Я был самый настоящий футбольный фанат, хотя термин этот в те годы еще не изобрели. Не пропускал ни одного матча с участием “Спартака”. Покупал в киосках “Союзпечати” буклеты с портретами игроков любимой команды. (И до сих пор храню.) Молил Бога, чтобы “Спартак” в очередной раз выиграл Кубок СССР и стал чемпионом. В свободные часы мчал в “Лужники”, где на открытой площадке можно было наблюдать тренировки дублирующих и основных составов ведущих клубов, а то и сборной страны. Трудно поверить: стоя возле низенькой бетонной загородочки, я видел на расстоянии вытянутой руки разминающихся на зеленом газоне Льва Яшина, Виктора Понедельника, Рамаза Урушадзе, Галимзяна Хусаинова… После окончания тренировки к ним можно было подойти, задать вопрос, взять автограф…
В “Лужники” я наведывался и зимой, с маниакальной нетерпеливостью бродил вокруг Большой спортивной арены, подгоняя время, призывая весну наступить скорее, то есть одержимо торопил наступление дня открытия первенства.
Во время одного из таких помраченных одержимостью визитов, наматывая петли вблизи овала гигантского футбольного кратера (я сам себе казался космическим спутником, болтающимся вокруг Земли), увидел: ворота центрального сектора открыты. Неуверенно приблизился, различил маняще проступающую из-под снега травку... Мог ли поверить в подобное везение? С замиранием сердца пересек бурые, влажные, меловой разметкой отделенные одна от другой ленты беговых дорожек, перешагнул боковую линию поля… Запрещающего окрика не раздалось… Никто не бросился вдогонку… Не просигналил в милицейский свисток…
Я сомнамбулически, теперь уже не как спутник, а как лунатик, шел к прямоугольнику белых ворот, двигался вдоль восточной трибуны… Постучал по штанге костяшками пальцев, и гулкий ее ответ принес почему-то поразившее меня знание: она из металла… Краска на ней кое-где облупилась, проступила ржавчина. Сетка, разумеется, отсутствовала, была на зимний период припрятана, но я выяснил: ее крепят к штангам и перекладине с помощью как бы маленьких штопоров, их жала уходили внутрь полых труб, снаружи оставались колечки, в них-то и пропускали шнуры. Два колечка настолько проржавели, что отвалились, я подобрал их и сжал в ладони, после чего быстрым шагом — так бежит с места преступления тать — покинул арену.
Дома продел в кольца красные шелковые ленточки (ими в ту давнюю эпоху перевязывали подарки), превратив ржавый металл в амулеты. Один оставил себе, второй подарил школьному другу, тоже заядлому спартаковцу.
Амулет не сразу начал оказывать благотворное воздействие, но мало-помалу игра “Спартака” в том сезоне наладилась.
Мы, школьники, гоняли на лужниковских (не предназначенных для состязаний) лужайках волейбольный, купленный за рубль девяносто копеек, легонький мяч. (Я стал забивать больше голов, что тоже приписывал силе амулета.) Мечтали о настоящем, весомом, футбольном… Он, увы, был не по карману. Но и эти мечты воплотились! Наделенный вторым амулетом друг разведал: поблизости от ВДНХ имеется мастерская, туда спортивные клубы отдают в ремонт прохудившиеся или лопнувшие по шву мячи. Друг вызнал: с работниками мастерской реально столковаться. Отдав им негодный мяч и доплатив всего три рубля, можно получить взамен венгерский, ниппельный, благородно-желтый, произведенный фирмой “Артекс”! Наш-то волейбольный был с допотопной шнуровкой и резиновой камерой, похожей на воздушный шар с хвостиком, ее, тужась, надували, топыря щеки, или накачивали велосипедным насосом, после чего пипочку стягивали суровой ниткой, пригибали, запихивали внутрь кожаного чехла…
Мы поехали в мастерскую и совершили обмен. Я получил от родителей за эту спекулятивную операцию серьезную нахлобучку. Напрасно объяснял: мячей в той райской обители немерено, их привозят в огромных сетках, они напоминают богатый рыбный улов. Тем, кто забирает их из ремонта, абсолютно без разницы, что им всучивают, лишь бы сошлось количество: сколько сдал — столько вернулось… Папа и мама не желали слушать… Мой пристыженный своими предками друг тоже долго решал, где спрятать наши драгоценные мячики, возвращать их мы не хотели. В течение лета играли ими, а потом все же подбросили приехавшим на тренировку спартаковцам.
Когда “Спартак” проиграл с разгромным счетом “Торпедо”, мой друг с досады выкинул ржавый крючок и ленту, я же упрямо продолжал его хранить. На свиданиях с девушками он никогда не подводил. Если был при мне, я чувствовал себя уверенно, сыпал прибаутками и комплиментами, держался нахально.
Однажды, когда я и моя возлюбленная шли на пляж, она увидела висящий у меня на шее ржавый металл и захохотала. Это был первый раз, когда амулет дал сбой на любовном поприще. Правда, уже через год в загранпоездке он помог мне наткнуться на лежавшие на тротуаре оброненные кем-то чудесные дамские часики. Их я подарил той насмешнице. Увы… На ее отношение ко мне это не повлияло.
Амулет перестал оказывать должное воздействие и на других моих избранниц и в итоге в минуту раздражения был сослан в дальний ящик письменного стола.
Потом при переезде на другую квартиру и вовсе потерялся.
Я наткнулся на него случайно, разбирая древние, ошибочно предназначенные на выброс вещи, он лежал в коробке из-под обуви среди поломанных карандашей, спортивных значков и медалей, посвященных юбилею Москвы, врученных некогда моим бабушкам и дедушкам. Железяка была еще больше изъедена желтизной… Но я подумал: магическая сила этой штукенции оказывала серьезное влияние на очень долгий период моей жизни.
И еще я подумал: жаль, что с возрастом перестаешь верить в чудо безоглядно. Но прекрасно, что власть над обстоятельствами бывает безграничной и непререкаемой хотя бы в детстве…