СПРАВКА "МК"
45-летний Анатолий Тихомиров в тюремной системе с 1992 года. Начал мастером цеха ИК №10 Нижегородской области. Затем стал начальником отряда колонии и наконец возглавил ее. С 2005-го руководил московским СИЗО №5. На должности «главного московского тюремщика» с апреля 2012 года.
Побег из «Матроски»: датчики забыли включить
— Анатолий Николаевич, почему число арестантов в московских СИЗО в этом году так выросло?
— Это вопрос не ко мне, а к судам и следователям. Но хорошо, что вы его задали. Сегодня у нас почти 11 тысяч человек при лимите в 8,5 тысячи. В ноябре 2013 года у нас было на 20% больше заключенных, чем в ноябре 2012-го. И вот, скажем, на 1 декабря этого года перелимит был 22%. То есть все время растет. Мы провели выездное совещание с Мосгорсудом, собрали весь судейский корпус. И там прозвучало предложение — не заключать под стражу москвичей и жителей России, обвиняемых за нетяжкие или средней тяжести преступления. Надеюсь, что это возымеет действие. Сейчас Москва входит в число 17 регионов, где переполнены СИЗО.
— Строительство нового изолятора в Капотне эту проблему бы частично решило. Оно заморожено?
— Оно идет, но завершим его к 2016 году. Это будет новый корпус к СИЗО №7 на 600 мест. Но если число заключенных останется таким же, это нас не спасет.
— Побег из «Матросской Тишины» наделал много шума в этом году. Ваше личное мнение — сотрудники СИЗО все-таки виноваты?
— Сейчас я вам расскажу, а вы сами решите, виноваты или нет. Была целая видеосистема (собственно, она и есть). Были видеоглазки там, откуда он сбежал. Но за монитором должен был сидеть сотрудник и наблюдать. И если бы он там был в тот момент, он бы обязательно заметил. По случайности он находился не у монитора и просто не увидел. Он дежурил один на три этажа.
— Как это?!
— Потому что штат у нас сильно урезан.
— Но когда я написала о том, что сами сотрудники «Матросской Тишины» пожаловались на сокращения, ФСИН это, по сути, опровергла. Ваш представитель сказал, что сокращения не коснулись режимных служб.
— Понимаете, они шли планомерно на протяжении нескольких лет. И когда были последние сокращения, которые коснулись всех регионов, наши режимные службы это действительно не затронуло. Но нам надо добавлять сотрудников, чтобы выровнять теперь ситуацию.
— Почему стрелок не заметил беглеца? Может, он тоже был один на три «вышки»?
— Там наблюдательной вышки не было. А беглец преодолел основное ограждение, прыгнув через него с крыши режимного корпуса.
— А как же датчики? Не сработали?
— Проходили ремонтные работы. Точнее, они были уже закончены, и работник должен был включить датчики, которые были на время отключены. Он этого не сделал. Злого умысла я не увидел. Есть разгильдяйство, халатность — это да. Хотя все можно свалить на человеческий фактор. Так что пусть следственные органы во всем разберутся.
— Системы безопасности после двух последних побегов (во втором случае заключенный выдал себя за другого, выехал на суд и был освобожден прямо в зале. — Прим. автора) усилили?
— Мы с нового года планируем оснастить все семь СИЗО интегрированными системами безопасности. Они многоуровневые. Первое — выезд на суд заключенного только после прохождения сканирования сетчатки глаза. Второе — видеоглазки во всех камерах (сейчас выборочно). Третье — проход через КПП по отпечаткам пальцев. Четвертое — датчики, реагирующие на крик, повышенный голос (и на мониторе дежурного будет сразу высвечиваться «нехорошая» камера).
— А как будете бороться с коррупцией? Заключенные уверяют, что у них вымогают деньги «положенцы», которые делятся с оперативниками.
— Пусть его родные и адвокаты сообщают в отдел собственной безопасности УФСИН. Мы гарантируем, что никто не узнает о его жалобе. И мы переведем такого человека из этой камеры в другую, безопасную. Кроме этого есть круглосуточный телефон доверия для всех граждан (8-499-747-44-26).
— Все кандидаты в столичную УИС проходят исследование на полиграфе?
— Это практика в УФСИН Москвы введена с весны этого года. Но пока через детектор проходят претенденты на должности, где высока коррупционная составляющая. Есть перечень таких должностей, в их числе, к примеру, начальники СИЗО и их заместители.
— Каков процент отсеивания?
