Пытка вежливостью
Ни с одним столичным изолятором «Лефортово» даже сравнить нельзя. Здесь все другое. Нет очередей в пункте приема передач, в коридорах ковры, кругом просто идеальная чистота — образцово-показательный изолятор, одним словом. Таким должно быть СИЗО будущего? Но вся эта стерильность и правильность вначале даже напрягает.
— Попал как-то к нам вор в законе, — рассказывают сотрудники. — Подчеркнуто вежливое обращение к заключенным, которое здесь принято, для него было испытанием. Сотрудники к нему на «вы» (это у нас строго ко всем арестантам без исключения), интересуются здоровьем, желают доброй ночи. А он к такому не привык. Так что считал, что над ним издеваются, что это такая форма пытки. Прокурору пожаловался. Говорил: лучше бы они меня оскорбляли, матом обложили, только не разговаривали со мной как в детском саду.
«Детский сад «Лефортово»... — забавно слушать такое сравнение в месте, где когда-то пытали и расстреливали сотнями. Здесь до сих пор, кажется, в атмосфере витает призрак тех страшных времен. Можно перекрасить стены и поменять мебель, но от прошлого никуда не денешься. Место, где чаще всего расстреливали в начале XX века, по-прежнему вызывает ужас даже у сотрудников. Сейчас там служебные кабинеты. Некоторые признаются, что чувствуют плохую энергетику, домой возвращаются подавленными и выжатыми как лимон. Может, в том числе об этом написано в послании, что замуровали надзиратели около 40 лет назад в дверях главного входа в «Лефортово»? Что там вообще? Руководство изолятора говорит, что капсулу вскрывать в ХХI веке не собираются...
И все же «Лефортово» изменилось за последние годы до неузнаваемости. Дело даже не в «начинке» (здесь суперсовременные замки на старинных дверях, уникальная сигнализация с «допотопным» постом охраны, где, как сто лет назад, на раритетном столе записывают ФИО заключенных на специальных карточках). Дело в отношении к заключенным. Вот заходим в одну камеру, сотрудники арестантам: «Откройте, пожалуйста, форточку, а то у вас душно». В другой: «А вы закройте форточку, а то вас продует». Если у арестанта нет зубной пасты или бритвенного станка — выяснят почему и в случае чего выдадут казенные. Откуда такая забота? «Так ведь если они заболеют, нам потом с ними возиться», — говорят сотрудники.
В каждом российском СИЗО есть печальная статистика о том, сколько заключенных умирает в год. Лефортовская тюрьма — исключение. Ситуация, когда больной арестант таблетку просит неделю (как часто бывает в «Матросской Тишине» или «Бутырке»), здесь невозможна в принципе. Здесь заключенным даже зубы протезируют, не говоря обо всем остальном. А в ближайшее время планируют закупить современное оборудование и взять в штат специалиста по УЗИ всех видов.
В прошлом году сюда попал на инвалидной коляске экс-мэр Махачкалы Саид Амиров (обвинялся в терроризме и незаконном обороте оружия). Так сотрудники сделали лестницу-пандус, чтобы он мог в баню и на прогулку ездить.
А еще в «Лефотово» нет ни «смотрящих», ни возможности приобрести мобильник хоть за миллион долларов (некоторые арестанты готовы и не столько выложить за один только судьбоносный звонок). И здесь невозможно представить ситуацию, когда сокамерники тебя прессуют или вымогают деньги. Камеры вообще рассчитаны только на двоих — площадью 8,1 кв. м. Практически в каждой есть и телевизор, и холодильник. Сотрудники шутя называют это мини-гостиницей... Но в таком «отеле» порядки строже, чем где бы то ни было вообще. В отличие от других СИЗО в «Лефортово» заключенных не выводят в спортзал, не приносят им по заказу в камеру пиццу. Все строгости объясняются мерами повышенной безопасности.
— Ни одного побега за всю историю, — говорит начальник «Лефортово» Владимир Репкин. — Да это и невозможно. Стены толщиной больше метра. Внизу все забетонировано. Каждый заключенный под таким надзором, что подавляется сама мысль о побеге. И это оправданно, это в интересах всей страны. Вы представляете, что будет, если сбежит террорист, который умеет бомбы изготавливать?
Про Лефортовскую тюрьму когда-то говорили: «надо умереть, чтобы отсюда освободиться».
