— Александр Александрович, расскажите, как вы готовитесь к эстафете? С какими чувствами?
— У нас раньше проходили какие-то студенческие или детские мероприятия, где тоже носили факел. Поэтому когда мне предложили поучаствовать, я и не задумывался, сказал: это можно! Но теперь, когда это поднято на государственный уровень, мне стало немножко волнительно. Думаю, как бы сердце не подвело или еще что. Поэтому пришлось тренироваться, чтобы все прошло хорошо. Я стал искать предмет, похожий по весу и по форме на факел. Сперва я носил четыре гантельки по полкило каждая. Трудновато было их держать. Потом я переключился на хрустальный сувенир — спортивный презент. Он тоже почти два кило весит. И тут случайно я на рынке покупал рыбу кету. И сразу понял: а ведь можно с ней тренироваться! Я попросил рыбину весом 1,8 кг. И стал с ней упражняться, как с факелом. Хочу вам сказать: трудная вещь. Моя внучка в Питере сопровождала балерину Волочкову, когда та несла факел. И Волочкова сказала тогда: тяжело. Прекрасно ее понимаю! Я бы тоже хотел пройти 50 метров, как актер Владимир Зельдин. Но я опоздал с этой просьбой, поэтому придется идти 200 метров.
— А вы будете идти или бежать?
— Бежать не буду ни в коем случае. Иначе я могу подвести. Побегу — а вдруг упаду? Что тогда будет? Нехорошо, правда? У меня ведь сердце не совсем здоровое — мерцательной аритмией страдаю. Кардиологи вообще против того, чтобы я в этом деле участвовал. Но это уже, можно сказать, свершившийся факт. Так что придется нести факел!
— Медики вас будут сопровождать?
— Да, рядом будет ехать карета «скорой». Но не только из-за меня. Они будут рядом с каждым факелоносцем. Ну и, конечно, на меня будут смотреть моя дочка, знакомые. У меня есть памятка — инструкция для факелоносца. И там сказано, чтобы мы пригласили своих родных, чтобы они несли теплую одежду, если нужно будет потом утеплиться после эстафеты. Слава богу, пока что в Новосибирске не холодно — всего минус один-два — и снега нет.
— Говорят, вы до сих пор занимаетесь настольным теннисом?
— Я хожу три раза в неделю на теннис. Меня это поддерживает в форме. Иначе бы я, может, и не дожил до этих дней. Еще я пишу немножко, занимаюсь литературой. Если бы просто сидел на месте, то зачах бы! А так я еще могу двигаться! В настольном теннисе я самый великовозрастный. Когда я два года назад приезжал на первенство Европы в разряде «ветераны», участники в моей возрастной категории были максимум по 85 лет. Думал, что в прошлом году на чемпионате мира в Швеции будут долгожители из Японии, и я с ними посоревнуюсь. Но и там никого не было моего возраста. Конечно, я поиграл с 85-летними, правда, без особых успехов. Все-таки они более шустрые! А когда только начинал это дело, был помоложе, были результаты неплохие.
— В прошлом году вы и в Париже побывали?
— Да, дочка сделала мне подарок. После турнира в Чехии мы на пять дней отправились в Париж. Архитектура и виды мне очень понравились. Нам очень повезло. Когда мы зашли в Нотр-Дам-де-Пари, там как раз закончилась месса и грянули звуки органа. Понимаете, это совсем разные вещи — слушать орган в огромном соборе и у нас в консерватории, в Новосибирске. В Париже эти звуки будто подняли меня в воздух. Были, разумеется, и в знаменитом Лувре. Знаете, что получилось у нас с этим Лувром? Там ведь находится знаменитое произведение — «Джоконда». А посетители в основном азиаты — процентов 95. Европейцев почти не видно. Очень, скажу вам, трудно протолкнуться. Но мы с дочкой немножко потолкались. А два стражника, которые охраняли картину, чтобы к ней близко не подходили, выдернули меня из этой толпы. Чем-то я им понравился. И поставили они меня прямо перед Моной Лизой. И я с этой загадочной дамой минуты полторы имел свидание. Потом помахал ей ручкой и пошел.
