Раньше, когда я только-только набирался словесной наглости, надеясь пудрить своими опусами добропорядочную публику, тогда да. Да, в том смысле, что вымучивал тексты я следующим образом: сначала черновик от руки. Затем набело тоже от руки и лишь затем черновик на машинке. Затем, после читки, уже набело на машинке. Почему на машинке? Да потому, что даже такое слово как компьютер, по-моему, знал я нетвердо. Ну, наверное, в американских фильмах иногда видел мерцающие мониторы, но вот зачем они мерцают — извините. Пас. Большинство из вас, дорогие друзья, скорее всего, не знают, что такое писать на пишущей машинке. А это занятие несколько отличное от мыканья в «word»-е. Для начала вы заправляете в машинку лист бумаги (чаще всего с подложкой из копирки; кто-нибудь сейчас сможет объяснить, например, своему ребенку что такое и зачем нужна эта самая копирка?), затем обязательно смотрите на состояние ленты (не ленты новостей, ленты пишущей машинки — без ленты ничего написать не получилось бы), отодвигаете каретку (сил больше нет скобки ставить, объяснять, что такое каретка), отбиваете абзац. И все. «Могете» творить личную «Войну и мир». Причем Лев Николаевич «Войну и мир» написал вообще от руки даже без машинки. Но когда начнете свой опус, не забудьте запастись такой штуковиной, как «штрих». «Штрих» - это бумажный вариант «delit»-а. Накосячил, ошибся, решил использовать другой речевой оборот — извольте. Отвинтил крышечку, затем открутил валик каретки и валяй, замазывай. Затем подожди покамест «штрих» высохнет, опять попади валиком на нужную строку и вписывай чего тебе надо. Без «штриха» не обходились даже девчата из машбюро. Машбюро, это когда в одной комнате сидит десяток девиц и со всей дури они молотят по клавишам пишущих машинок. Сейчас в машбюро тихо, туда компьютеры пришли в первую очередь. А тогда. А тогдашние машбюро лично у меня, ассоциируются с картинкой из энциклопедии: раздел «Децибелы». Там сначала нарисована была взлетающая космическая ракета, за ней машбюро, а уж потом всякие другие громкие штуки, вроде метрополитена. Девушки-машинистки зарабатывали здорово. Просто потому, что у них халтура была всегда. А это от 30 до 50 копеек за одну, заметьте, машинописную страницу. Одну страницу профессиональная машинистка печатала 5—6 минут. Вот и умножайте. А печатали почти без помарок. А «штрих» все одно был им нужен.
Но звук. Тут следует упомянуть о том, что машинки в машбюро моей юности и молодости были уже электрическими. Что такое электрическая пишущая машинка объяснять после того, как ты очень невнятно объяснил, что такое механическая пишущая машинка, дело почти безнадежное. Ограничусь тем, что скажу, что эти машинки были на электрическом приводе. Изящно объяснил? Мне тоже так показалось. И вот машинистки сидели в своих комнатенках, слушали грохот, производимый товарками, сами гремели, и как все женщины умудрялись при этом обсуждать свою и постороннюю личную жизнь. Как они это делали, мне до сих пор непонятно. Кругом жахает так, что любой горняк-забойщик через минуту забастует, а они про отпуск, молочные сосиски и кавалеров дискутируют. Необычно. А тут еще ты молодой, даже еще не подающий надежды автор, прибежал денег занять. У кого еще их было занять? Конечно, здесь у самых душевных в редакции барышень.
Но, простите, и качество несколько отличалось от нынешнего. Потому что когда пишешь на машинке сам, то и вымарываешь огрехи тоже сам, личная машинистка - это было уже из области сказок про генерального секретаря. Потом редактор тебе популярно начиркает красным карандашом, и это все начирканное и поправленное следовало при помощи все того же «штриха» исправить. Не хочется? Да, пожалуйста, перепечатывай заново. Короче, подумаешь пару раз, прежде чем слово набьешь. Потому что слово весило. Весило оно не меньше чем баночка «штриха» и давалось с усилием не меньшим, чем усилие необходимое для проворота валика машинки.