Генералу снится, что он бабочка
Сейчас в «Лефортово» 11 бывших сотрудников ГУЭБиПК — того самого снискавшего печальную славу антикоррупционного ведомства. Полицейские, которые еще недавно были грозой для всех чиновников и предпринимателей, теперь сами за решеткой. Среди обвинений — провокация взятки, превышение должностных полномочий и даже организация преступного сообщества.
Мы идем к заместителю руководителя ГУЭБиПК Борису Колесникову. По мне, так он самый интересный персонаж во всей этой скандальной истории. Сама общалась с теми, кто считает себя его жертвами, кто умолял разобраться словами героя известного фильма: «Если уж не жизнь, так честь мою спасите». И на руках у меня до сих пор ряд документов, в том числе копия заявления сына актрисы Максаковой о том, как лично Колесников в своем кабинете уговаривал его дать компрометирующие показания на министра спорта Мутко. Высокопоставленные источники в органах примерно так рисуют сюжет: Колесников в каждом чиновнике видел потенциального взяточника, которого можно спровоцировать. Ну или подбросить ему на худой конец (помните, как Жеглов засунул в карман вору Кирпичу кошелек в том же фильме).
Неизвестно, как закончилась бы карьера Колесникова (некоторые уже видели в нем будущего министра), если бы не роковой эпизод с полковником ФСБ. Напомним, что ГУЭБиПК подослал бизнесмена с 10 тыс. долларов к зам. начальника службы 9-го управления ФСБ Игорю Демину. Деньги якобы предназначались полковнику-чекисту за «крышевание».
А теперь полицейский сановник в СИЗО, которое до сих пор считают фээсбэшным, хотя еще в 2005 году «Лефортово» было из ведения ФСБ передано ФСИН. Именно поэтому друзья генерала опасались за него и просили членов ОНК убедиться, что его там не бьют и не пытают.
— Не бьют и не пытают, — отвечает Колесников на наш первый вопрос. Глядя на него, невольно думаешь, что ему бы больше пошла карьера киноактера. Кстати, правозащитники замечают, что он сильно изменился. Когда в первый раз пришли к нему, вел себя так, будто был в форме при генеральских погонах. Разговаривал с тюремщиками как с подчиненными. «Кто такой? Зам. начальника учреждения? Где телевизор? Почему пыль у меня на кроссовках?» Он был абсолютно уверен, что скоро выйдет. На сто процентов уверен. Но время шло, а он оставался в «Лефортово». И вот он уже совсем другой. Какой-то растерянный, усталый.
— Но я хочу сделать заявление: мне подсыпают психотропные препараты.
— С чего вы взяли?
— Я понимаю, что это не доказать. Никак. Но я ориентируюсь на свое самочувствие.
— Вам плохо?
— Сейчас нормально. Но две недели назад было плохо. Все время хотелось пить, были другие признаки.
— Вы едите тюремную пищу?
— Да.
В день нашего посещения в «Лефортово» на завтрак была молочная лапша, яйцо, чай, на обед — суп, овощи с рыбой, кисель, на ужин — пшенная каша с мясом, чай. И готовят здесь не как в других СИЗО, еда действительно хорошего качества.
— Вас в камере двое. Вашему сокамернику, который ест то же, что и вы, было плохо?
— Нет, не было.
Немного погодя, будто все обдумав, Колесников стал говорить уже по-другому.
— Я сказал про психотропные таблетки, потому что прочитал в газете о Муллаярове (начальник управления «Б» ГУЭБиПК МВД РФ, по версии следствия, санкционировавший операцию с Деминым. — Прим. авт.). Он заявил, что ему давали такие препараты. Вот я и вспомнил свое состояние, подумал, что, наверное, и со мной такое было... Но это ведь образцово-показательная тюрьма, а значит, тут такого быть не может в принципе?! (Усмехается.)
— Вам точно доктор не нужен? Вы выглядите не совсем здоровым.
— Не нужен. Вы не об этом меня спрашиваете. То, что вы спрашиваете, не имеет смысла. Главное, что я скажу: я невиновен. Мы все невиновны, мы выполняли свою работу.
— И у вас сильный стресс?
— Да... Мне вменяют 210-ю статью. От 12 до 20 лет. Вы представляете?
— Могу представить. И, кстати, здесь есть психолог, и вы можете обратиться к нему.
