- Алексей Васильевич, как вы себя сейчас чувствуете?
- Получше. У меня не было в мыслях рассказывать о своем состоянии СМИ, хотя руководству, я, конечно, доложил и самоизолировался. Но, к сожалению, все тайное становится явным. И два дня назад в прессе все узнали.
- Ваша больница сегодня занимается лечением пациентов с коронавирусом?
- Конечно, занимается. Уже второй месяц больница, все наши врачи, как и многие наши коллеги из других учреждений, оказываем специализированную медицинскую помощь экстренным, онкологическим и COVID-пациентам.
В Европе и США, когда все бросились заниматься COVID-19, результаты по экстренной помощи и онкологии, с инфарктами, инсультами и т.д. стали хуже. И руководство города, и Департамент здравоохранения постарались максимально учесть этот опыт. Поэтому в Москве сразу было принято решение, что крупные клиники, имеющие все профили лечения, в первую очередь, Боткинская больница, будут продолжать оказывать помощь по экстренной патологии, по онкологии, гематологии - по всем нозологиям, где невозможно прекратить лечебный процесс. Например, если пациенту с раком крови не проводить химиотерапии, он погибнет.
Конечно же, количество больных с экстренными случаями, с онкологическими диагнозами, с инфарктами и инсультами в нашем учреждении выросло. Ведь больше половины стационаров в столице перепрофилировали полностью под коронавирус, и они перестали принимать других пациентов. И эти потоки пациентов были маршрутизированы прежде всего в Боткинскую больницу.
- Однако сейчас каждый пациент может быть потенциальным источником распространения инфекции …
- Конечно! Главным приоритетом Боткинской больницы была и остается безопасность: и пациентов, и сотрудников. Статистика показывает, что 45-50% людей переносят инфекцию бессимптомно, поэтому и все поступающие к нам пациенты, и наши сотрудники теоретически могут быть заражены. И мы стали сталкиваться с такими ситуациями, когда к нам поступает пациент с онкопатологией, а через несколько дней у него разыгрывается COVID-пневмония. Поэтому в Боткинской больнице была разработана жесткая программа безопасности пациентов и сотрудников.
- Какие же шаги вы предприняли?
- Прежде всего, мы поняли, что на входе надо распределять потоки больных. Нужно внимательно смотреть, нет ли у поступающих к нам симптомов COVID, пусть даже они сами этого не понимают. Так что мы ввели сортировку пациентов - начиная с машины скорой. В приемном покое мы сделали боксированные палаты и выделили специальный аппарат КТ, на котором у всех поступающих проводятся обследования на COVID-пневмонию.
Обнаружилось, что у части пациентов на компьютерной томографии есть признаки коронавирусной пневмонии, при том, что поступают они к нам по совсем другому поводу, например, с обострением панкреатита, а симптомов заболеваний легких у них вообще нет. Поэтому тщательное обследование всех поступающих пациентов на признаки коронавирусной инфекции стало для нас законом.
Следующим шагом стало создание на территории больницы обсервационного и карантинного подразделений. Если мы подозреваем COVID-пневмонию, видим на КТ подозрительную картину, если у пациента был контакт с коронавирусным больными, а результатов тестов еще нет, мы госпиталиризуем и лечим пациентов, но в изолированном подразделении.
- Хватает ли коек для изоляции таких больных?
- За сутки к нам в больницу поступает где-то 150-200 пациентов. Коечная мощность больницы около 1700 коек. Так что коечного фонда вполне достаточно.
И самое главное. Одним из пунктов нашей программы безопасности было то, что мы предварительно внимательно изучили списки пациентов с плановыми нозологиями, при которых госпитализацию и оперативное вмешательство можно безболезненно перенести на несколько месяцев. Например, это пациенты с желчнокаменной болезнью, грыжей передней брюшной стенки, с катарактой. Они носят свои болезни по многу лет. Катаракта вообще формируется десятилетиями. И перенос оперативного вмешательства на несколько месяцев не повлияет на их здоровье и качество жизни.
Мы поговорили с этими пациентами, попросили их сейчас, в период эпидемии, подождать 2-3 месяца. Объяснили, что любая операция снижает защитные силы организма. Потом мы всех госпитализируем и прооперируем. Эта мера также помогла нам высвободить коечный фонд и кадры, чтобы бросить ресурсы на направления экстренной помощи, онкологии и коронавирусной патологии.
