Начало войны
Когда началась война, Люде было семь. Она сразу поняла: что-то случилось. Обычно неторопливые взрослые теперь постоянно бегали, суетились и кричали. На них, детей, никто не обращал внимания, они были предоставлены сами себе и часами играли во дворе.
В солнечный день 22 июня бабушка наклонилась над Людой и строго сказала: «Вести себя надо хорошо, началась война, и неизвестно, что будет дальше». «А что такое война?» — спросила девочка. «Вот кончится, тогда я тебе расскажу», — ответила она. То, что длиться война будет целых 4 года, никто не думал.
Люда так и осталась жить у бабушки, на станции Удельная, хотя приехала туда лишь на лето. Отца сразу призвали в армию, а маму — экономиста «Главхимпрома» — вместе с предприятием перевели на казарменное положение. Отпускали женщину к семье только по выходным, так что дочку она видела раз в неделю. И оставаться с ребенком, кроме бабули, было некому. В эвакуацию, как других, бабушка Люду не пустила. «Так мы ее не спасем, она маленькая еще, погибнет или потеряется, — решила бабушка, — а в Ленинграде хотя бы будем все вместе, даже если умрем».
…Что такое настоящее горе, Люда узнала осенью. Не из-за бомбежек и подкрадывающегося голода. Ее двоюродный брат учился в Белоруссии в танковой школе, ночью на них напали немцы, и Юру взяли в плен. Из плена он бежал, но каким-то чудом оказался не в СССР, а в Норвегии. Через своего товарища Юра сумел передать семье записку. Бабушка, рыдая, рассказывала про это соседке. У нее, обычно немногословной и веселой, покраснели глаза и лицо. Люда не могла понять: почему бабуля плачет, раз Юра не умер, а живой. То, что его могут объявить предателем Родины, девчонка еще не понимала. Но чувствовала: произошло что-то ужасное.
Люда с бабушкой жили на улице Княжеская. Рядом с ними была артель, где собирали детские велосипеды, она занимала полквартала. Однажды августовским вечером 1941-го девочка вышла на улицу и ахнула: как красиво! Рядом с артелью падали на парашютах десятки «светлячков». Оказалось, это немцы сбрасывали с самолетов осветительные лампы: прежде чем бомбить какой-то объект, они хотели понять — имеет ли предприятие стратегическое значение. Рассмотрев во дворе артели груду металлолома, бомбить ее не стали. Но детей взрослые все равно строго-настрого предупредили: при виде самолетов нужно бежать и прятаться.
Бомбежки начались позднее. Все прятались в ледник, а вовсе не в метро, как показывают в кино. Метро в Ленинграде тогда не было. Ледник — холодный подвал — был тогда при каждом доме вместо холодильника, до войны люди хранили там продукты и, конечно, мороженое для гостей. Поэтому сначала Люда жутко радовалась, когда бабушка командовала: «В ледник!» — вместе с товарищами она надеялась увидеть там запасы мороженого и съесть его.
Зимой 1942-го наступил голод. К тому же стояли страшные морозы. Январь и февраль Люда провела в комнате и на балконе. На балконе она «гуляла»: большинство детей тогда перестали выпускать во двор.
— Будешь сидеть на балконе, одна никуда ходить не смеешь! — заявила однажды бабушка.
— Почему?
— Тебя куда-нибудь уведут и могут убить.
— А что такое «убить»?
— Это когда ты не будешь дышать, видеть. Ты не увидишь больше нас, а мы тебя.
Люда поняла, что одной, без бабушки, ей будет невесело. И, вздохнув, в который раз отправилась на балкон.
Советскую классику в буржуйке не сожгли
Но однажды девочка нарушила запрет. Когда в январе 1942-го ей исполнилось восемь, Люда решила, что давно должна учиться в школе. Она выскользнула из дома и без спроса пошла на Ярославский проспект. Там была большая школа — она ее видела до войны. Люда уже умела читать и решила, что теперь может учиться.
В школе ее поразила тишина и пустота коридоров. Как потом оказалось, на занятия ходили от силы 30 человек. Остальные ребята были эвакуированы. Девочка увидела первую открытую дверь, вошла туда и села за парту. Учитель спросила: «Ты откуда?» «От бабушки!» — не растерялась Люда. «А что ты умеешь?» «Я умею читать, считать и писать…» И она написала свой домашний адрес на листке бумаги. По нему директор нашла бабушку и строго отчитала ее: нельзя же так бросать ребенка! «Приходите осенью, мы возьмем ее во второй класс». Бабушка прочла внучке длинную нотацию. И, несмотря на то что дальше балкона Люда снова не ходила, ей на подол пальто была пришита бирка с адресом и фамилией. Телефона тогда у них не было.
