Когда в «МК» была напечатана моя статья о Деденевском детском доме (где директор и ее заместитель отучали детей от курения по собственной методике: злостным курильщикам насыпали табак в еду), не помню, зато помню, как мне позвонил Тимур Степанов, помощник министра иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе, а в прошлом — собкор «Комсомольской правды» по Грузии и мой старый друг. Он сказал, что эту статью перепечатала итальянская газета «Република». Итальянцы отметили, что публикация на ранее запретную тему появилась впервые и, значит, в нашей стране наступают новые времена. Видимо, это был 1989 год.
Я объехала все московские и подмосковные детские дома, познакомилась с воспитателями, логопедами, юристами, выпускниками, помогала усыновлять малышей, читала лекции по литературе в 64-й школе-интернате. Но главное услышала в легендарной школе-интернате для сирот Сыктывкара, которой руководил народный учитель СССР, незабываемый Александр Католиков. Этот человек, спасая детей из автобуса, застрявшего на железнодорожном переезде, остался без ног. Как он выжил, представить не могу. У него были ухоженные и сытые дети, которые зарабатывали для себя деньги в богатом приусадебном хозяйстве, занимались в прекрасном спортивном зале, ездили летом на море, ели фрукты и конфеты. Он помогал своим питомцам поступить в вузы и получить профессию, он приезжал в Москву, чтобы выколотить у чиновников аппарат по производству мороженого, который не был предусмотрен никакой сметой. И он сказал: «Как бы ни был хорош детский дом, он никогда не заменит семьи. Я хочу дожить до того дня, когда закроется последний детский дом и моя профессия станет ненужной».
■ ■ ■
Как это — закроется последний детский дом?
Когда приоткрылась завеса над этим континентом отверженных, выяснилось, что в детских домах и школах-интернатах царит неописуемая нищета. И возникло ощущение: как только сиротские учреждения обеспечат всем необходимым, ситуация решительно переменится. Как только в средствах массовой информации начали появляться первые робкие публикации о детских домах, проснулись и первые спонсоры. Когда же правда о забытых детях вышла наружу, государство пересмотрело наркомовские нормы и послевоенные пайки и в интернатах и детских домах появились фрукты, овощи, телевизоры, более или менее человеческая мебель и игрушки. Потом игрушек и телевизоров стало даже больше, чем требовалось. Детей перестали одевать в одинаковую одежду, их стали вывозить на море — и что же?
И ничего. Нищета ушла, а ужас остался. Оказалось, что дело не в конфетах, а в том, что жизнь в казарме непоправимо уродует ребенка. Человеку, чтобы встать на ноги, нужен постоянно направленный на него свет любви, и богатая люстра в общей спальне его заменить не может.
■ ■ ■
В 2000 году я поехала в США, чтобы познакомиться с жизнью русских детей, усыновленных американцами. Переводчиком оказался молодой человек Армен Попов.
То, что мы увидели в Америке, потрясло. Во-первых, отношение к усыновителям. На фоне российской тайны усыновления — невероятное уважение, которое американцы оказывали людям, усыновившим детей.
Во-вторых, дети-инвалиды. Ветеран вьетнамской войны, потерявший ногу, усыновил двух мальчиков без ног. На фотографии, сделанные в российском детском доме, смотреть просто невозможно: два получеловека лежат на застиранных простынях. И в Америке: хохочущие дети на потрясающих протезах играют в баскетбол, носятся на лыжах, ездят верхом. Я не могла оторвать глаз от Георгия, мальчика из Грузии, у которого был горб больше, чем он сам. Американские родители сделали ему несколько операций, и мальчик выпрямился. Он упросил родителей усыновить своего друга, ребенка без руки. Взяли и его. Я никогда этого не забуду.
В-третьих, уважение к странам, откуда приехали дети, и поддержание связи с родной страной.
