Метафоричность выражений не напускная, я назвал бы ее органично генетической, из-под его пера выходят изысканные мемуарные и философские экзерсисы. Изыскан он сам — приветливый, не манерничающий, приверженный в редкие свободные часы искусству: музыке, живописи, литературе. Свободно владея несколькими языками, объездил мир, повидал столько, что хватило бы на несколько жизней.
Но в арсенале академика Давида Георгиевича Иоселиани имеются и прямые публицистические высказывания: «Для врача больница — это дом, здесь он проводит большую часть своей жизни, а у себя дома, образно говоря, он в гостях, потому что в любое время суток устремлен к нуждающимся в помощи, посвящает себя исцелению. В этом занятии выходных и передышек нет, с пациентами проводит большую часть суток, либо физически, телесно пребывая в больничных покоях (так они почему-то называются, но покой нам только снится), либо мысленно доуточняя диагнозы и тактику борьбы с болезнью».
Итог: «Врачи, по всему миру — помощники Бога».
Ссылается не на свой пример, а на биографии хорошо известных подвижников: «Построил дом с бассейном, но признался, что ни разу в этом бассейне не плавал: нет времени», — говорит Давид Георгиевич об одном из своих зарубежных коллег, таком же одержимом призванием, как он сам.
Однажды я назвал его «праздничным доктором» — за стиль и манеру одеваться (операционные костюмы переливаются оптимистичными оттенками радуги). Но его можно охарактеризовать и поименовать не только «праздничным», но и «уютным», «созидающим», «постоянно усовершенствующим»: мастерит, улучшает, дотягивает до кондиции максимальной оптимальности. Застал его за просмотром видеозаписей сделанных в 1990–1991 годах хирургических операций.
— Когда в 1995 году переезжал из городской больницы №15 в созданный мною центр интервенционной кардиоангиологии в Сверчков переулок, захватил бобины с пленками. Пригодились. Через 25–30 лет стало видно: некоторые методы, от которых отказались было при наших операциях, в действительности дают прекрасные результаты. Вернули их в практику.
Чтобы воспроизвести, отнаблюдать и подвергнуть анализу те плохо различимые уникальные кадры, пришлось наладить вышедший из строя допотопный видеопроектор. Такие уже не выпускают. Д.Г. произвел ремонт собственными руками. А потом оцифровал старые ленты. Теперь всё — на лазерных дисках. В США (где он побывал по служебным надобностям более 40 раз) во время хирургической операции забарахлил медицинский прибор. Местные эскулапы, как это принято у них, вызвали инженера, техника-авральщика, тот шел слишком долго, Д.Г., к изумлению заокеанских коллег, исправил изъян, как это принято у нас, собственноручно. Американцы смотрели на него как на волшебника.
Он и есть подлинный чародей — не столько при ликвидации технических неполадок, сколько при отлаживании и приведении в порядок человеческой бренности.
С самого начала гармонично сложившейся и удавшейся карьеры (но гладких путей не бывает, нужны упорство и терпение, их ему не занимать) его влекли непроторенные пути и нетрафаретные решения медицинских коллизий. Увлекся (в числе первых энтузиастов) изучением стволовых клеток, стал пионером внедрения в российскую повседневность ряда новых рентгенэндоваскулярных операций.
Родился новатором? Или таким сделала его жизнь?
В молодости возглавлял Совет молодых ученых Бакулевского института и комиссию здравоохранения Совета молодых ученых и специалистов ЦК ВЛКСМ (Центральный комитет Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи). Бывал на сессиях Академии наук, впитывал опыт колоссов отечественной и зарубежной медицины (дружил с ее титанами), сильнейшее впечатление произвело выступление выдающегося ученого, трижды Героя Социалистического Труда (высшая советская награда) академика Зельдовича, который, можно сказать, обрушился с критикой на одного из членов академии за то, что тот пригласил на заседание отделения АН СССР небезызвестную целительницу Джуну Давиташвили, которая там выступила и отвечала на многочисленные вопросы. Зельдович свою речь завершил примерно такими словами: …В царское время тоже были приближенные к небожителям целители (имелся в виду, по всей вероятности, Распутин), но их не приглашали выступать в Российскую академию наук.
Давида Георгиевича всегда интересовали проблемы возникновения Вселенной, человечества и нашей цивилизации.
— Мне представляется, вся наша жизнь — это очередной эксперимент Всевышнего по созданию идеального общества. Мы, люди, для тех, кто непосредственно проводит этот эксперимент, не больше, чем крысы, мышки, морские свинки. Боюсь, судя по тому, что происходит вокруг, эксперимент этот подходит к завершению, мы не оправдали возложенных на нас надежд. Поэтому, к сожалению, наша цивилизация уйдет, но полигон, то есть наша планета, останется.