Спали они с бабушкой вместе, не раздеваясь — так было теплее. Бабушкин младший сын, дядя Саша, работал неподалеку — на 77-м оборонном заводе. Он сделал им роскошный подарок — буржуйку из настоящего чугуна. Печка долго держала тепло, бабушка топила буржуйку понемногу, но целый день. Дров не было вообще. И вскоре они начали ломать книжные шкафы, стулья, жечь книги. Бабуля радовалась, что в доме было много справочников, научных журналов и переводной литературы. На русскую классику рука пожилой женщины так и не поднялась.
…А потом у соседей появились вши, которых Люда ужасно боялась. Бабушка гладила постельное белье утром и вечером, но вши все равно завелись и у них. Мыться было невозможно, не было воды. Собирали на улице снег, топили его в кастрюле и просто обтирались. Вещи тоже гладили утюгом, а не стирали.
Но были у них и маленькие радости. Под Новый год соседка-профессор, обожающая до войны принимать витамины, подарила им две коробочки из своих старых запасов. Люда с бабушкой пили с этими витаминками чай, а соседка с нижнего этажа подарила им пакетик сушеной тертой морковки, тоже к чаю.
Голод и чечевица
Потом еды не стало совсем. Был лишь паек — маленький кусочек хлеба, который бабушка ломала пополам. Себе поменьше — Люде побольше. Мама спасти их не могла — ее отпускали домой только раз в неделю, и она ничего не имела права вынести из столовой, в которой работников предприятия кормили. Вскоре Люда почувствовала, что слабеет, а бабушка перестала вставать с дивана.
Люда не знала, что другие ее бабушка и дедушка (по маминой линии) уже умерли от голода, она лежала и смотрела в окно на дорогу, по которой на санках везли завернутые в простыню трупы. Тела валялись и прямо на снегу, куда они потом деваются, девочка не понимала. Зато четко осознавала: происходит что-то непоправимое, страшное.
«Это было как будто другое состояние — остолбенение. Не было эмоций. Все воспринималось как данность», — вспоминает сейчас Людмила Павловна.
От верной смерти их спас брат мамы, которого отпустили на неделю с фронта и выдали ему сухой паек — мешочек чечевицы. А еще рядом с ними снарядом убило лошадь, и бойцы разделили ее мясо и кости. Не найдя живыми своих родителей, он пошел к бабушке, на станцию Удельную. И увидел страшную картину — два изможденных скелета на диване. Что такое блокада и как люди в Ленинграде умирают, на фронте не знали. От армии намеренно скрывали положение вещей в Ленинграде. Отпуск у дяди был шесть дней, три из них он искал близких, а три — спасал их. Отпаивал костным бульоном и кормил чечевицей.
Люде много лет снился этот замечательный мешочек с пайком.
— Бабушка, а когда война кончится, чечевица будет? — спрашивала она потом, в 1944-м.
— Будет.
— А из нее можно сделать торт?
— Можно!
— Я буду есть торт из чечевицы каждый день, такая она вкусная!
Бабушка только смеялась, но Людмила Павловна до сих пор варит из чечевицы кашу и суп и очень ее любит. Как и капусту, брюкву, морковь, которыми они спасались в те голодные годы.
В марте 1942-го Люда с бабушкой благодаря чечевице ожили. Выжившие соседи стали им помогать — носить лебеду и крапиву. Три дома стояли на отшибе Удельной рядом, и люди между собой очень дружили. Правда, по весне дома заметно опустели. Не переживших ту зиму было много. К лету 1942 года приехала мама и забрала ее в квартиру на Фонтанку, где уже заделали картоном окна, выбитые во время обстрела. Бабушка кричала: «Это безумие, ребенок один погибнет, ты работаешь!» Но мама настояла на своем, на шею Люде повесили большой ключ на веревке, и в сентябре 1942 года она пошла в школу №216.
