“Вот конечная цель нашей экспедиции — мыс Депо. Именно здесь Эдуард Толль заложил продуктовый склад, случайно положив начало этому эксперименту”, — на коленях руководителя экспедиции Владимира Леденева разложена подробная карта Таймыра. Его указательный палец пикирует на бумагу, отмечая наш маршрут: сперва дозаправка в Воркуте, потом пересадка на вертолеты в Диксоне. А уж оттуда, если позволит погода, два часа лету до места стоянки.
Поселок летающих собак
…Кутаясь в дождевики, бредем по Диксону. Слева и справа, насколько хватает взгляда, выстроились выкрашенные в кислотно-желтые и розовые тона трехэтажные дома. Раньше эти разноцветные стены должны были вселять оптимизм в угнетенных полярной ночью местных жителей. Сейчас, с облупившейся штукатуркой и заколоченными глазницами окон, эти призраки былой эпохи скорее нагоняют уныние.
— Это еще не самый гнетущий пейзаж, — подбадривает нас пограничник Костя, провожая к месту ночевки. — Зимой сугробы иногда наметает до окон третьего этажа. А люди передвигаются по тросам, протянутым к каждому зданию. Иначе унесет. Я приехал сюда летом, так долго не верил в рассказы про летающих собак. Только зимой увидел, как их, бедолаг, поднимает в воздух.
Спускаемся к морю. Вся береговая линия усеяна ржавыми бочками из-под горючего. Рядом встал на вечный прикол буксир с советским трогательным названием “Северянка”. Подобно этим ржавым грудам железа, умирает на глазах и сам поселок Диксон, когда-то громко именовавшийся “воротами Арктики”. В лучшие годы население Диксона переваливало за десять тысяч человек: отработав здесь пару лет, можно было скопить деньги на кооперативную квартиру в одной из двух столиц. Сейчас здесь сводят концы с концами 600 человек — работники аэро- и морского порта, метеостанции.
Диксоновская погранзастава — одно из немногих в поселке мест, куда еще приезжают работать люди. Сейчас здесь служат 30 контрактников — большинство приехали с семьями и детьми.
…В коридоре погранзаставы нас встречает красочный плакат: “Внимание: белые медведи!”. На глянцевом листе бумаги подробно описано, как вести себя при встрече с косолапым. Правда, памятка эта нужна лишь вновь прибывшим. Отслужившие здесь хотя бы пару месяцев уже сами могут составлять подобные пособия.
— Один прошлой зимой у нас прямо по крыше погранзаставы бегал. Еле прогнали, — вспоминают ребята. Потом, глянув на наши в секунду помрачневшие лица, решают успокоить: — Да не пугайтесь, мишки сюда захаживают в основном зимой, когда им есть нечего. Тогда на окраине поселка стараемся безоружными не появляться. Нет, стрелять в них нельзя. Только в воздух, чтобы припугнуть.
— А если ружья с собой нет?
— Главное — не поворачиваться к нему спиной. Отвернулся — считай, оказался у него в лапах, — инструктируют погранцы. — Заметив белого медведя, нужно громко закричать: это его отпугнет. Но лучшее средство защиты от белых медведей на Диксоне — это местный телеканал. И ничего смешного. Если в поселке объявится косолапый, его “координаты” сообщат в местных новостях.
— Остаться здесь?.. — мой вопрос вызывает у пограничника Ивана (фамилии и звания собеседников на заставе просили не указывать), с которым мы обходим поселок, недоумение. — Что вы, здесь остаются два типа людей: либо настоящие фанаты Севера, либо те, кому просто не хватает денег выбраться на большую землю. Судите сами: в больнице нет ни педиатра, ни гинеколога, ни зубного врача. Заболел зуб или, не дай бог, отравился? Дожидайся среды — ближайшего регулярного рейса. У нашего прапорщика серьезно отравился шестилетний ребенок: температура под сорок, рвота. Хотели вызвать санитарный рейс, но “вертушка” так и не прилетела. Поэтому на Диксоне уже давно ходит черная шутка: чтобы вызвать санитарный вертолет, нужно умереть…
Хотя организовать похороны в условиях Крайнего Севера — тоже задача не из легких. Местные вспоминают, что раньше со свидетельством о смерти родственникам выдавали динамит. Сейчас по нескольку дней долбят вечную мерзлоту ломом. Возможно, поэтому свежих могил на диксоновском кладбище почти нет. Все стараются похоронить родных на материке.
По дороге забредаем в один из двух местных магазинов. Картошка продается по 140 рублей за килограмм, мандарины отвешивают по 250 целковых.
— Для нас это, считай, распродажа! — шутит провожатый. — Зимой цены подскачут раза в три. Ведь сейчас, в период навигации, продукты доставляют водным транспортом, что значительно дешевле, чем по воздуху.
