«Россия зовет!» — название недавно завершившегося московского инвестиционного форума. Это калька с английского: «Russia's calling!», на мой вкус, название неудачное. А в нынешних условиях и вовсе двусмысленное. С одной стороны, Россия по-прежнему призывает иностранные инвестиции; с другой, — все прекрасно понимают, что их приток, во всяком случае с Запада — а технологический прогресс идет именно оттуда, резко ограничен санкциями. Зови не зови.
Конечно, организаторы форума тут же приведут статистику иностранных участников, их инвестиционных предложений. Я как раз на их стороне, я за проведение подобных форумов в любых геополитических условиях, они поддерживают надежду, что политика в конце концов услышит нужды экономики, а к статистике инвестиций мы еще вернемся.
Форумы, прежде всего экономические, любопытны сами по себе. Там всегда поднимаются вопросы экономической политики, а она — в отличие от чистой геополитики — зона открытых и острых дискуссий, в которых принимают активное участие и даже спорят между собой те, кто эту экономическую политику делает.
В медийном зеркале главное место, естественно, заняло выступление Владимира Путина. На этот раз, однако, ничего судьбоносного президент не сказал. Его выступление по градусу эмоций четко делилось на две части: собственно выступление с 50 оттенками серого и ответы на вопросы. Было видно и слышно, что, как только заданные вопросы касались острого геополитического противостояния, президент говорил ярче и эмоциональнее. Это, впрочем, совершенно понятно.
Но экономика и геополитика — это не эвклидовы параллельные прямые. Здесь есть очевидные пересечения, и мимо них Владимир Путин не прошел. Вот, на мой взгляд, важнейшее место в его выступлении: «Мы часто повторяем уже как мантру, что эти так называемые пресловутые санкции на нас не очень то и влияют. Влияют. И прежде всего угрозу я вижу в ограничении передачи технологий».
Все так. Сделаем следующий шаг. Ограничение передачи технологий, которое, конечно, преодолевается, но лишь частично, разными обходными путями, — это консервация отсталости России. А «прогресс в отставании» — это украденное будущее у нас и у наших детей и внуков. Что из этого следует? Надо не дать украсть будущее. Как?
Вот это центральный вопрос. Надо развиваться самим и не разрушать инвестиционные и технологические мосты с Западом, а строить новые. А для этого для начала выбрать модель своего экономического развития, отвечающую решению этих задач.
О том, какой должна быть новая модель, на форуме высказалась Эльвира Набиуллина. Председатель ЦБ начала с ответа на упреки в адрес Банка России, который, как считают его критики, мог бы быстрее снижать ключевую ставку — уровень инфляции позволяет. Ответ председателя ЦБ вывел привычный спор на новую плоскость: нынешнюю инфляцию в 6–7%, считает Набиуллина, можно было считать нормальной в начале 2000-х, «когда страна жила в условиях растущей цены на нефть — и растущего потребления». Сегодня условия совершенно другие.
Соответственно, нужна новая экономическая модель. И эта модель «должна быть инвестиционной, даже инвестиционно-сберегательной», считает Эльвира Набиуллина.
Стоит, возможно, пояснить: инвестиционно-сберегательная модель — это не значит, что надо экономить на инвестициях, это значит, что главным источником инвестиций должны стать сбережения.
Для такой инвестиционной модели, уверена Набиуллина, уровень инфляции начинается от 4% и ниже: «Это тот уровень, когда инвестиции становятся предсказуемыми. По опросам иностранных инвесторов, первое препятствие для возврата иностранных инвестиций в Россию — это уровень инфляции. А уже потом — налоговые ставки».
Инвестиционно-сберегательная модель — это прежде всего стимулирование сбережений. Но достаточно ли этого?
Комментируя на форуме заявление Набиуллиной о необходимости построения модели инвестиционно-сберегательного роста, Алексей Улюкаев отметил, что в стране с точки зрения сбережений все обстоит и так очень даже неплохо. Проблема в том, что эти сбережения не трансформируются в инвестиции. Розничный и инвестиционный спрос сегодня хуже, чем год назад. Хозяйствующие субъекты не готовы брать на себя риски из-за высокой неопределенности в экономике.
На этом свой комментарий Улюкаев оборвал. На самом интересном месте! Не ответив на вопрос, лежащий на поверхности: почему сбережения, как и прибыли крупных компаний, налицо, почему денег в банковской системе избыток, а инвестиции не растут? «Из-за высокой неопределенности в экономике». Слишком обтекаемый ответ.
