Напомним, Наталья Коростелева и две ее сотрудницы — Екатерина Егорова и Соният Яикбаева — обвиняются в оказании медицинских услуг ненадлежащего качества. По версии следствия, они вводили клиенткам под кожу биополимер ненадлежащего качества, выдавая его за сертифицированный гель гиалуроновой кислоты. В результате пострадавшие женщины получили необратимые изменения внешности. При этом, как установили следователи, ни у кого из сотрудников салона, включая Коростелеву (она значится как организатор преступной схемы), не было медицинского образования, а сам салон работал без лицензии.
В ходе допроса 6 мая одна из подсудимых — бывший администратор салона красоты Екатерина Егорова — пролила свет на то, что творилось в заведении. Но перед началом заседания Коростелева (она единственная из тройки подсудимых находится под стражей) решила устроить шоу для журналистов и начала сыпать громкими заявлениями:
— Мне хотелось бы разобраться в деле на законных основаниях, — заявила Коростелева. — Я слышу по телевизору то, что не соответствует материалам дела. В деле есть фальсификация экспертиз. Из дела исчезли две справки. Я буду писать жалобы! Давление, которое оказывается, я переживу, независимо от количества судов. У меня нет пострадавших от моих услуг.
— Откуда у потерпевших последствия на лице? — поинтересовались репортеры.
— У одной последствия от огнестрельного ранения. Вторая сама изрезала себе губы. Я не использовала никаких запрещенных препаратов. Я в этой профессии не работаю последние четыре года. Мне спокойно работать никто не дал. Я последние четыре года работаю в храме.
— Образование медицинское у вас есть?
— Вот вы мне задаете вопросы, подспудно меня обвиняя! Мне это неинтересно, — отрезала лжекосметолог.
Как рассказала в ходе допроса Екатерина Егорова, кварцевания помещений сотрудники салона не делали. Да и вообще чистоту и стерильность в заведении, куда девушка по совету родственницы пришла работать администратором в 2014 году, понимали весьма своеобразно: добавляли моющие средства в воду, которой мыли полы. Этим и ограничивались.
Требований к опыту работы и профильному образованию Коростелева не предъявляла. Как призналась Егорова, у нее не было ни того, ни другого. Резюме девушки меньше всего подходило для вакансии салона красоты: диплом исторического факультета МГУ и опыт работы в коллекторском агентстве. Однако щедрую начальницу это не смутило. Егорова получила работу администратора. Но по факту выполняла обязанности и уборщицы, и секретаря на ресепшн, и медсестры: наносила клиенткам салона обезболивающий крем и кормила их таблетками от аллергии. А также консультировала пациенток по стоимости услуг заведения:
— По телефону мы озвучивали приблизительную стоимость услуг. Губы стоят приблизительно 3–4 тысячи. Лицо — 7–8 тысяч. Лоб — 5 тысяч рублей, это заколоть морщины на лбу. Но конкретно уже Наталья называла стоимость. Ей же виднее, что кому из клиенток точно надо.
К закупкам расходных материалов и медикаментов в салоне тоже был своеобразный подход. По словам Егоровой, товар всегда привозил курьер в запечатанных коробках по накладным. Расходные материалы и шприцы заказывали в интернет-аптеках. А вот гиалуроновый гель для инъекций Коростелева всегда заказывала самостоятельно.
— Как выглядел этот гель? — поинтересовалась гособвинитель.
— Небольшие квадратные прозрачные пластиковые пакеты, герметично запечатанные, с фабричной маркировкой. Производятся на Украине. На этикетке было написано: «Гель гиалуроновой кислоты для увеличения губ и груди».
Самое интересное — как в салоне готовили гель к применению. Шприцы из пакетов наполняла либо сама Коростелева, либо администраторы (у которых не было даже образования медсестер) по ее указанию. Подготовка кожи пациенток перед инъекциями тоже заставит содрогнуться любого медработника. Девушек сначала отправляли в санузел умываться, а затем просто мазали кремом-заморозкой. Его администраторы наносили не стерильной ватной палочкой или диском, считая это безобидной бытовой, а не медицинской процедурой.
— Из пакета закачивали гель в большой пластиковый шприц, а из него фасовали по одноразовым инсулиновым шприцам, — призналась Егорова.
— Где вы все это делали? — недоумевает прокурор.
— В условиях процедурного кабинета.
— Перчатки, халаты, маски надевали?
— Маски не надевали. Халаты некоторые сотрудники носили. Наталья работала без халата. Перчатки иногда применяли, иногда нет. Но руки всегда мыли специальной дезинфицирующей пеной.
— А было так, что наполнили шприц в один день, а использовали в другой?
— Да, конечно, такое бывало. Но гель же не требует особых условий хранения.
— Каким образом вы обезболивали клиенток?
— При помощи ватной палочки. Я предлагала клиентке пройти в санузел и умыться, снять макияж. Потом я наносила ей ватной палочкой обезболивающий крем.
— Вы как-то дезинфицировали кожу клиенток?
— Нет. Они просто умывались гелем.
— По поводу таблеток расскажите. Вы всем предлагали их пить? Это по указанию Натальи делалось?
— Да, она настаивала, что надо предложить клиенткам таблетки перед процедурой. Никому не было никогда плохо. Некоторые отказывались или говорили, что у них есть свои лекарства от аллергии.
Никакого инструктажа сотрудники лжесалона не проходили. Принципов оказания первой помощи в случае анафилактического шока они не знали:
— Я примерно знаю, как выглядит анафилактический шок, — призналась Егорова, — Но я же думала, что рядом со мной всегда находится дипломированный врач. Мы всегда логически понимали, что обращаться нужно к Наталье.