Вообще-то, если бы не суровые условия, Диксон можно было бы назвать идеальным населенным пунктом. Здесь нет гастарбайтеров: строить-то все равно нечего. Нет бомжей. Нет допекших всех автомобилистов гаишников, а единственный дорожный знак — кирпич — сиротливо притулился где-то между домами. И почти нулевая преступность. Последнее громкое ограбление обсуждают всем поселком.
— Несколько товарищей забрались в магазин, увидели выпивку — да так там и остались, — вспоминает Иван. — Наутро их, еще не проспавшихся, растолкали милиционеры.
…Единственным нашим собеседником, который с оптимизмом смотрит в будущее поселка, стал замглавы администрации Сергей Пухир.
— На территории Диксона есть огромные месторождения угля, которые на данный момент интересны нескольким компаниям. Поэтому самый неприятный период в жизни Диксона мы уже прошли, — подытожил он, закуривая дорогие даже по столичным меркам сигареты.
При этом, если верить его словам, получается, что Диксон вовсе и не вымирает.
— За последние два года население поселка увеличилось. Да, пенсионеры уезжают, зато идет расширение штатов пограничников, морской инспекции, рождаемость у нас повышается, — поясняет Сергей Викторович. — Кроме того, у нас в поселке всего восемь безработных и порядка ста мест, на которые нужна рабочая сила. Зарплата? Порядка 30—40 тысяч. Причем специалистам мы оплачиваем дорогу и предоставляем жилье.
Сухари и консервы с вековым сроком годности
…На следующее утро вертолеты выбрасывают нас за 300 километров от Диксона — на мыс Депо. Еще из иллюминатора замечаем стоящий посреди тундры “гурий” с покосившимся столбом. Именно здесь экспедиция, организованная известным полярником Дмитрием Шпаро, в 1973 году обнаружила склад барона Толля.
“Здесь я велел зарыть ящик с 48 банками консервированных щей, запаянный жестяной ящик с 6 кг сухарей, ящик с 6 кг овсянки, 1,6 кг сахару, 4 кг шоколада, 7 плиток и 1 кирпичник чаю. Яма была… обозначена деревянным крестом”, — о своем “кладе” Эдуард Васильевич оставил потомкам лишь несколько скупых записей в дневнике. Да и за те 73 года, что провизия пролежала в вечной мерзлоте, главный ориентир — крест — уже давно развалился. Кроме размытых описаний местности и примерного расстояния от берега моря до склада, записанных в том же дневнике Толля, у экспедиции не было никаких координат. Все равно что искать иголку в стоге сена. Но они нашли.
— В тот год на Таймыре параллельно работали три экспедиционных отряда, — еще в Москве рассказал “МК” Дмитрий Шпаро. — Один из них, возглавляемый Юрой Хмелевским, как раз вел поиски склада Толля. Но, как вы понимаете, по имеющимся данным найти его было трудно. Помогла случайность: стоянку организовали в нескольких метрах от поваленного деревянного столба. Ребята перевернули его и увидели неразборчивую надпись. Тогда к дереву приложили белую бумагу и начали водить по ней карандашом. На листе отпечаталось: “Депо “Заря” 1900”.
Сомнений не было: здесь находились те самые “антикварные” ящики с консервами, “геркулесом”, шоколадом и сухарями. Начали копать: сперва лопатами, потом, дойдя до вечной мерзлоты, — ломом. На метровой глубине лом будто пробил что-то. Из ямы, перекрывая смрадный запах вечной мерзлоты, пахнуло ржаными сухарями…
— На ледокол отряд доставил ящик и сверток с сухарями. Вкус тех сухарей, пролежавших в тундре 73 года, я помню до сих пор: свежие, будто только что из печи, — вспоминает Дмитрий Игоревич. — Ящик вскрыли уже в Москве: там оказался “геркулес”, который тоже не потерял своих потребительских качеств.
Причем тогда на ледоколе от сухарей отказались только члены экипажа. Моряки с недоверием поглядывали на наши рюкзаки, будто чего-то ждали.
— Только к вечеру, когда мы пошли в баню, смогли разгадать, в чем, собственно, дело. Тогда на дверях парной висел огромный плакат “Добро пожаловать!”. А на обратной стороне двери была начертана еще одна надпись: “А где коньячище?”. Оказывается, на борту ледокола кто-то распространил легенду, что в Депо Толль закопал 17 бутылок первосортного коньяка, — смеется Шпаро.
…О найденных на Таймыре запасах по приезде было доложено министру пищевой промышленности. И уже в 1974 году на месте склада решено было начать эксперимент по хранению продуктов. С тех пор с разными интервалами на мыс Депо прилетают ученые, чтобы сделать выемку и заложить новые образцы. Последний раз ученые наведывались сюда в 2004 году.
Тундра — вечный холодильник?
…Копать начинаем только на следующий день. Сперва лопатами снимаем непромерзший слой грунта. Но уже через час без специальной техники не обойтись: лопаты упираются в твердую, как камень, поверхность вечной мерзлоты. Вокруг ямы распространяется смрад — будто где-то поблизости прорвало канализацию.