Все мы живем в мегаполисе, ездим на общественном транспорте, ходим в магазины. А медики, плюс к этому, еще и работают на передовой. И вероятность инфицирования и у пациентов, и у сотрудников все равно есть. Поэтому, несмотря на меры безопасности, периодически появляются инфицированные.
Внутри больницы тоже приняли радикальные меры. Когда появляется пациент с коронавирусом, он максимально быстро изолируется с целью предотвращения распространения инфекции. Пациентов с подтвержденной COVID-патологией и контактных пациентов мы изолируем в обсервационных и карантинных зонах, а всех контактных сотрудников, предварительно взяв у них тесты, отпускаем домой с сохранением заработной платы. Предпринятые ранее шаги по высвобождению коечного фонда нам это позволили. Я каждый день получаю сводку из отдела кадров: сегодня количество сотрудников, которые находятся на больничном, не превышает количества сотрудников, которые в летнее время находятся в отпускном режиме. Поэтому Боткинская больница находится в работоспособном состоянии.
- Две недели назад на территории Боткинской появился и полноценный COVID-центр?
- Да, пришел момент, когда мы поняли – только наличия боксированных палат и обсервационных зон недостаточно для того, чтобы разрешить ситуацию. Количество больных возрастает, а, чтобы перевести пациента с подтвержденной коронавирусной инфекцией в какой-то из городских специализированных центров, требуется время. И мы доказали руководству ДЗМ, что отдельный центр должен появиться на территории нашей многопрофильной больницы. Все равно мы уже лечим таких пациентов, зачем же тратить время, чтобы перевозить их в другие больницы?
Руководство города одобрило нашу инициативу - и вот уже более двух недель у нас работает COVID-центр. Разумеется, меры безопасности пришлось усилить. На входе осуществляется еще более жесткая сортировка пациентов. Если по результатам проведенных исследований пациент «чистый», мы спокойно госпитализируем его в профильные отделения, а потом оперируем, лечим, ставим стенты. Если же пациент имеет к сопутствующей патологии коронавирусную инфекцию, мы госпитализируем его в COVID-центр. И тем самым соблюдаем преемственность в лечебном процессе.
Раньше были ситуации, когда, например, гематологи приходили и говорили: жалко отдавать нашего пациента в другую больницу, это молодой человек с раком крови, мы только начали его лечение. А теперь такого пациента переводят в COVID-центр на нашей территории, где его могут наблюдать и лечить те же специалисты.
Конечно, в нашем COVID-центре пациенты тяжелые. Если в обычных COVID-центрах наблюдаются люди с вирусной пневмонией, то у нас тут сосредоточены пациенты с ковидными пневмониями на фоне экстренной и онкологической патологий.
- Реанимационных коек достаточно?
- В COVID-центре 125 коек. Все они обеспечены подачей кислорода, а все шлюзы и санпропускники, где переодевается персонал, оснащены системами повышенного давления и стерилизации воздуха. Из 125 коек 25 реанимационные. За две недели мы пролечили в центре более 200 пациентов. И еще один плюс этого корпуса: здесь успешно пролечено довольно много тяжелых наших сотрудников.
- Хватает ли вашим медикам средств индивидуальной защиты?
- Одним из первых шагов нашей программы стало обеспечение не только всех наших сотрудников, но и пациентов, сотрудников охраны и клининга масками и перчатками. Все зоны COVID-центра, входные зоны (приемный покой), реанимация, противошоковые палаты – там медики работают в полной экипировке, в средствах индивидуальной защиты.
- Как вы успеваете проводить такое масштабное тестирование всех поступающих?
- Это еще один шаг программы Боткинской больницы - усиление работы лабораторной службы. Мы поставили задачу: сто процентов пациентов и сто процентов сотрудников должны проходить тестирование. Сегодня наша лаборатория работает круглосуточно. К следующей неделе мы протестируем всех сотрудников нашей больницы. Сегодня около 3 тысяч сотрудников прошли тестирование, остальные в процессе.
- Сейчас диагностика проводится методом ПЦР?
- Кроме ПЦР, мы начали проводить тестирование на антитела. 2700 человек прошли обследования экспресс-тестами, кроме того, проведено более 1800 тестов количественным способом (они более точные). И выполнено около 2 тысяч тестов ПЦР. Пациентам мы делаем исследования методом ПЦР.
- Многие медики указывают на невысокую точность ПЦР-тестирования. Некоторые даже считают, что их точность не превышает 30%...
- Неправда. ПЦР предполагает забор мазка, и тут очень важен качественный забор материала. Если медсестра пощекочет в носу, конечно, результат может быть негативный. А если забор производится с соблюдением всех правил, пробы берутся и в носу, и во рту, то достоверность этого теста очень высокая.