И вот в один из таких дней Армен сказал, что ему не дает покоя вопрос: чем мы хуже американцев? Почему они усыновляют сирот, и в том числе тяжелобольных детей, а мы — нет?
И сам же на него ответил: в Америке это существует как культура, усыновление почетно и государство всемерно поддерживает приемных родителей — а в России тайна усыновления, и будущие мамы ходят на работу с подушкой на животе, чтобы имитировать беременность. Есть темы, до которых общество должно дозреть, а когда это случится, понадобится правильный импульс.
Был чудесный весенний вечер, мы сидели на берегу океана, и он повторял какой-то вздор: все изменится, когда об этом заговорит первое лицо государства… Я понимала, что этого никогда не будет, а он произнес еще одну диковинную фразу: у нас очень много хороших людей, и надо сделать так, чтобы они повернулись лицом к этим детям, которых тоже очень много. Я вот не знаю, много ли на свете хороших людей, а он знал.
В 2005 году Попов пришел в Министерство образования и предложил опубликовать в Интернете всю информацию банка данных о сиротах. Неожиданно проект получил одобрение министерства. Так появился сайт: www.usynovite.ru, и посещаемость сайта растет. Просто люди захотели увидеть лица этих детей.
А в 2006 году произошло то, во что я никогда не верила: в ежегодном послании президент впервые упомянул российских сирот и поручил правительству создать механизм, который позволит сократить число детей в интернатных учреждениях.
И очень медленно, очень неуклюже, но корабль развернулся. И появилась надежда.
В 2008 году Армен Попов создал «Центр развития социальных проектов», и вскоре совместно с Министерством образования была проведена первая ассамблея приемных семей. Организовали встречу сотрудников министерства и усыновителей. И чиновники начали рассказывать, что государство делает для сирот, а родители — как все обстоит в жизни. И стало ясно, что встречи нужны и чиновникам, и семьям. Так возникла мысль о регулярном проведении форумов приемных семей.
В первом форуме участвовало всего 50 семей. В прошлом году одну из таких встреч посетила вице-премьер правительства России О.Голодец и предложила Попову организовать в 2013 году настоящий большой всероссийский форум. И в октябре форум состоялся. Мечта сбылась: Колонный зал, послание премьер-министра, хрустальные люстры… Открыл его министр образования Дмитрий Ливанов. Но не потому что министр, а потому что сам приемный отец чудесного сына Льва.
■ ■ ■
Сиротство — классический сюжет мировой литературы. И главное в этом сюжете: плохое отношение к неродным детям. Почему «Золушку» будут читать вечно? Потому что девочка, над которой издевались мачеха и ее родные отпрыски, победила. В жизни так бывает нечасто.
По сути дела, усыновление или принятие на воспитание — это имплантация. По законам природы чужой орган отторгается, а чтобы он прижился, нужно постоянно подавлять иммунитет. В случае с усыновлением подавлением иммунитета является полная перестройка всего жизненного уклада семьи, принявшей неродное дитя. Возможно ли это?
Когда я вошла в Колонный зал, где собрались приемные семьи из самых отдаленных уголков России, я увидела карту страны, которой до этого дня никто не видел.
И у каждой семьи, будь она из Тывы, с Урала, из Приморья, из Центральной России, своя история, не похожая на другую.
Важные цифры: в России свыше 460 тысяч приемных семей. В прошлом году в банке данных было около 120 тысяч детей. Специалисты считают, что к концу года будет выявлено еще 70 тысяч, а устроить в семьи удалось приблизительно 65 тысяч. То есть по сути дела количество сирот не уменьшается: усыновляют и принимают в семьи примерно столько же, сколько выявляют новых. И когда эта цифра чуть уменьшается, происходит это в том числе и потому, что сокращается рождаемость.
