10 декабря — вторая годовщина Болотной площади. Помните — «вы все, конечно, помните», — когда 50 тысяч человек вышли на разрешенный московский митинг, чтобы опротестовать скандально-сомнительные результаты выборов в Государственную думу. А на самом деле — ради чуточку большего: открыто сказать, что авторитарное государство, которым правит тотальная коррупция, несколько достало наиболее активную часть своих подданных.
То был счастливый день. Кто мог бы подумать, что соберутся 50 тысяч — если и 7 тысяч участников питерского Марша несогласных в марте 2007-го казались запредельным непобиваемым рекордом. Правда, уже 5 декабря 2011-го на Чистых прудах собрались 10 тысяч. Но чтобы 50... И это после массированного давления официальной пропаганды, утверждавшей, что какие-нибудь провокаторы на Болотной устроят столкновения кровь из носу, после чего многих обязательно развезут по тюрьмам или даже подавят танками.
Сегодня Болотную принято припоминать в едва ли не траурном ключе. Дескать, слили протест. То ли дело на Украине, где только что минимум 500 тысяч народу вышло на майдан Незалежности и прилегающие улицы, чтобы опротестовать президента Януковича и Ко в полном объеме. Где граждане стоят сутками подряд и возводят баррикады у администрации президента. Где пресловутый Янукович публично принужден горько оплакивать собственное решение о разгоне Евромайдана 30 ноября и в решающий момент отправляться с долгим визитом в Китай, потому что в собственной столице, враждебной ему до мозга костей, сидеть страшновато. Для Киева с населением чуть менее 3 млн человек 500 тысяч манифестантов — это все равно что для Москвы — 2 миллиона. Вот если бы у нас на улицы выкатились миллионы, то… А так, говорят скептики, мы ничего не добились и словно вернулись в допротестное время, только, по некоторым параметрам, еще похуже.
Я на эту тему вот что скажу.
Во-первых, никуда мы не вернулись. Болотная площадь с последующими модификациями принесла свои неотвратимые плоды. Если бы два года назад нам сказали, что уже в 2013-м Ройзман выиграет выборы главы Екатеринбурга (неважно, сколько там на сегодня полномочий у этой должности, важен политический результат), а Навальный займет с 27,24% голосов второе место на совершенно прямых выборах мэра Москвы, едва не выйдя во второй тур, — мы бы поверили? Вряд ли. Ведь еще в начале 2011-го тогдашний президент Медведев непринужденно уверял, что прямые выборы глав регионов вернутся лет через сто.
Можно привести еще тучу примеров, но не стану, ибо уже не раз приводил. Они просты и лежат на умственной поверхности.
Разве сегодняшняя Россия, взбаламученная и раздраженная, похожа на уютное болото золотых путинских лет, когда потребительский кредит на микроволновую печь считался символом прорыва к новой цивилизации?
Нет, мы живем в постболотное (во всех смыслах) время. В ту самую перестройку-2, когда, напомню: а) отчуждение активной части общества от власти становится необратимым; б) элиты пришли к глубокому разочарованию в политико-экономической системе, которая их и вскормила.
А почему при том Россия не Украина? Попробуем посмотреть на себя.
Постоянные рассуждения на тему «если бы не Путин, то…» — это хорошо описанная известным психиатром Эриком Берном психологическая игра ЕНТ (Если бы Не Ты). Так, скажем, жена обвиняет авторитарного мужа в том, что он не пускает ее на танцевальный конкурс, где она могла бы с легкостью победить и отделаться от навязчивого статуса домохозяйки. Скрывая тем самым, что, в общем, танцевать-то она не особо умеет и конкурс стал бы для нее унизительным провалом.
Да, конечно, Путин есть Путин. В меру авторитарный правитель, еще в далекие 1980-е, во время службы в ГДР, познавший живого немца. Того, кто умеет приходить на работу и уходить с нее вовремя, выполнять именно то, что должен, регулярно и без надрыва, а самое страшное — пребывать на работе трезвым. С тех пор наш национальный лидер не очень-то доверяет своему собственному народу и не алчет раскрепощения русских творческих сил. Самое страшное по-путински — это когда русский человек выходит из берегов, теряя священный страх перед властью. Потому президент и не хочет помиловать большинство узников «болотного дела» (участников столкновений 6 мая 2012 года) — нельзя дать понять, что выход из берегов прощаем подчистую и в ноль. (Понятно, что часть арестованных никакого насилия не совершала и просто попала под раздачу силового генератора случайных людей. Путин же не хочет вникать в детали, заслоняющие для него главное.)