Меняли золото на молоко
К тому времени обстрелы уже почти кончились, и дети занимались не в подвале, а в классах. «Была благодать, и голод отступал», — улыбается Людмила Павловна. Появился соевый отжим — по лендлизу их поставляла СССР Америка. Каждому ребенку полагалось по два брикета в день. «Это был шик, как мороженое!» — признается блокадница. В Центральном районе Ленинграда было всего-то 5 школ, но мальчики и девочки учились и даже ходили в кружки.
К лету 1943-го в центре Ленинграда открылись первые бани — очередь в них была огромная. Люда занимала ее днем, к восьми прибегала с работы мама — и они шли мыться. По талонам уже было можно достать хозяйственное мыло, им и пользовались. А одевались в то, что перешивали из гардероба погибших от голода близких.
Однажды Люду снова повезли на станцию Удельную, к бабушке. Та тихо подозвала девочку, засунула ей за щеку золотые сережки. «Ни с кем не разговаривай, иди к Ольге», — объяснила бабушка и назвала адрес женщины, которая держала корову и пчел. За сережки, колечко или цепочку Ольга давала пол-литровую банку молока и маленький кусочек меда в сотах. Это тоже дало возможность семье выжить, но к концу войны бабушка осталась без фамильных драгоценностей. А еще спасали грибы, собранные в посадках у городского аэродрома, свечки от сосны, дети пили витаминный настой из них.
…Уже после войны Люда узнала, что зимой 1942-го их соседка Анна съела своего любимого шпица, чтобы выжить. Собачка ослабла, кормить ее было нечем, а женщина уже еле волочила ноги от голода. Для нее это стало ужасной трагедией, но если бы не лохматая Фимка, женщина точно бы умерла.
— Ну, проходи, — сказала бабушка Люды, увидев соседку на пороге своей квартиры. — От дома я тебе не откажу, руку подам, а целоваться с тобой не буду.
Первый в жизни салют
День снятия блокады Люда помнит хорошо. С утра мама поздравила ее с днем рождения, а после школы зачем-то потащила за руку на улицу. Все, кто жил в соседних домах, тоже высыпали на берег Фонтанки, заваленный глыбами снега. Люди обнимали друг друга, плакали и кричали. Это были в основном женщины. И многие из них понимали, что их мужчины уже не вернутся. А потом грянул салют, которого Люда до этого никогда в жизни не видела.
Вечером в филармонии был концерт, тот самый, что транслировался на фронт. Перед концертом учеников школ Центрального района попросили убрать в зале, и Люда хорошо помнит, как подметала в заброшенной филармонии пол. Ей было радостно, хоть сам концерт она не видела. Она понимала, что трудности позади.
А потом на Малой Садовой открылся кинотеатр «Колосс», и весь 44-й и 45-й годы Люда с мамой ходили смотреть туда американские фильмы. Девочка увидела картины «Три мушкетера» и «Леди Гамильтон». А в кинотеатре «Родина» стали крутить детские фильмы, сказки Диснея и еще «Тимура и его команду», эту картину успели снять до войны.
Люде повезло — почти вся ее семья выжила. Отец вернулся с фронта, вернулся и мамин брат Михаил, потом из Норвегии приехал и танкист Юра. Жив остался бабушкин младший сын Александр (он работал в блокаду на заводе), из эвакуации вернулись две тети Люды со своими детьми.
Бабушки Люды, пережившей блокаду, не стало лишь в 96 лет. До конца жизни вопросами питания большой семьи занималась именно она, так как была держателем семейной кассы. Вопросам качества продуктов после блокады бабушка уделяла большое значение. Ездила на базар и покупала понемногу дорогие продукты. «Лучше по чуть-чуть, но не г…но», — любила повторять пожилая женщина, пережившая голод.
МЕЖДУ ТЕМ
Памятник павшим на Невском пятачке, который пропал накануне, был обнаружен на одном из складов Кировска. Оказалось, что трехтонную стелу, установленную на средства Законодательного собрания Санкт-Петербурга, демонтировали в ночь на субботу по указанию администрации Ленинградской области. Депутаты ЗАКСа, прибывшие в выходной на торжественное открытие монумента, с удивлением обнаружили, что памятника нет. На ноги была поднята милиция, которая и вышла на «похитителей». Пресс-служба губернатора Ленинградской области сообщила, что парламентарии установили памятник незаконно. Однако, чтобы не омрачать праздник ветеранам, губернатор распорядился вернуть стелу на место. В воскресенье утром, как ни в чем не бывало, монумент оказался там, откуда исчез.