Затем, как вы знаете, в нашу жизнь пришли компьютеры. В машбюро стало тихо — принтеры шумят не в пример меньше пишущей машинки, и клавиатура оказалась практически неслышной, жизнь изменилась кардинально, да и печатать стали все, халтура у девчат резко похудела. Не без того.
90-е годы здорово все поменяли. Компьютеры стали везде, хотя, на мой неискушенный взгляд, большинство населения до сих пор нетвердо знает, зачем компы вообще нужны кроме игрушек и второстепенной для них «печатной» функции. Даже голливудские блокбастеры (термин прибежал в отечество тогда же, после «революции») намекали зрителю, что нерешимых проблем почти не осталось. Раз астероид! А тут Уиллис, который Брюс — хренак! Починили. Ну в смысле, разрулили. Овечка Долли опять же. Чудеса. Жюль Верн и Герберт Уэлс спят и ворочаются. С фантастикой все стало в порядке. Потому что осваивать фантастику и прочие литжанры стали все. А чего? Компьютер же есть, никакого «штриха» и грохота. Не понравилось собственное творение (правда, такого среди писателей практически не бывает) — «выделил все», нажал «delit» — дальше валяй. Хоть «Войну», хоть «Мир», а хочешь, так фантастический рассказ для лоховатой публики. Свобода. Потреблялось до недавнего неожиданно наступившего кризисного времени все. И потреблять захотелось опять же всем. Отчего житель, скажем, Океании не может потреблять на относительно схожем с США уровне? Чтобы под капотом не 80, скажем, «лошадей», а 160. Чтобы холодильник с 20 функциями и хрен бы с ними с разговорами про вред от фреона. Интернет еще соблазнов добавил. Все под рукой. Не в книжке, не на картинке, а тут, совсем рядом. Вбил номер кредитки, кликнул на «купить» — твое. Я могу ошибаться, но, на мой взгляд, это потребительское бешенство проделало с нами штуку наподобие той, что произошла с Вавилонской башней.
Мы к ней (башне) пока не готовы. На мой взгляд, никогда готовы и не будем, но я тут не один. Поэтому пишу «пока не готовы». Если бы все происходящее касалось только дел буквенно—писательских, то и ладно, как—нибудь, чего—нибудь. Но речь идет обо всех. Не призываю я к новому луддизму. Компьютеры обратно не отменишь. Без них уже не прожить. Но вот если бы каждый из нас перед тем, как нажать на «save as», на одну долю секунды вспомнил бы о забытой штуковине под названием «штрих». Для чувства маленькой личной ответственности…
Пора бы отойти от эйфории зари компьютерной эры. Мы «могем» пока не все. Какой на хрен взорванный и побежденный астероид? Самые продвинутые и «упакованные» в мире США несколько месяцев не могли (кажись, до сих пор не могут, если честно) залатать дырку в морском дне. Людьми же и проковыренную. Про нас остроумных россиян я уж и не говорю. Реки поворачивать. Мы с пробками разобраться не можем. Одно жаркое лето и вся страна не знает, что делать. И никто не знает. Ученые говорят, что такое бывает раз в 5 тысяч лет. Им виднее, спасибо, что предупредили. Через 5 тысяч лет отпуск буду планировать исходя из этой ценной информации. Хотя это несколько самонадеянно. Просто потому, что современная цивилизация, это чуть более 2 тысяч лет. И все эти два тысячелетия человеки размножали мысли вручную. До Гуттенберга это был вообще процесс героический. Был писец с листом пергамента, гусиное перо, чернила на основе каких-то наростов от дубовых листьев. И слово, на минуточку, весило по-другому. С него, со слова все начинается. Верующие люди, думаю, меня поддержат. Если же говорить об атеистах, то самые неверующие на свете люди — политики (мне так отчего-то кажется). И эти люди, (особенно политики с диктаторскими замашками), вот они к слову относятся трепетно. В том смысле, что лишнего при них не скажешь. Сразу на тебя «штрих» найдется.