Одной из первых выступила замечательная красавица Наталья Леонидовна Городиская из Пензы — кстати, этот регион занимает первое место по доброжелательному отношению к приемным семьям. У Городиских двое родных детей и шесть приемных. Наталья призналась, что много лет они вызывали неприятие людей, которые не могли понять, для чего они берут чужих детей. Городиские принимали участие во всероссийском конкурсе приемных семей и получили специальный приз. Она сказала: мы не делим детей на своих и чужих, а любви у нас хоть отбавляй.
Но ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным. Когда в первый день форума семью показали по телевидению, бабушка одного из приемных детей Натальи заявила, что хочет отобрать у них своего внука — она же родная, а «эти» чужие. Наталья сказала, что всю ночь обсуждала эту историю с мужем, и они приняли решение усыновить ребенка. Приемные родители получают деньги за воспитание детей, а усыновители — нет. В семье, где шесть приемных детей, каждая копейка на счету. Но дети Городиским дороже…
Потом в президиум передали записку от Е.А.Сафоновой из Тулы. Она три года лечила приемную дочь с больными почками, а теперь ей исполнилось 15 лет, и в детскую больницу ее уже не берут, а для госпитализации во взрослую не дают направление, говорят, что не имеют права. А еще с 15 лет ребенка не берут ни в оздоровительный, ни в трудовой лагерь — и где отдыхать летом? И где лечить?
Выступала замечательная приемная мама Ольга Александровна Гольмдорф из Липецкой области. И опять: список побед куда короче списка проблем…
Увы, я не записала и фамилию приемной мамы из Бурятии, которая сказала, что бесплатно лекарство ее больному приемному ребенку выдавали только до 6 лет. И некуда пойти. А в Бурятии только в сентябре вернули 88 детей! И еще она сказала: «В депрессивных регионах очень мощное лобби чиновников, которые не хотят, чтобы мы забирали детей, потому что сироты их кормят!»
Из зала закричали: молодец!
Молодец-то молодец, а что делать с детьми, которых вернули, как негодный товар, и где найти лекарство?
Оказалось, что в Тульской области интенсивно закрывают детские дома, там хорошая социальная поддержка замещающих семей и люди перестали бояться трудностей: к примеру, на каждого приемного ребенка выделяют 18 квадратных метров жилой площади. Отсюда следует, что все, как всегда, зависит от людей. Сидит на своем месте умный руководитель — и все получается.
Приемная мама Гордиенко из Ставрополя воспитала девочку, которую родная мать держала в собачьей будке. Сейчас ребенок поступил в педагогический институт. А еще семья Гордиенко взяла мальчика, который не разговаривал и не умел улыбаться, а в семье научился хохотать и расцвел, как подсолнух. Они поддерживают связь с родными родителями и не боятся никаких трудностей. А на прощание она сказала: «Материнская любовь все-все сможет, не бойтесь, берите детей!»
В Калужской области осталось всего два детских дома, а бывший директор одного из них взяла на воспитание 16 приемных детей.
■ ■ ■
Во время обеда я стала свидетелем такой сцены. Научный руководитель форума, профессор Галина Владимировна Семья, выбравшись на несколько минут из толпы родителей, которые засыпали ее вопросами, побежала в буфет, чтобы съесть бутерброд и выпить чаю. Все знают, кто она такая, но мужчина, у которого она попросила разрешения взять бутерброд без очереди, ее не пропустил. Он сказал, что всем может не хватить. Был ли это просто невежливый человек или сработал механизм «нам все должны»?
Это была живая иллюстрация того, какие разные люди собрались в зале.
Приемные родители за воспитание детей получают деньги. Чем больше детей, тем больше денег. Отсюда вопрос: все ли приемные семьи берут детей из любви к ним?
Когда участникам форума предложили выбрать пять наиболее значимых вопросов, которые необходимо обсудить в первую очередь, выяснилось следующее: за обсуждение вопроса об установлении льгот и выплате пособий проголосовало самое большое количество участников — 16%, за вопрос об организации совместного отдыха детей вместе с опекунами — 14%, за обсуждение вопроса об имущественных правах и жилье детей — 12%, а за обсуждение вопросов о развитии объединений приемных семей, раннем выявлении неблагополучных семей и т.п. проголосовали единицы. То есть на первом месте опять-таки оказались деньги.