— Вы о пандемии, Давид Георгиевич?
— Не только о ней. О вселенском характере управления жизнью. Я убежден, что наше бытие находится под пристальным вниманием других, более высокоразвитых цивилизаций. Странно было бы думать, что звезды и небо созданы только ради нашего шарика. Есть другие планеты и цивилизации. Если ты появился на свет, странно не задуматься: зачем? С какой целью?
Не исключаю, пришельцы с других планет давно среди нас. Им не впервой заниматься подобными делами, то есть пытаться создать идеального человека. Мы — одна из таких очередных популяций. Жили, пахали сохой 20 веков, вдруг — волна неслыханных технологий. Причем некоторые индивиды оказались к ней вполне готовы. Затем грянула — электронная эра. Откуда — повсеместно гаджеты и компьютеры, четверть века назад их в помине не было? Мне могут возразить: если инопланетяне среди нас и над нами ставят опыт, почему не войдут с нами в контакт? А я отвечу: а мы общаемся с морскими свинками? Думаю, до нас сменилось несколько формаций-цивилизаций, смытых впоследствии потопом ли, космической ли бурей, вулканическим ли извержением…
О вечном он рассуждает опять-таки с симбиозной биолого-футуристической подоплекой:
— В моем представлении, после смерти человека вся его жизнь переходит в, условно назовем его, архив, файл. Он находится в неведомом нам хранилище и при необходимости может быть открыт Создателем. Человек по своей сути бессилен перед многими не зависящими от него обстоятельствами, в первую очередь перед силами природы и неотвратимостью конца. Но об этом люди стараются не думать и не говорить. Мне кажется, надо, наоборот, об этой изначальной обреченности как можно больше думать и говорить. И обреченность развеется. Да, человек смертен, но продолжает жить в детях. А то, что твоя оболочка исчезнет, это нормально.
Разве вся наша медицина беспомощна?
Давид Георгиевич Иоселиани — приверженец ярко обозначенной гражданской позиции. Говорит прямо о том, что беспокоит, возмущает:
— Добродетельность и благотворительность прекрасны и очень нужны. Я сам стараюсь принимать участие в подобной деятельности и приветствую это в других. Но когда по нескольку раз в день слышу, что надо оказать помощь и собрать пожертвования на лечение (без должного обоснования необходимости), невольно начинаю задумываться и сомневаться. Не потому, что я такой уж активный общественный деятель, а потому что это, в какой-то степени, порочит мою профессию. Позор, когда идет постоянный сбор пожертвований. В нашем королевстве кривых зеркал мне могут приписать черствость и бессердечие. Сказать: почему именно с этого вопроса начал? Разве у нас мало других проблем? Проблем много, но это затрагивает врачей. Разве вся наша медицина беспомощна? У нас 5 миллионов врачей, и все неквалифицированные? Я считаю, что отвечаю за свою профессию, и, вместе с коллегами, делаю свое дело неплохо. Почему нас должны унижать, оскорблять? Призывы помочь часто составлены спекулятивно и неграмотно, но у непосвященных людей слезы навертываются. И только у специалистов возникает вопрос: «Что за болезнь, с которой не можем справиться своими силами?» К примеру, слышу: давайте поможем, нужна операция на сердце… Какая операция? У нас практически все сердечные операции делаются: начиная с пересадки и заканчивая самыми простыми. А если что-то не делается, заявите: что именно. Точные диагнозы звучат крайне редко. Почему не сообщают? Потому что сразу встанет вопрос: подождите, это заболевание лечится там-то, там-то и там-то у нас в стране. Конечно, шоферу, инженеру, музыканту, футболисту — приведенный диагноз ничего не скажет, но мне скажет. Я, врач, соглашусь: да, на самом деле это у нас не делается. Однако, насколько мне известно, у нас подавляющее большинство заболеваний, 99,9% всех операций включены либо в перечень Фонда обязательного медицинского страхования — ОМС, тогда помощь оказывается бесплатно ребенку ли, взрослому ли, либо это квотированное лечение, тоже бесплатное, то есть более сложные, высокотехнологичные вещи, на это государство выделяет квоты. То есть опять-таки: оплачивает. Почти нет заболеваний, которые нельзя было бы лечить бесплатно. Другое дело, может быть, ребенку нужна реабилитация. Насчет реабилитации не знаю, но думаю, что это тоже в принципе включено либо в Фонд обязательного медицинского страхования, либо в высокотехнологичную медицину. Должно быть прозрачно и аргументированно: больному действительно надо ехать за границу. Я ни в коем случае не хочу сказать, что у нас повсеместно выдающаяся медицина. Но я с уверенностью могу сказать: есть островки в стране, и в этих островках очень достойный уровень медицины, в том числе высокотехнологичной. И не только в Москве и Петербурге… Может быть, в каких-то городах этого нет. Но есть областные центры, есть крупные медицинские центры по всей стране. Этого достаточно, чтобы лечить подавляющее большинство заболеваний. Из села, где ничего нет, можно направить, к примеру, в Белгород, а не в Рим. Кстати, мы редко слышим о результатах таких вояжей, а надо давать информацию: скольких выручили, скольких не удалось спасти. И о неудачах тоже надо сообщать: «Мы просили деньги для Коли, но не собрали, и он умер». Это бы нас пристыдило. Но пристыдило бы только в том случае, если бы я знал, что на самом деле нужна была помощь за границей. Нужно четко разбираться в каждом конкретном случае, прежде чем обращаться к людям с просьбой о деньгах.
