За те полтора года, что существует институт уполномоченного по защите прав предпринимателей, к нам поступило почти четыре тысячи обращений. Все это истории о том, как прессуют и душат бизнес в России. Обычно к нам обращаются как уже к последней инстанции, отчаявшись добиться правды в судах и в прокуратурах. Разбираемся в водовороте жалоб и понимаем, что почти все предприниматели сталкиваются с одними и теми же проблемами.
Прежде всего бизнес замучили бесконечные проверки всевозможных контролирующих органов. По закону каждый госорган может проверять одно предприятие не чаще, чем раз в три года. В плановом порядке. Но ведь есть и внеплановый… Для внеплановых проверок ограничений практически нет — например, проверить можно по заявлению общественности. А заявить бдительные граждане могут о чем угодно: шел по улице, увидел трубу, показалось, что она неправильного диаметра, — сообщил куда следует. Или в каком-то ресторане померещилось, что прошмыгнула крыса. Проверяющие тут же наносят неофициальный визит и ставят предпринимателя перед выбором: либо проверка, либо денежное вознаграждение — и «проблема» будет улажена.
Недавно присутствовал при проверке, которую проводили пожарные в одном сетевом ресторане в Краснодаре. Всего у этой компании 15 ресторанов. В год в каждом проходит 3–4 проверки. В общей сложности более 60 (!) проверок. Как при этом можно нормально вести бизнес? Да никак! Проверки парализуют работу компании, а необоснованные штрафы могут привести к ее закрытию. Именно из-за бесконечных проверок этой весной закрылся процветающий семейный мини-отель в Геленджике. По той же причине сейчас под угрозой закрытия крупный бетонный завод в Нижегородской области.
Мы давно предлагали создать в стране единый реестр проверок. Все плановые и внеплановые проверки предпринимателей должны в него заноситься. А вести его должна Генпрокуратура, публикуя план проверок на своем сайте. Заполнять реестр должны сами проверяющие чиновники: кто, куда и зачем направляется. О внеплановых проверках они должны заявлять заранее. Если проверка не будет зарегистрирована в реестре и не получит номер, то бизнесмен имеет право не пустить проверяющих на порог, а результаты проверки не будут считаться действительными.
Я очень надеюсь, что после того, как президент Владимир Путин в своем ежегодном послании прямо заявил о необходимости создать такой реестр, проект будет реализован в кратчайшие сроки. Это не только облегчит жизнь предпринимателям, но и приведет к снижению коррупции в госорганах: не все будут готовы засветить свое участие в проверках по надуманным поводам.
Есть и еще одна больная тема. Самое частое обвинение, которое предъявляют малому бизнесу, — мошенничество. При этом правоохранительные органы совершено не берут в расчет ни форс-мажорные обстоятельства, ни предпринимательские риски. Многие следователи живут стереотипом старых времен, что предприниматель — априори преступник. Не погасил в срок кредит из-за кризиса или разорения — мошенник, в тюрьму! Напротив, продал имущество фирмы, чтобы заплатить кредит, — опять же мошенник. Обратился за субсидированием процентной ставки по программе господдержки сельского бизнеса — уже нечист на руку...
Чтобы добиться восстановления нарушенных прав в каждом конкретном случае, нам приходится буквально проламывать стену. Так, мы полгода занимались абсурдной историей с уголовным преследованием предпринимателя Михаила Плотникова, разбирали ее на нашей совместной рабочей группе с Генеральной прокуратурой, написали множество писем. Плотников по контракту должен был доставить три комплекса сборных домиков на Крайний Север. Два комплекса доставил в срок. А третий не смог — заказчик дал ему неверные координаты в тундре. Когда Плотников добрался до места, оказалось, что это чистое поле. Пока разбирался, погода на Крайнем Севере резко ухудшилась, и предприниматель смог поставить и смонтировать домики только следующей весной. Тем не менее человека обвинили в мошенничестве. Ему грозило от года до десяти лет лишения свободы, это было просто безумие: трижды закрывалось уголовное дело — и его вновь открывали.
Увы, практика показывает, что и следователи, и судьи с трудом понимают суть предпринимательской деятельности. Это хорошо видно на примере того, с каким скрипом применяется статья 159.4 УК РФ «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности». Она предусматривает вдвое меньшие сроки наказания, чем по основной статье «Мошенничество», но приговоры по этой статье выносятся только на протяжении последнего года — ранее они выносились только по общей статье «Мошенничество» (ст. 159 УК РФ), которая, кроме всего прочего, в отличие от ст. 159.4, не подпадает под амнистию. Подано уже четыре тысячи обращений по поводу переквалификации ранее вынесенных приговоров, но рассмотрение их пока продвигается очень тяжело, медленно.