— Правда, что ли? И психолог тут есть? Тут все есть. (Усмехается.) Нет, не надо психолога.
— Вы в Бога верите?
— Конечно.
— А в тюремную церковь ходите? Можете поговорить там со священником.
— Не пустят. Только с разрешения следователя, а он не разрешает. Священник — это ведь посторонний человек, он с воли, а общение с кем-то кроме сотрудников только с санкции следователя. Вы Муллаярова навестите, Косоурова (зам. начальника управления «Б». — Прим. авт.), всех наших. Их тут 11 человек. Узнайте, как они.
— Хорошо, проверим. Вы курите?
— Не курил на свободе. Но в «Лефортово» закурил. Переживаю за родных. Следователь свидания не разрешает из-за тяжести статьи, по которой обвиняюсь.
— Вы себя считаете совершенно невиновным?
— А вы сама как думаете?
— Я встречалась с людьми, которые считают себя вашими жертвами...
— Они так говорили? — вскидывает голову.
— Да. А еще помню, как вы как-то в Госдуме на заседании сказали, что, раз человека посадили, значит, у следствия есть основания.
— Я так говорил?
— Да. А сейчас вы оказались на месте тех, о ком тогда говорили, и уже не считаете, что следствие не может ошибаться.
— Я верю в суд. И президента. Они разберутся. Мы выполняли свой долг, а тем, кто брал деньги, это не могло понравиться. Я сейчас готовлюсь к судам. Пишу, вырабатываю линию защиты. Я ведь сам юрист по образованию. Передайте всем, что я держусь. Я не собираюсь сдаваться.
Про суды Борис Колесников говорит не зря. Отметим, что все ходатайства антикоррупционного ведомства об арестах в судах всегда удовлетворялись. А когда было возбуждено дело против сотрудников самого ГУЭБиПК, изначально московский суд отказался их самих взять под стражу. Президента Колесников тоже упомянул не случайно. По слухам, если бы лично глава ФСБ Бортников не доложил первым об инциденте с его сотрудником на самый верх, то влиятельные покровители руководства ГУЭБиПК замяли бы дело.
— Вы выглядите еще моложе, чем я думала. Даже не верится, что вы уже генерал.
— Мне 36. А генерала я получил за два месяца до этого. Есть генералы и помоложе меня в России (его непосредственный начальник Денис Сугробов получил генеральское звание в 34 года. И, не считая Рамзана Кадырова, стал самым молодым генералом в стране. — Прим. авт.).
— Почему вы вообще пошли в полицию? Хотели изменить мир к лучшему, спасти страну от преступников?
— Да. Но это все не важно.
— Мне очень интересно, в какие идеалы вы верите. Кто для вас кумир и пример. Какой вы видите Россию будущего?
— Вы такие вопросы задаете...
— Ну хорошо, скажите тогда, в России возможно вообще победить коррупцию?
— Конечно...
Сотрудники «Лефортово» обрывают наш разговор. Мы идем к Муллаярову, которого только что привезли из суда. Салават пьет валерьянку, но выглядит бодро.
— Жалоб нет, все тут замечательно, отношение корректное, сосед хороший, передачи регулярные, — тараторит он.
— А что же валерьянку пьете?
— Так ведь с такой должности сюда попал... До сих пор не верится. Я офицер — и здесь. Ночами, бывает, думаешь, думаешь, аж на стенку лезть хочется. Хоть бы мне поскорее телевизор передали в камеру, чтобы отвлекаться. А так я днем в шахматы играю, спортом стараюсь заниматься — отжимаюсь. Но все равно от мыслей это не спасает.
— Вы заявили, что вам давали психотропные препараты. Об этом написали в газетах. Подтверждаете?
— Мне надо посоветоваться с адвокатом, — неожиданно растерялся Муллаяров. Сразу стал выглядеть испуганным. Замкнулся.
Коллеги говорят, что во всей этой истории Муллаяров меньше всех виновен — просто подписывал документы. Он действительно не похож на комбинатора, который придумывает схемы и грезит о славе Жеглова. А вот Колесников... Я хотела понять, какая философия стоит за всем, что он делал. Какие ценности и высокие идеалы им двигали?! Но все, что увидела — уставшего растерянного мальчишку. Он будто (перефразируя китайского философа Чжуан-цзы) не может понять — то ли он генерал, которому снится, что он преступник, то ли преступник, которому снится, что он генерал.