— Сейчас, после пандемии, упали финансовые поступления, поддержка от населения просто необходима.
— По-моему, это вымогательство, причем довольно агрессивное. Ведь не говорят: «если у вас есть возможность», а шантажируют: «Поможем Васе, потому что Вася умрет». А оказывается, Вася не умрет, потому что эти заболевания лечатся там, там, там... Я боюсь, чтобы это не стало кормушкой, криминальным бизнесом, где стараются выкачать из населения последнее. Я категорически против этого. Я считаю: если нужна помощь погибающему человеку, надо непременно помочь. Но я должен быть уверен, что пожертвования пойдут именно на спасение, а не в карман аферисту. Да, нужно помогать, но в рамках конкретики, а не в формате эмоционального воздействия на людей, которым самим тяжело. Какая средняя зарплата по стране? Зайди в магазин и посмотри цены. И ты каждый день просишь деньги у людей? Непосвященному трудно ориентироваться в хитросплетении чиновничьих крючкотворств. Но есть закон. И нужно ориентироваться на его положения. Передо мной приказ министра здравоохранения М.Зурабова, подписанный 4 июня 2007 года: «О порядке направления граждан Российской Федерации на лечение за пределами территории Российской Федерации».
— Документ поразительный. Впечатляют и масштабы обещанной помощи, и жесткие сроки ее оказания…
— В этом документе четко написано: если у человека заболевание, которое не лечится у нас в стране, государство обязано (этим занимается Минздрав) выделить деньги и направить туда, где планируется это лечение проводить. И если пациент беспомощен и нуждается в сопровождении, сопровождение тоже оплачивается государством. А СМИ (и прежде всего телевидение) берут на себя смелость и право оглашать: «надо собрать бедному Васе-Пете деньги на лечение»… Это очень гуманно. Но призыв должен сопровождаться обоснованием: к сожалению, есть заключение Минздрава России, Минздрав не может помочь. На самом деле, как я уже сказал, государство выделяет деньги, и Минздрав должен эту операцию оплатить. Почему тогда нужно собирать деньги? С какой стати собирать деньги на то, что государство обязано делать? У нас, слава Богу, медицина все еще бесплатная. В США иначе. Ты там платишь кровные деньги за страховку, и немалые. Или ты, или фирма. А у нас из зарплаты вычитают минимальный процент, мы не всегда знаем, сколько именно. Тем самым мы застрахованы и имеем право на бесплатное лечение.
— Может быть, упомянутый вами приказ уже недействителен?
— Если бы была отмена, было бы известно: приказ отменен. Я нигде не нашел ссылок на отмену. Я интересовался этим вопросом, поэтому знаю: комиссия, призванная принимать решение о направлении за границу, есть. В ее состав входит мой коллега и близкий товарищ. Совсем недавно прошло очередное заседание. Может быть, не все у нас в стране знают об этом приказе. А схема очень проста: люди, у которых тяжелое заболевание, должны обращаться в местные лечебные учреждения. Если те не могут оказать должную помощь, они обязаны обратиться в вышестоящие медицинские организации, вплоть до Минздрава. И Минздрав, если на самом деле в России не делают такие операции или другие лечебные процедуры, обязан направить пациента туда-то, туда-то, туда-то. Конечно, может возникнуть юридическая канитель, но ее надо преодолевать. Надо быть более требовательными, более интегрированными, образованными.
— Кому и кто должен об этом говорить? И возможно ли докричаться и преодолеть чиновничью пассивность и круговую поруку?