Большинство, что бы ни имел в виду министр экономического развития, понимает «неопределенность» как критику правительства, которое искомую определенность как раз и не вносит. Дальше развилка: правительство или не проводит активную инвестиционную политику, ограничиваясь финансовой стабилизацией, что, по сути, ожидание роста цен на нефть, потому что частные инвестиции, увы, не откликаются; или не проводит необходимые институциональные реформы, которые и прояснят для инвесторов перспективу. Это давний спор.
Справедливости ради следует оговориться. Во-первых, не все институциональные реформы в юрисдикции правительства. За судебную, например, правительству просто не взяться. Во-вторых, почему между акцентированной инвестиционной политикой государства (в рамках развития прежде всего не футбольной, а экономической инфраструктуры) и проведением институциональных реформ должна стоять китайская стена? Только потому, что соответствующие предложения выдвигают конкурирующие группы экономистов и политиков? Уверен, можно и нужно заниматься и тем, и другим одновременно. Факт, однако, в том, что нет ни того, ни другого. Как нет и инвестиций при имеющихся сбережениях.
Отсюда следует: обязательная часть инвестиционно-сберегательной модели — стимулирование инвестиций. Об этом на форуме было сказано крайне мало. Не было заявлено ни крупных государственных инвестиционных инфраструктурных проектов, ни новых шагов по смягчению инвестиционного климата. Последнее особенно бросилось в глаза: еще одной привычной «мантры» — необходимости добиваться прогресса в улучшении этого самого климата в выступлении президента на форуме, призванном «звать» инвестиции в Россию, не прозвучало вовсе.
Так как же будет выстраиваться инвестиционно-сберегательная модель? Методом самостроя.
Алексей Улюкаев исходил из того, что инвестиции разбудит сама экономика. «Октябрь этого года — это калька октября 2015 года, — провел параллель министр экономического развития, — вроде бы и курс рубля сегодня такой же, как и год назад, и цены на нефть, но вот ситуация принципиально иная. Год назад в стране был глубочайший спад — 3,7% ВВП, экономика еще продолжала падать первые семь месяцев этого года. А в августе мы увидели 0% — по отношению к августу 2015 года». Министр уверен: вторая половина 2017 года покажет начало инвестиционной активности.
Улюкаев считает, что стимулы для инвестиций налицо: «Ситуация в России сейчас удивительная — крайне низкая цена на сырьевые активы». Это время для инвесторов. «Но мы должны дать инвесторам гарантии в части финансовой и налоговой стабильности, а также защиты прав собственности. И тогда конвертация высокого возврата на капитал и выльется в инвестиционную активность», — все просто, уверен Алексей Улюкаев.
Но если снять розовые очки, картина не радует. Вот обещанная статистика инвестиций: по данным ЦБ, инвестиции в основной капитал в России в 2015 году сократились на 8,4% по сравнению с 2014 годом. В 2014 году инвестиции снизились на 1,5% по сравнению с 2013 годом. А в III квартале 2016 года инвестиции в основной капитал сократились на 2,5–3,5% к соответствующему периоду предыдущего года. Самострой как-то не выстраивается.
Изменить модель экономического развития, по существу ничего не меняя, — это российское ноу-хау. Неработающее. Все как в моей любимой сказке «Мальчиш-Кибальчиш». И пушки есть, и снаряды есть, вот только стрелять некому.
Новую модель надо строить. Скажу больше: понятная и привлекательная для инвесторов модель, в отличие от тех образцов, которые дают понять, что нам с остальным миром не по пути, это посильный для экономистов вклад в оздоровлении геополитики. А это еще одна задача, которую надо решать. Все ссылки на то, что «они первыми начали», что само участие в переговорах об улучшении ситуации — «проявление слабости», отходят на второй план, если вспомнить, что речь идет о том, будет или нет украдено наше будущее. Которое или на обочине мирового прогресса, или вместе с теми, кто этот прогресс определяет.
Борьба за снятие санкций — это не утрата суверенитета, а отстаивание его. Сейчас в моде апелляции к советскому опыту. Давайте тогда вспомним, что Ленин, без сомнения, гениальный политик, не давал загипнотизировать себя «торговлей суверенитетом», он умел использовать все для достижения той цели, которую считал главной. А главное — это и есть видение будущего. Вспомним хотя бы нэп или даже Брестский мир. В политике достижение главной цели выше подсчета нанесенных и полученных ударов на дипломатическом или каком угодно ринге.