— Новеньких мы практически не отсеиваем — за исключением случаев, когда медкомиссии выявили, что человек употреблял наркотические вещества.
В московских СИЗО появились марксисты
— Адвокаты жалуются, что не могут попасть в СИЗО по 5–6 часов. Следователь, пришедший раньше всех, занимает все следственные кабинеты для коллег. Не нужно ли пресекать подобную «взаимовыручку»?
— «Бронирование» кабинетов не предусмотрено. Начальник конкретного СИЗО должен разобраться, если следователи действительно так поступают. А вообще у нас сейчас временно не хватает следственных кабинетов только в двух учреждениях. Там действительно есть очереди по причине проводимых ремонтных работ. В остальных проблемы нет.
— По данным правозащитников, с лета этого года возвращается печальная практика, когда сотрудники СИЗО идут на поводу у следователей. Вот периоды, когда Леонида Развозжаева переводили из камеры в камеру, совпадают с моментами, когда на него, по его утверждению, давил следователь.
— Мне об этом ничего не известно. Но приму к сведению.
— Заключенные жалуются, что если один человек в камере не хочет или не может идти на прогулку, то не выводят всех. В итоге некоторые не дышали свежим воздухом по месяцу.
— И таких фактов я не знаю. А вообще, было много дискуссий по поводу того, является ли прогулка обязанностью заключенного или правом? И пришли к выводу, что нельзя наказывать человека за то, что он отказывается выходить, если он болен.
— Среди заключенных появились марксисты... И вот они жалуются, что книги Маркса не разрешают передавать за решетку. С чего бы это?
— Книги нельзя просто так принести и передать. Есть два варианта. Либо передать как гуманитарную помощь в библиотечный фонд учреждений (принимается только от юридических лиц и с обязательным заключением договора). Либо воспользоваться услугами почты России.
КСТАТИ, в московские СИЗО через почту можно послать только книги из почтового каталога. То есть она не принимает те, что принес сам человек, посылает только свои. В каталоге же, по словам заключенных, очень скудный выбор. Во время моего визита в СИЗО №5 один из арестантов пожаловался как-то, что там сплошные любовные романы.
— А почему в СИЗО вдруг запретили пароварки? Арестанты могли греть пищу после возвращения с допросов и судебных заседаний.
— Пароварок изначально не было в перечне разрешенных предметов. Однако магазины системы УИС их продавали до какого-то времени, пока руководство ФСИН не обратило на это внимание и не запретило. Вообще список разрешенных предметов, конечно же, давно устарел. И мы вносили свои предложения по его расширению (к примеру, просили включить туда электрические чайники). Во ФСИН обещали все это учесть.
— Заключенные уверяют, что не все продукты, которые они заказывают сами или которые передают им родственники, доносят до камер. Процентов 5–10 «усыхает» по дороге. Объясните этот «феномен».
— Проблема в том, что разнос заказов через интернет-магазины не входит в должностные обязанности сотрудников. То есть, по сути, они делают дополнительную работу. А объемы заказов все время растут. Более того, все заказы через интернет-магазин арестованные получают в опечатанном виде и ставят свои подписи за получение только после сверки с накладными. Ни одной жалобы на то, что в посылках родственников что-то пропало, не было.
Горбатого тюрьма не исправит
— Почему арестантки в наручниках рожают, когда вы их вывозите в роддома? Почему даже если заключенный в коме, то все равно лежит в больнице пристегнутый к кровати? Неужто и впрямь верите, что люди сбегут в таком состоянии?
— Женщины в наручниках не рожают. Это ерунду вам кто-то сказал. А насчет остальных — есть федеральный закон, и мы должны ему следовать. Тяжелобольными бывают и люди, обвиняемые в 4–5 убийствах, которым терять нечего. Вот он очнется неожиданно, и кто гарантирует, что он не бросится на кого-то? Был случай, когда заключенный через два часа после операции выпрыгнул в окно, и его поймали только в 15 км от больницы.
— Во многих странах тюремные медики выдают заключенным с высокой температурой, давлением справки «запрещено участвовать в судебно-следственных действиях». Потому что понимают: на человека в таком состоянии легче надавить, он через 5 минут готов подписать что угодно. Почему же в московских СИЗО врачи подобные справки не выдают?
— Выдают, но только если есть медицинские показания. Бывает, что на всю камеру наложен карантин и врач запрещает всем заключенным покидать ее. И ни один следователь не сможет вывести его на следственные действия или на суд.
— Почему вообще врачи изоляторов не ходатайствуют о том, чтобы тяжелобольного заключенного освободили из-под ареста?