А что же мы сами, без Путина?
Над нами властвует наше же монархическое сознание. Большинство тех, кто на словах ненавидит царя и царизм, в глубине души поклоняются русскому трону. И просто, как правило, ищет нового хорошего царя вместо плохого старого. Предвыборная кампания Навального в Москве это хорошо показала. Любое, даже самое мягкое слово критики в адрес младокумира вызывало поистине истошный вой его сторонников, среди которых было много патентованных либералов и демократов.
Преклонение перед царем, страх перед ним и злоба к нему — это две стороны одной медали. Утверждение, что все зло от Путина, и только от него, — классическое проявление монархического сознания.
А на Украине просто этого нет. Президент там — не Царь, Небом дарованный, а просто главный чиновник, обязанный своим положением избирателям. Против такого чиновника всегда можно выйти на улицу, если необходимо.
Многовековая история государственного насилия и негосударственной покорности придала в России особый статус и Силовику. Человека в погонах нельзя уважать, профессионально и/или по-человечески, — его надо бояться. Или не бояться, но тогда происходит выход из берегов (см. выше), третьего не дано.
При том Силовик во всем его великолепии — психологически полностью подчинен политической власти. Потому никакой милитократии, т.е. власти военных, в нашей России нет и не может быть. Какой приказ сверху будет — такой силовики и выполнят.
На Украине же — опять все попроще. Не исчадие ада, а простой человек из плоти и крови. Понимающий, как правило, границы своих функций и возможностей. Такому силовику непросто отдать преступный приказ.
Кроме всего прочего, в России нет оппозиции в традиционном европейском смысле. Вон на Майдане — сотни депутатов парламента. А сколько добрались до Болотной — два, три?
Парламентские партии сверхуютно чувствуют себя элементами политтехнологической машины власти. И мечтают о том, чтобы время путинского благоденствия, когда депутатам могут ни с того ни с сего на ровном месте удвоить зарплату, подольше не кончалось.
Внесистемная оппозиция обуреваема, как правило, не поиском результата, но жаждой индивидуального пиара. Который наступает, в политическом смысле результата не принося. Ибо и не надо.
Отдельная строка наших терзаний — прогрессивная общественность. Которая на словах любит ненавидеть «кровавый режим». Но прочно сидит у него на подкормке и в нужный момент всегда приходит к единственному правильному выводу, что страшнее режима — только три вещи: а) русский народ; б) русская революция; в) всеобщее избирательное право, дающее право голосов ордам люмпенов и фриков. А значит, режим, как бы плох он ни был, — неизбывное меньшее зло.
Я совсем не идеализирую украинскую оппозицию. Но она все-таки умеет и блокировать работу парламента, когда надо. И выдвигать вполне конкретные ультиматумы власти. И добиваться их выполнения. В конце концов, у украинской оппозиции есть опыт победы в современных политических условиях — 2004 год.
На Украине революция — это причина смены власти. В России — результат падения власти. Режим сначала сгниет внутри себя. А потом это дело в едином учебнике истории могут назвать революцией.
Так что и Украина нам не Россия, и Россия — не Украина.
Чтобы изменить Россию, надо начать не с Путина, а с себя. Как бы банально это ни звучало.
Но банальность добра — это вообще ключевая европейская идея. Пусть нечасто произносимая словами, но ощущаемая европейцем в его повседневной жизни. Платить налоги, вовремя выносить мусор, заниматься детьми и не бояться власти — звенья одной цепи. Нам, с нашей привычкой к надлому и надрыву, к поиску недостижимой святости вместо достижимой повседневной честности, — это понимание дается с трудом. Потому и любим покричать всей мощью русской души: «Всё или ничего!», чтобы в дальнейшем молчании убедиться: опять — ничего.
Не знаю, как скоро Россия пройдет перестройку-2 и выйдет куда-нибудь — к Европе или вовсе наоборот. Но знаю, что та самая Болотная площадь показала нам существование русских образованных горожан (РОГов) — желающих быть в Европе. Что тоже большой результат. Давайте, с замиранием сердца оглядываясь на Украину, будем его лелеять.