Сейчас у нас осуществляется новый этап нашей программы: срочно монтируется шатер перед входом в приемный покой. Это будет инфекционный приемный покой с боксированными палатами, так называемый родер. То есть мы переносим сортировку пациентов из стен больницы вообще. Мы поняли, что должны это сделать.
Пациент будет поступать в этот шатер, там будет проводиться быстрая диагностика ПЦР (мы тоже это внедрили) – не 5-6 часов, а 40 минут - час будет готовиться тест. И дальше из родера пациент маршрутизируется или в ковидный центр при положительном тесте, или в другие «чистые» лечебные корпуса, где им будет оказана экстренная онкологическая и инфекционная медицинская помощь.
- Это у вас так быстро делают ПЦР?! Сегодня многие пациенты рассказывают, что ждут результата теста неделями!
- Действительно, есть случаи, когда результаты диагностики проверяют в референсных центрах, и, конечно, процесс может затягиваться. Но мы делаем исследования сами и получаем результаты пока через 5-6 часов. А будем еще быстрее.
Наша программа дает результаты. Повторяю: мы все живем в мегаполисе и вероятность инфицирования есть. Однако проведенные нами последовательные шаги позволили нам переломить ситуацию. Сегодня количество выходящих с больничного листа сотрудников превышает количество заболевших. В течение последнего времени четко сформировалась эта тенденция. Это подтверждает эффективность проводимой работы.
И еще. Чтобы наши сотрудники не были один на один с болезнью, мы организовали научно-клиническую комиссию – напомню, что на базе Боткинской больницы действуют 24 кафедры 4 московских медицинских вузов, у нас работают более 150 профессоров и 250 кандидатов медицинских наук. Мы создали группу, контролирующую лечение сотрудников на дому. И каждому сотруднику звонят, разговаривают с ним, узнают про состояние, назначают или коррегируют лечение в случае необходимости, организуют КТ. Если требуются лекарства, мы обеспечиваем ими сотрудников полностью бесплатно.
- Поскольку вы уже накопили определенный опыт, можете ли сказать: существует ли эффективная терапия при COVID?
- Мы получили опыт по лечению более 200 коронавирусных пациентов с экстренной онкологической патологий. Сегодня в ДЗМ есть специальная научная группа, которая аккумулирует все самые последние результаты по борьбе с новой инфекцией в виде методических рекомендаций по лечению пациентов с COVID-патологий.
Мы для себя поняли, что необходимо применение полного протокола в максимально ранние сроки. И мы видим хороший и даже очень хороший эффект (я по себе это могу сказать) от применения плазмы переболевших пациентов с высокой концентрацией антител. Кроме того, мы видим хороший эффект от применения биологических препаратов моноклональных антител. Опыт наших московских и зарубежных коллег уже достаточно большой, он составляет сотни тысячи вылеченных пациентов. Будем продолжать применение самых современных рекомендаций.
- Так вы на себе испытали метод лечения плазмой? Как это было?
- Да. На первых этапах мне начали давать все препараты - и противовирусные, и антибактериальные. К сожалению, положительного эффекта не было. А я не мог прекратить руководство больницей.
На консилиуме приняли решение о продолжении лечения по принятому протоколу. Будучи и профессором, и практикующим врачом, который верит в эффективность трансфузий плазмы с антителами, я настоял на применении этого метода лечения. Подобрали по группе крови плазму в объеме 300 миллилитров и провели трансфузию. На следующий день температура снизилась с 39-38 до субфебрильных значений, и наступил перелом в заболевании. И кашель, и другие симптомы сохранялись, но была четкая положительная динамика, что позволило мне в кабинете продолжать работу.
- Есть ли в кабинете условия для жизни?
- Все необходимое для того, чтобы выжить хирургу, который всю жизнь провел на дежурствах в операционных, есть. Мне особых условий не требуется. Еду приносят. Жду, когда будет два подряд отрицательных теста.
- От всей души желаем вам здоровья и скорейшего выздоровления!
- Спасибо! Ситуация, конечно, сложная, но второй месяц борьбы с коронавирусом подтверждает, что, как и 75 лет назад, так и сегодня коллектив великой Боткинской больницы работает по всем фронтам: и по лечению экстренных пациентов, и по лечению онкологических пациентов, а теперь и по лечению пациентов с новой коронавирусной патологией. И он полностью выполняет поставленные перед больницей задачи.