И большая часть выступлений касалась вопросов о том, как получить от правительства всевозможные льготы. Однако при этом множество молодых семей выступили против. Они искренне не понимали, почему нужно ждать помощи от правительства, потому что сами приняли решение взять детей, героями себя не считают, и им никто ничего не должен.
И как быть? Стоит ли развивать институт приемных семей, когда есть такая опасность?
Тут-то и стало понятно, для чего на самом деле так важно было провести эту встречу: чтобы сформулировать вопросы.
Дело в том, что есть вопросы, на которые не существует ответов, но нередко вопрос важней ответа.
Вот, например: что лучше — усыновление или приемная семья? А неизвестно. Известно только, что то или другое в миллион раз лучше детского дома. Вот запретили отдавать детей на усыновление в Америку, а американцы за 20 лет усыновили 60 тысяч российских детей, то есть фактически закрыли 600 детских домов.
Содержание одного здорового ребенка в детском доме обходится государству в 100 тысяч рублей в месяц. Содержание ребенка-инвалида — еще больше. Вопрос: если дать усыновителям или приемным родителям хотя бы половину этой суммы, заберут ли всех инвалидов из детских домов? Может, и заберут, только все ли по любви к детям?
Что лучше: помогать приемным родителям деньгами или разработать систему льгот? Один ребенок из отдаленной деревни мечтает поступить в университет, а другому нужна помощь в получении профессионального образования — так как помочь?
Развитие системы приемных семей — дело неотложное, потому что брошенных детей меньше не становится, а детские дома себя изжили. Откладывать решение этой проблемы больше невозможно. Но как же обезопасить детей от желающих заработать на их беде? Никак. Ведь и родные родители бывают душегубами. Это жизнь как она есть. Однако существует такая закономерность: чем больше вопросов люди задают, тем больше работает внутренний механизм, и эта внутренняя работа в конце концов меняет что-то вокруг. Так что территория вопросов, которой и оказался форум приемных семей, — «скорая помощь» и для детей, и для взрослых.
■ ■ ■
И есть еще один вопрос, на который нет ответа. Разве можно любить чужого ребенка как своего?
Живет в Москве семья, усыновившая ребенка-инвалида. У Ольги Пономаревой и Сергея Волкова четверо детей: Афанасий, Маша и Даша — родные, а Ваня приемный. У него серьезные проблемы со здоровьем, ему почти ничего нельзя есть. И в первое время Сергей и Ольга едва не впали в отчаяние от свалившихся на них испытаний. Вот я и спросила Ольгу: неужели она относится к Ване как к своим родным детям?
Как я ей благодарна, что она не стала лукавить. Оказалось, что вначале она и в самом деле надеялась, что усыновленный мальчик вызовет такие же чувства, как родные. Сколько раз я слышала эти слова! Со временем она поняла, что это не так, но желание помочь Ване оказалось сильней этого открытия. И с каждым непростым днем, с каждой небольшой победой она все приближалась и приближалась к ребенку, пока однажды не поняла, что ей не трудно встать ночью, потому что Ваня наверняка сбросил одеяло. А Сергей вообще живет в мире незыблемой веры в то, что если ребенок будет постоянно находиться в родительском тепле, все остальное не имеет силы.
Две комнаты. Небольшая кухня. Гора обуви в коридоре. И голос Сергея: «Иван, я здесь…» Ивану пять лет, и он папенькин сынок. И бабушка в нем души не чает.
■ ■ ■
Когда я сказала Григорию Попову, что приеду к ним в гости, он засмеялся. Сначала самолет Москва — Нарьян-Мар, это три часа. Потом другой самолет, Нарьян-Мар — Индига, еще час. А уж от Индиги до поселка Выучейский рукой подать, всего 12 км на оленях или на снегоходе. Или на волокуше.