— Привыкайте, это аромат вечности, — шутит руководитель экспедиции Владимир Леденев.
В дело вступает специальная техника, предоставленная МЧС и Росрезервом. Его представитель Сергей Белецкий, умело орудуя дисковой пилой и вибромолотком, снимает слой за слоем мерзлый, словно бетон, грунт. Внезапно в яме вырисовываются крышки алюминиевых бидонов, в которых хранятся заложенные продукты. Эта внеплановая “развязка” сильно озадачивает ученых, ведь в 2004 году “тару” закапывали как минимум на 20 сантиметров глубже.
Неужели вечная мерзлота начала таять?
— Возможно, в тундре действительно происходят необратимые изменения. По крайней мере, в этом году слой непромерзшей почвы стал на 5—10 сантиметров толще. К тому же сейчас здесь зафиксирована аномально высокая температура. Во время наших предыдущих экспедиций весь залив был покрыт льдом, да и температура была ниже градусов на десять, — делится своими соображениями Владимир Леденев. — Но есть и другое объяснение: в 2004 году в яму могла пропасть вода. Заледенев, она просто вытолкнула из грунта бидоны. В любом случае сделать какие-то выводы мы сможем только в следующем году, когда снимем показания с температурных датчиков, которые мы зароем вместе с бидонами.
Выкопав яму для трех новых емкостей, приступаем к выемке продуктов из предыдущей закладки. “Сок яблочный с сахаром, 1980 год. Свинина тушеная, 1973 год. Масло растительное, 1980 год. Молоко сгущенное, 2004 год…” Всего более 70 наименований. Продукты осторожно извлекают из бидонов, протоколируя каждый образец. Причем, что удивительно, большинство консервных банок не проржавели и не вздулись. Даже сырокопченая колбаса кажется свежей.
В Москве образцы “разбредутся” по 11 институтам Россельхозакадемии, где, проведя все исследования, ученые должны будут вынести свой вердикт: пригодны ли продукты, пролежавшие в “вечном холодильнике” по 30—40 лет, в пищу.
Но некоторые выводы можно сделать уже сейчас.
— Хуже всего сохраняются жировые продукты: колбаса, масло, — поясняет научный руководитель экспедиции Николай Лукин, осматривая со всех сторон бутылку с испортившимся подсолнечным маслом. — Для этих припасов, видимо, температура в минус 37 градусов все же не подходит. Зато консервы — тушенка, сгущенка — в этих условиях сохраняются просто идеально.
Причем, по мнению ученых, не только благодаря низким температурам, но и специфическому микроклимату.
— В вечной мерзлоте живут пропионовокислые бактерии, которые как раз являются хорошим природным консервантом. Правда, пока это только гипотеза, — спешит уточнить Владимир Павлович. — Точные данные мы получим только после окончания всех необходимых исследований.
Но уже ясно одно: закладывать продукты за Полярным кругом на длительное хранение можно и нужно.
— У нас есть огромные запасы энергетических ресурсов, есть земля, а есть вечная мерзлота, которая, кстати, занимает две трети территории нашей страны. Если бы приспособить этот “вечный холодильник” под хранение продуктового стратегического запаса России, государство могло бы сэкономить миллиарды рублей, которые сейчас тратятся на хранение различных продуктов и биоматериалов, — объясняет Леденев.
Идея спрятать часть продуктовых госзапасов в вечной мерзлоте родилась еще в 1974 году — именно с этого времени Институт проблем хранения Росрезерва принимает участие в таймырском эксперименте.
— За эти годы мы доказали, что срок хранения ряда продуктов в этих условиях увеличивается. Это касается мяса тушеного, сгущенного молока, круп, зерна, — говорит старший научный сотрудник НИИПХ Росрезерва Сергей Белецкий. — Сейчас вместе с продуктами мы заложили и четыре вида ткани, пропитанной наночастицами серебра. В перспективе эта материя сможет заменить использующуюся сейчас упаковку некоторых видов продукции. Наночастицы серебра будут подавлять жизнедеятельность микроорганизмов, тем самым предупреждая гниение.
Конечно, речь пока не идет о том, чтобы спрятать часть неприкосновенного запаса России в труднодоступных районах Таймыра, таких, как мыс Депо. Затраты на транспортировку продуктов явно себя не окупят. Зато частично «закрома Родины» могли бы переехать в штольни, которые есть, к примеру, в Воркуте. Но такие идеи пока витают лишь в головах ученых.
— Вопросами перенесения складов в районы вечной мерзлоты ведает Росрезерв, — подытоживает Сергей Белецкий. — Наш институт лишь может подтвердить, что срок хранения ряда продуктов в условиях вечной мерзлоты действительно увеличивается в разы.
Диксон — мыс Депо — Москва.