Аушвиц, более известный в России под названием Освенцим, как и другие концентрационные лагеря и лагеря смерти, напоминает еще не зажившую рану. Тронь ее — и становится нестерпимо больно, но это как раз тот случай, когда «трогать» рану необходимо, чтобы рядом никогда не возникла свежая. Вроде бы повод и вспомнить все ужасы, и почтить память жертв сейчас — самый подходящий: ровно 70 лет назад советские войска закрыли эту фабрику смерти. Но и в Польше, и в России умудрились все крайне политизировать.
Медийный фон двух недель, предшествующих памятной дате, был буквально завален информационным мусором вокруг «неприглашения» президента России на официальную церемонию. Сотрудники Мемориального музея утверждают, что разослали одинаковые уведомительные приглашения в заинтересованные страны, а уж те потом сами связывались с польским МИДом; и что в этом году главными участниками решили сделать не глав государств, а бывших узников лагеря. В Москве считают, что это преднамеренная провокация. Всю правду мы вряд ли узнаем, но в итоге российскую делегацию возглавил Сергей Иванов — в то время как другие европейские страны представляют первые лица.
Эту историю в России пережевывали долго и тщательно, а тут еще глава МИД Польши Гжегож Схетына сморозил несусветную глупость, заявив, что концлагерь «освобождали Первый украинский фронт и украинцы» и именно «украинские солдаты открывали ворота лагеря». Слова Схетыны вызвали недоумение не только у российского руководства, но и в самой Польше и у представителей европейских стран. Оказавшемуся в глупейшем положении министру пришлось признать, что он выразился некорректно, но, как говорят, «осадок остался».
А самое печальное, что всей этой шелухой и крайне политизированными информационными поводами был отодвинут на второй план главный смысл 27 января — дня, который отмечен в календарях не только как день освобождения Аушвица, но и как день памяти жертв холокоста, в ходе которого нацисты истребили 60% евреев Европы, или около трети евреев мира. Официально признаваемой является цифра 6 миллионов евреев — это данные Нюрнбергского трибунала.
Главным орудием массового истребления неугодных Третьему рейху евреев (а также цыган, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы и других) стал именно Аушвиц, который на самом деле состоял из трех отдельно стоящих концлагерей: Аушвиц I, Аушвиц II Биркенау и Аушвиц-Моновиц. Однако, чаще всего говоря об этом ужасающем месте, мы подразумеваем Биркенау, где на территории 40 га было умерщвлено более миллиона человек, примерно 90% из которых были евреями. Концентрация праха в местах массовых захоронений здесь — одна из самых высоких в мире.
Поезда с узниками приходили в Биркенау практически ежедневно, и три четверти привезенных сразу же отправляли в газовые камеры, зачастую даже не зарегистрировав. Поэтому оценить точное количество погибших невозможно. Бывший комендант лагеря Рудольф Хесс заявлял в Нюрнберге о 2,5 миллиона, но историки сегодня сходятся на цифре от 1,1 до 1,6 миллиона человек.
В Биркенау действовали четыре газовые камеры и четыре крематория, что позволяло уничтожать до 8 тысяч человек в день. О размахе геноцида лучше всего говорят цифры. Так, например, с конца апреля по начало июля 1944 года из Венгрии в Аушвиц было депортировано около 426 000 евреев, 320 000 из которых сразу по приезде были направлены эсэсовцами в газовые камеры лагеря Биркенау. Остальные попали на принудительные работы, но тут надо понимать, что средняя продолжительность жизни евреев в подобных лагерях едва ли превышала месяц.
Помимо газа, голода и просто пожелавших развлечь себя убийством эсэсовцев опасность для узников исходила со стороны так называемых врачей, которые ставили над людьми эксперименты: заражали смертельными вирусами и наблюдали, как протекает болезнь, стерилизовали женщин, полностью вырезая им детородные органы, анатомировали живых младенцев. Больной фантазии извергов не было предела.