— Александр Александрович, а с кем вы живете?
— Раньше жил с внучкой и правнучкой. Но внучка уехала в Питер, а правнучка ушла жить к отцу, они с матерью разошлись. Пока что я один. Но недалеко совсем живет дочка, она у меня художник. Все время меня навещает. Ничего страшного, одному тоже можно жить спокойно.
— И не трудно вам в таком возрасте одному жить?
— Нет, вообще не трудно. Если занят делом, некогда об этом думать. А сейчас я постоянно занят чем-то. Я уже говорил об увлечении литературой. Так вот помимо маленьких брошюр у меня есть одна большая серьезная работа. Называется «Нематериальные сущности в жизни землян». Наше тело, когда человек умирает, не теряет в весе ничего. Но что-то ушло. А ушла как раз нематериальная сущность — энергия, силы и так далее. Это и есть главное. Потому что, если бы не было нематериального, то человек был бы просто как чушка. Думал бы о еде, о продолжении рода — и все. Но нам дан целый букет чувств. Однако, к сожалению, часть чувств, такие как любовь, ненависть, властолюбие, — они сильнее разума. Поэтому и получается, что неразумно поступают влюбленные, объятые ненавистью и властолюбивые люди.
— То есть вы еще и философ?
— Немножко да. Сперва после выхода на пенсию — до того я работал конструктором самолетов — я около двадцати лет занимался судейством на соревнованиях по настольному теннису. Объездил около 70 городов России. А потом, году в 90-м, начал заниматься литературой. А теперь, под конец, хочется добраться до самой сути и понять, что же такое из себя представляет наша жизнь, которая нигде, кроме Земли, пока что не намечается.
— Ваш биологический возраст — 101 год. А вы сами на сколько лет себя чувствуете?
— Мне такой вопрос задавали, когда мне исполнилось 95. И я ответил тогда: на шестьдесят с небольшим себя чувствую. А вот когда стукнуло 99, я немножечко уже постарел. Хотя когда меня проверяли к эстафете в физкультурном диспансере, врачи сказали, что физиологический возраст у меня 70 лет без малого. Ну а по моим ощущениям — лет под 80 минимум.
— Ваш главный секрет долголетия в чем, как вы считаете?
— Во-первых, надо побольше любить. Не только женщин. Любить надо красоту, вкусную пищу. Получать от всего наслаждение. Нельзя относиться ко всему равнодушно. И так же, как у Карлсона на крыше, жизненным девизом должно быть «спокойствие, только спокойствие…». Не можете ничего изменить в какой-то плохой ситуации? Остается только спокойно это перенести. И, конечно, должна быть у каждого какая-то физическая подготовка. Я сначала увлекался коньками, поэтому ноги у меня до сих пор достаточно крепкие. Потом занимался греблей — окрепла спина. А если человек расслабленный совсем, то болезни его могут одолеть.
— Александр Александрович, вы ведь застали еще и царскую Россию?
— А как же! Пять лет при государе-императоре. Я считался подданным Российской империи.
— Вы столько эпох пережили! А когда жилось лучше всего?
— Когда в 1917 году отрекся император, то сразу разогнали царскую полицию, аннулировали жандармский корпус. Не было вообще блюстителей порядка. При этом не было грабежей, убийств. У людей была эйфория свободы. И почему-то нам, детишкам, в то время было как-то веселее. А вообще, я вам скажу, что самые приятные для меня — вот эти последние годы жизни, когда я начал кое-что соображать. Сейчас мне даже интереснее жить, чем тогда, когда я мог больше увлекаться женщинами. Меня все время отвлекало это женское дело… В 37-м году, когда рассматривали мое дело, один из трех энкавэдэшников, которые определяли, кого куда, сказал: «У этого только бабы на уме». И мою папку отложили. Я остался жив и теперь могу с вами разговаривать.