— Почему же, они ходатайствуют. По их заключениям было освобождено 20 человек. Вы поймите, что единственный способ освободиться — это выйти по болезни. Так что 80% всех жалоб на плохое здоровье, как правило, не обоснованные.
— А как же быть с заключенным Козловым, про которого тюремные врачи говорили, что его кашель притворный. А человек умер от рака легких.
— Было ведь разбирательство по факту его смерти. И не только наши врачи, но и гражданские у него не могли сразу диагностировать рак. Это ведь не так просто бывает.
— Недавно парализованного заключенного Владимира Топехина вывозили в суд (несли на носилках, по дороге уронили дважды), и медсестры СИЗО сказали что-то судье, из-за чего он не стал менять меру пресечения. Вы не находите такое поведение медиков странным?
— При поступлении он прошел комплекс клинико-лабораторных методов исследования. Неоднократно вывозился в медицинские учреждения Департамента здравоохранения Москвы для проведения консультаций и дополнительных методов обследования (компьютерная томография головного мозга и отделов позвоночника). После обращения правозащитников он был направлен на медкомиссию в одну из городских больниц на медицинское освидетельствование. Врачи — заметьте, гражданские, не наши — не нашли у него заболеваний, препятствующих нахождению под стражей.
— Но правозащитники не раз жаловались на зам. начальника «Матросской Тишины» по медицинской части Самсона Мадаяна, а он до сих пор работает. Вы принципиально не увольняете никого из медиков?
— Увольняем. Много ушло тех, кто не хотел делать операции. Меня поражало, когда хирург говорил: «Пусть заключенного везут на операцию в гражданскую больницу». Сейчас число операций, которые делают наши медики, выросло в десятки раз.
Но вообще у нас не весь медицинский штат укомплектован (на 85–91%, в зависимости от должностей). Желающих идти работать за решетку не так уж много. Зарплаты небольшие, а условия тяжелые.
Скоро вопросов, подобных тем, что вы задаете, к тюремным медикам будет меньше. Вся медслужба будет реформирована. Уже в 2014 году заниматься медицинским обеспечением заключенных московских СИЗО будет отдельное подразделение — медико-санитарная часть ФСИН. Врачи будут подчиняться не начальникам изоляторов, а напрямую этому новому подразделению.
— Почему вы не разрешаете, например, Развозжаеву пройти медобследование там, где он хочет, у тех врачей, которым доверяет?
— Потому что мы не можем рассчитывать на объективность. Мы не вывозим арестованных в те больницы, на которые они указывают. Представляете, если мы все 10 тысяч человек начнем развозить по всей Москве? Есть больница №20, которая была выбрана Минздравом для лечения подозреваемых, обвиняемых и осужденных. Если там медики считают, что не могут поставить диагноз, то дают направление в другое медучреждение.
Есть идея при ОНК создать экспертный совет, в который вошли бы светила медицины. Я ее поддерживаю. Тогда мы точно будем знать, что эти доктора мирового уровня не заинтересованы в освобождении от ответственности конкретного заключенного и поставят правильный диагноз. И хорошо было бы, чтобы они сами приходили в СИЗО, а не арестантов к ним привозили.
— Начальник Бутырки Сергей Телятников сам информирует правозащитников, которые приходят в СИЗО, о том, сколько у него тяжелых больных. А почему другие этого не делают?
— Почему же, делают. У него на территории СИЗО расположена единственная больница, куда привозят пациентов из всех следственных изоляторов Москвы. И то, что он ставит в известность правозащитников, — это правильно. Потому что правозащитники могут вмешаться, обратиться во всевозможные инстанции и помочь человеку освободиться. У сотрудников ФСИН такой возможности нет.
— Сколько арестантов умерли в московских СИЗО в этом году?
— 27 человек. 20 скончались от заболеваний, 6 — суициды и 1 — внешние причины. Еще несколько лет назад число умерших было больше 60. Я бы очень хотел надеяться, что в будущем, 2014 году их не будет вообще. Но я не имею иллюзий на этот счет. Все-таки у нас более 10 тысяч заключенных и, увы, не все они абсолютно здоровые люди.
СПРАВКА "МК"
48-летний Николай Козлов был осужден за мошенничество на три года. В СИЗО «Матросская Тишина» попал уже с серьезными заболеваниями системы кровообращения и т.д. В изоляторе ему становилось все хуже, но, по словам супруги, у нее даже отказывались принимать лекарства. После того как ему поставили диагноз рак легких, его освободили. Однако Козлов умер на следующий день.