К примеру, осужденному по ст. 159 владельцу компании «Санрайз» Сергею Бобылеву суд трижды отказывал в переквалификации обвинения. Мы держали его дело на контроле более полутора лет. Только после того, как Верховный суд вернул ходатайство Бобылева на повторное рассмотрение в Мосгорсуд, ему снизили срок. Мне пришлось лично выступать на президиуме Мосгорсуда в качестве защитника. Это при том, что в приговоре Бобылева прямым текстом записано, что его деяния совершены в сфере предпринимательской деятельности. Но никто даже не взял в расчет то, что его компаньону, осужденному в рамках того же уголовного дела, статью поменяли!
Лишь на днях Верховный суд принял разъяснения о порядке переквалификации приговоров, вынесенных по 159-й статье, которые, мы надеемся, облегчат жизнь многим. ВС однозначно определил, что федеральный закон, в соответствии с которым составы преступления по мошенничеству были детализированы, имеет обратную силу, а значит, переквалификация приговоров возможна не только в порядке обжалования приговора. При этом определять, в какой сфере совершенно мошенничество, судам рекомендовано исходя из содержания приговора — независимо от того, есть ли в нем упоминание о сфере деятельности.
Когда создавался институт бизнес-омбудсмена, президент поставил перед нами задачу добиться, чтобы хозяйственные споры решались исключительно в гражданско-правовом поле.
Между тем мы столкнулись с парадоксальной и довольно постыдной ситуацией. 90 процентов случаев необоснованного уголовного преследования предпринимателей (а это более трети поступающих ко мне жалоб) инициированы... их же «коллегами по цеху». Ко мне поровну поступает обращений от предпринимателей с жалобами на открытие против них уголовных дел и с жалобами на то, что против другого предпринимателя не заводят уголовное дело. Как это ни печально, они рассматривают обращение в «органы» как самый эффективный способ решить хозяйственный по своей сути спор.
Сначала разгорается бизнес-конфликт между акционерами, контрагентами, подрядчиками, поставщиками, конкурентами, а затем конфликтующие стороны начинают подключать свои связи в правоохранительной среде.
Конечно, это говорит о невысоком доверии к гражданскому судопроизводству. И дело даже не в работе арбитражных судов. Как раз их деятельность предприниматели оценивают высоко. Проблема в том, что решения арбитражных судов мало что значат для судов общей юрисдикции. Даже пройдя все инстанции в арбитраже и доказав свою правоту на самом высоком уровне, можно получить решение районного суда не в свою пользу. Да еще и уголовное дело в придачу.
Во всем мире узаконенная альтернатива государственной судебной системе — третейские суды. Исторически так сложилось, что они разбирают споры, возникающие в ходе хозяйственной, предпринимательской деятельности. В дореволюционной России это были так называемые «коммерческие суды». В ведущих странах мира в третейских судах решается от 40 до 70 процентов коммерческих споров. В России же этот показатель не превышает... 1 процента.
Главная проблема, которая мешает развиваться российской системе третейских судов, — то, что их решения не принимаются к исполнению судами и органами госвласти. К примеру, один известный олигарх, проиграв третейский суд, не стал выполнять его решения, а обратился в государственный арбитражный суд, и тот отменил решение третейского суда. Полагаю, что после того, как президент дал поручение разработать реформу третейских судов, такие прецеденты станут невозможными. А количество обращений в правоохранительные органы с хозяйственными спорами значительно снизится.
Одновременно нам надо развивать и процедуры медиации — примирения сторон во внесудебном порядке с помощью профессиональных посредников. Процедура медиации по закону должна проводиться и в случае возникновения хозяйственного спора между предпринимателем и государственным органом.
Но самое важное, чтобы конкретные шаги по улучшению делового климата в стране, которые сейчас наметились, не были выхолощены и не погрязли в межведомственных согласованиях. Не сгинули в одной из тех многочисленных ловушек, которые наша бюрократия научилась расставлять на пути самых прекрасных инициатив, даже принятых на самом верху.
Итог этого печален. Сегодня лишь два процента россиян хотят заниматься бизнесом. На первом месте по привлекательности — карьера чиновника. По данным свежего опроса ВЦИОМ, 55 процентов считают плохими условия для ведения бизнеса в своем регионе. А ведь экономика России в стагнации, и вытащить ее могут только предприниматели.