Но если вы думаете, что все это творили какие-то специально обученные садисты, которые всегда такими и были, то ошибаетесь. Существуют документы, в которых проанализировано, кем ранее работали эсэсовцы, задействованные в концентрационных лагерях рейха. 31,5% из них прежде были фермерами, 26% — мелкими чиновниками, 24,4% — простыми рабочими, а 7,5% занимали более значимые позиции. Смотришь на их фотографии в музее — и кажется, что это вполне себе обычные обыватели. Вот что делают с людьми тотальная пропаганда и оголтелое преследование надуманной высшей цели.
Количество убитых в Освенциме с трудом укладывается в голове. Полтора миллиона людей могут выглядеть непонятной абстрактной цифрой, но если осознать, что каждый из них был отдельной личностью со своей судьбой и долагерной жизнью, то становится по-настоящему страшно. Этот страх особенно остро ощущаешь, находясь в Мемориальном музее Аушвиц, который и сейчас почти такой же, каким оставили его гитлеровцы, пытавшиеся замести следы своих преступлений, разрушив часть бараков, крематории и газовые камеры. Здесь больше нет специфического запаха, но есть какая-то оглушительная пустота: будто сама окружающая природа запомнила все, что ей пришлось увидеть. Хотелось бы, чтобы и люди во всем мире держали у себя в голове эти воспоминания, чтобы подобное не имело ни малейшего шанса повториться.
Наверное, больше всех этого хотят те немногие, кому удалось выжить в аушвицком аду. Недавно здесь, в Польше, я познакомилась с удивительной женщиной по имени Здзислава Влодарчик. Мы встретились с ней в городке Освенцим, что всего в двух километрах от Биркенау, куда она с семьей попала после неудавшегося Варшавского восстания в конце лета 1944 года. Пани Влодарчик было на тот момент 11 лет, ее брату — 8, поэтому их распределили в детский барак. А родителей — в раздельные мужскую и женскую части лагеря. Отца Здзислава так больше никогда и не увидела, но матери и им с братом удалось спастись. Она называет это везением: только удача помогла детям выжить в лагере, где каждый сам за себя.
Зная о приближении советских войск, эсэсовцы организовали марш узников дальше на запад. Но брат Здзиславы был болен и не смог идти, ей удалось остаться с ним, а через десять дней в лагерь, который по-прежнему охраняли оставшиеся эсэсовцы, вошла Советская армия.
Пани Влодарчик помнит, как к ним в барак вошел советский солдат (на тот момент он показался ей невероятно огромным) и в ужасе спросил изможденных детей: «Что же вы тут делаете?». Она не помнит, на каком языке он это сказал, но она его поняла. Вечером солдаты принесли детям помидорный суп, который Здзиславе показался вкуснее всего на свете. Вместе с этим высоким солдатом и помидорным супом в лагерный мир Здзиславы пришла долгожданная свобода.
В конце нашего разговора пани Влодарчик затронула болезненную тему, которую время от времени поднимают некоторые польские СМИ. И здесь я хотела бы точно воспроизвести ее слова:
«Бытует мнение, что освобождение Советской армией принесло не только свободу, но и было очень много жестокости и мародерства. Я в это не верю. Да, возможно, были случаи, что на первой линии фронта шли бывшие заключенные тюрем. Но такие инциденты встречаются в любой армии мира. У меня не вызывает никаких сомнений сделанное Советским Союзом, для меня это без вопросов было освобождение, никакая не оккупация».
Слова таких людей, как пани Влодарчик, — и есть история: никто не может рассказать больше и лучше, чем очевидец той эпохи и тех страшных событий. В словах бывших узников концлагерей и ветеранов, освобождавших эти фабрики смерти, — мудрость и уникальный жизненный опыт. Так не лучше ли было журналистам как можно больше говорить с ними, пока еще есть такая возможность, чем сводить освещение сегодняшней даты к скандалам, привязанным к нынешним событиям в мире? На мой взгляд, так политизировать этот день — по меньшей мере неуважение и к заключенным Аушвица, и к советским солдатам, которые его освобождали, и к шести миллионам убитых евреев.
Как раз сейчас лучше всего понимаешь известные слова узника Аушвица Генри Аппеля: «Есть только одна вещь на свете, которая может быть хуже Освенцима, — то, что мир забудет, что было такое место».