— Трудно представить, что министр здравоохранения не смотрит эти передачи. Или кто-то ему о них не сказал. Но ведь не предпринимают достаточных мер. Вы слышали, чтобы кто-то из официальных чиновников сказал: не надо собирать деньги? Я не слышал. Если Минздрав пассивен, надо его расшевелить. В просьбе с экрана должны звучать конкретные имена отказавших больному в помощи. Может быть, необходимо оглашать подписи тех, кто отказал, чтобы отказавший отвечал за свой отказ. Если будет: Иванов-Сидоров подписал, с Иванова спросят: «Почему? Эти операции у нас делаются рутинно, а ты говоришь, что не делают. Откуда ты это взял? Подаю в суд». Надо обращаться к президенту не только и не столько с просьбами купить велосипед, а с обоснованной просьбой, что есть больной, который нуждается в том-то и том-то. Неужели лечение менее важно, чем покупка велосипеда или компьютера? Если пойдем по пути молчания, тогда не надо вообще ничего предпринимать. Если закон позволяет что-то делать, надо делать. Роль телевидения, других СМИ в этом вопросе должна быть активной, наступательной, а телевидение, радио, другие СМИ выступают пассивным передаточным механизмом. Озвучивателями. Телевидение, разумеется, может сказать: «А мы при чем? Нас попросили, мы передаем информацию», — но я считаю, это неправильная позиция. Если просто тиражировать вопли, то создашь искаженную картину. Редакторам, журналистам нужно проверять данные, в первую очередь должны спросить: «А что ваш фонд сделал, чтобы помочь больному? Вы обзвонили ведущие клиники?» И самим не мешает позвонить в эти клиники и сказать: «Здравствуйте, нельзя ли нашему подопечному помочь?» Я вас уверяю, 80% из нуждающихся в помощи будут оприходованы, им будет оказана помощь. Какого качества и уровня? Это другой вопрос. Где-то за границей, возможно, в каких-то случаях, окажут лучшую, чем у нас, что поделать. Но возникает и этический момент: почему именно для этого человека собирать деньги, а другие должны получить менее качественную помощь? Когда идете в магазин и покупаете нашу колбасу и знаете, что в Америке колбаса лучше, вы что, требуете, чтобы вас посылали в Америку за колбасой? У нас строят хуже, чем в Америке, но я же не везу из Америки дома или мосты. Да, в США какие-то болезни лечат лучше, но мы не можем 140 миллионов наших граждан послать в Америку лечиться. А если мы по этому принципу пойдем, то сегодня пошлем Васю, а завтра придет Коля и скажет: а почему мне не собираете деньги? Мы должны адаптироваться к тому, что есть. К сожалению, к здравоохранению тоже. Скажут: но это же здоровье человека. Да, к сожалению, да, безусловно, уровень нашей медицины порой ниже, чем в США, в Израиле, в Германии. Это наша собственная вина. Причин много. К примеру, мы значительно запоздали с технологической революцией, которая произошла в 50-х годах прошлого века в мире, когда появилась великолепная медицинская техника. Руководство страны недопонимало, недостаточно ориентировалось в здравоохранении и медицине, придерживалось заскорузлой позиции, шло своим путем. Сегодня все диагностические и лечебные процедуры построены на использовании сложнейшей техники. Возьмите мою операционную. Она нафарширована аппаратурой. Но тогда мы считали: не надо всего этого, западные буржуи от жира бесятся. И потеряли очень много времени. Только в конце 70-х началась активная закупка оборудования. Правда, порой в этом процессе появлялась коррупционная составляющая: половина денег шла в карманы, в откаты, покупалось не то, что надо, менее качественное. Если у нас что-то делается не так, как в США, как в Германии, — это проблема, которую надо обсуждать на тех же телешоу. Устраивать серьезные передачи, где должны выступать, с одной стороны, организаторы здравоохранения и, с другой стороны, выдающиеся, ведущие ученые, которые выскажут свои суждения. Вместо того чтобы показывать бесконечные дрязги и мордобой, давайте обсудим: как поступает государство и как поступать людям, когда какая-то медицинская помощь у нас в стране невозможна. Будет намного более продуктивно, и, уверяю вас, что и рейтинг будет высокий. Или давайте по-другому поставим вопрос. Если хотите собирать деньги, собирайте для медицинских учреждений и покупайте недостающее оборудование. Чтобы можно было в достаточном количестве ставить стенты, кардиостимуляторы и т.д.
Чем больше не сведущих в медицинских вопросах дилетантов громко говорят и что-то пропагандируют, тем сложнее преодолевать возникающие трудности. Это громадная проблема — то, что о медицине высказываются все подряд, и что люди, которые не имеют права вообще говорить «авторитетно», заявляют. Этот разнобой мнений сбивает с толку. Он свидетельствует, кстати, о месте здравоохранения в обществе.
— Неудовлетворительном?
— Конечно. От нас требуют: если ты врач, то должен, должен, должен… Формально да, мы обязаны. Но иногда что-то невозможно сделать по объективным причинам: нет этого, того, я выкарабкиваюсь, ухищряюсь и делаю операции. Хотя мог бы сказать: «У меня нету этого, этого». Но мы каждый день делаем сложнейшие, тяжелейшие операции…