Мы вышли из зала в фойе и уселись на плюшевом диване. Григорий Семенович поправил галстук и сказал, что уже позвонил начальнику отдела опеки Галине Николаевне Гуляевой и сообщил ей, что у него будут брать интервью.
— Она во всем помогает, — сказал Попов, чтобы я не сомневалась, надо было звонить или нет. — Я ведь кочегар, насчет интервью… как вам сказать…
— Красивый у вас костюм, — сказала я, чтобы поддержать беседу.
— А то, — оживился Григорий Семенович. — Это женщины в поселке справили, а так на что он мне. Красивый, конечно…
Ну как в Москве без костюма? К тому же Григорий Попов — личность в Ненецком автономном округе известная, они с женой оказались там первой приемной семьей. В 2002 году взяли двухлетнего Владика, а через год — трехлетнюю Леру. Однако через несколько лет жена Аля от семейной жизни устала, и где она сейчас — Григорий Семенович не знает.
— А я ее все равно люблю, ведь любовь — она необъяснима…
Поповы были очень красивой парой и держали образцовое хозяйство, и парники, и даже козочка была. Григорий на все руки мастер, и охотник, и рыболов. Но когда в 2010 году жена ушла, первое время с детьми было непросто. У них в отделе опеки спросили, с кем они хотят жить, — оба ответили: с папой, он у нас добрый и хороший.
Живут они в типовом поселковом доме, две комнаты и кухня. Своих детей Григорий Семенович считает самыми умными и красивыми на свете. Школы в поселке нет, и дети учатся в Индиге. На выходные он их привозит домой (часто с одноклассниками), а обратно везет с горячей кулебякой, чтобы домом пахло подольше.
— Как научился печь? Мама приснилась, сказала — испеки детям кулебяку, все объяснила. Она поваром в поселковом детском саду работала, семь детей одна подняла, заработала 16 рублей пенсии. Помню, как она ходила в валенках без подметки, с газеткой.
Сын Владик прекрасно готовит. А Лерочка стирает и посуду за всеми моет. Как они домой приедут, скорей бежим с удочками, очень любим рыбу ловить. Сын рисует, а дочь пишет стихи. Дома все забито книгами. Лера хочет стать милицейшей, есть такое училище, а сын решил учиться на повара.
Детям очень нравится путешествовать. Дело это непростое, потому что, скажем, выдали им путевки в Сочи, а за дорогу нужно платить самим. Сто тысяч заплатили, это он целый год копил, подрабатывал. Лерочка очень хотела махнуть куда-нибудь автостопом, на великах — объяснил, что не получится, опасно.
Жениться Григорий не может — не хочет, чтобы детей обижали. Да и где такую найти, чтобы все понимала.
— В Нарьян-Маре много желающих, — сказал он, — так ведь чудачки… Одна говорит «купи коктейль», другая в ювелирный магазин тащит. А у меня дети, мне не до коктейлей.
Оказалось, что он в Москве впервые. Хотел Красную площадь увидеть, да вот стемнело, открыто ли метро… Я предложила помощь, но тут Григорий вспомнил, что вечером будет концерт, не пойти нельзя — артисты не по телевизору, Гурцкая, Маликов, когда еще такое увидишь.
На прощание я спросила, что им в первую очередь нужно, и он ответил, что все у них есть. А мечта у них с детьми такая: поехать куда-нибудь, не обязательно на море, а на речку или на теплое, не меньше 15 градусов, озеро, и чтобы рядом яблони росли. Чтобы поднимешь глаза — а над тобой яблоки… Дома-то холодно, а детям нужно увидеть, что яблоки не из ящиков, а с дерева.
Вот такой мне достался подарок со съезда. И пока есть такие люди, остальное не беда. Справимся. Ведь научился же Григорий печь кулебяку.