насаждают ее.
А вот социальные расходы для глобального бизнеса (как и инвестиции в развитие страны) — бесхозяйственность, расточение ресурса: деньги, которые можно было украсть и отдать ему, остаются в стране и становятся для него потерянными.
Помимо получения ресурсов глобальному бизнесу важно не допустить возникновения конкурентов. Ему не нужны конкуренты и должны принадлежать все рынки. Поэтому протекционизм — привилегия развитых стран, в которых глобальный бизнес базируется. Принцип ВТО прост: чем сильнее страна, тем больше у нее ресурсов для защиты своих интересов и тем больший протекционизм ей позволен.
Кабальные условия присоединения к ВТО только на постсоветском пространстве разрушили государственность в Киргизии и на Украине. Россия пока держится — но и у нас ускорилось торможение роста ВВП, прекратился рост в промышленности, а увеличение инвестиций сменилось их сокращением.
Впрочем, либералы правительства Медведева довольны плодами своей деятельности. Разрушение экономики по либеральным рецептам позволяет глобальному бизнесу по дешевке скупать ее активы, обретая не только политическую (через либералов во власти), но и социально-экономическую власть над обществом: он может диктовать ему, грозя экономическим крахом.
Деградация ведет к росту импорта для поддержания потребления — и для его оплаты приходится делать долги. Рост внешнего долга создает риск финансового кризиса, дестабилизации не только экономики, но и общества, обеднения населения и скупки привлекательных активов.
Когда потребление населения сокращать уже некуда, а нескупленных активов не остается, либеральная модель саморазрушается. Это ведет к сомализации, погружению в кровавый ад войны всех со всеми и расчеловечиванию либо к революции, отказу от либерализма, попытке развития в болезненном и рискованном противостоянии глобальному бизнесу.
Нефтедоллары позволяют России обойтись без займов. Поэтому либералы создали «петлю Кудрина»: искусственно созданная нехватка денег вынуждает бизнес брать внешние займы — в том числе те самые средства, которые он заплатил в виде налогов и которые выводятся государством за рубеж.
Внешний долг вырос за 2012–2013 годы почти на 200 млрд долл., или на 35,9% — с 538,9 до 732,1 млрд, превысив «порог безопасности» в 30% ВВП.
При этом жесткая финансовая политика сохраняет нехватку денег. Формальная причина — борьба с инфляцией, но поскольку последняя вызвана произволом монополий, а не избытком денег — это объяснение фиктивно.
На деле чрезмерно жесткая финансовая политика нужна, похоже, лишь чтобы не допустить развития конкурентов глобальному бизнесу. В результате уже в этом году затухающий экономический рост перейдет в нарастающий спад. Чтобы избежать этого, надо ослабить рубль, но либералы, как и в 2008–2009 годах, делают это постепенно, поощряя спекулянтов.
Судьба экономики, похоже, волнует их в последнюю очередь: руководители Банка России, Набиуллина и Юдаева, сняли с себя ответственность даже за стабильность валютного рынка.
Служа глобальному бизнесу, либералы предают свой народ.
Содержание нашей эпохи — освободительная борьба обществ, разделенных границами и обычаями, против всеразрушающего господства глобального бизнеса. Это рождает парадоксальную солидарность патриотов, ибо разница между ними ничтожна перед общей угрозой социальной утилизации, разверзающейся у человечества под ногами из-за агрессии глобального бизнеса и либералов — его «штурмовой пехоты».