До сих пор Россия решала вопросы исторической памяти и самоидентификации народа “сверху”. Примеры тому -- похороненные в Госдуме законопроекты о запрете пересматривать итоги Великой Отечественной войны, создание комиссии по противодействию фальсификации истории или подготовка учебников по истории с политической подкладкой. Скажем, пособия Филиппова — Данилова с их “суверенной демократией”, трактуемой не как идея одной из политических партий, а как объективная данность. Но подход оказался непродуктивным. Единственным результатом создания централизованного органа борьбы с фальсификаторами не принес ничего, кроме многочисленных петиций протеста исторического сообщества и в России и за рубежом. А “фальсификаторы” не только продолжают свои происки, но, как, скажем, Украина с ее голодомором 1933 года, по-прежнему выигрывают у России информационную войну.
Серьезный профессиональный разговор на эту тему состоялся только сейчас — на круглом столе в Российской академии наук. И сразу выяснилось много интересного. Болезненные проблемы, над разрешением которых сейчас бьется Россия, решали и европейские страны — достаточно назвать Германию или Францию. А уж в посткоммунистических странах политизация истории, а подчас и чистая историческая политика – просто «норма жизни». И то, что происходит в России – не самый брутальный вариант.
Есть и еще один общий момент: политики повсеместно пытаются приспособить историю к своим целям. Так в Национальном собрании Франции, рассказал академик Пьер Нора, в свое время появился целый выводок законопроектов, криминализующих отдельные периоды французской истории. Аналогичные законы рассматривались и на уровне ЕС, причем готовились совсем уж фантастические законопроекты, вроде осуждения Крестовых походов европейцев против мусульманского мира. Создавались в ряде стран (например, во Франции) и свои госкомиссии по официальной интерпретации истории. Но европейцам удалось все же нащупать грань, которую власти преступать не должны: “Свобода исторической науки предполагает, что парламент должен воздерживаться от квалификации прошлого и его законодательной оценки. Создание закона — это вмешательство власти в сферу, являющуюся прерогативой историков”,-- подчеркнул французский академик.
Попытки использовать историю в политических целях только запутывают дело, заявил директор центра изучения России в Париже Алан Блюм. Что же касается стремления “прийти к единому видению истории, как в российской комиссии по фальсификации, то они меня просто шокируют, — подчеркнул он. — Нужна мировая дискуссия, и право на свою точку зрения в ней должны иметь все.” Правда, для этого любой историк должен иметь доступ к архивам. А в России, – посетовал он, – это очень трудно. И в том числе — “к материалам о голоде 1933 года. На Украине все они открыты, а в России в доступе к ним отказывают ”. Не удивительно, что украинская версия этого вопроса в мире известна гораздо лучше, чем российская.
Бороться с фальсификацией истории надо не запретами для ученых — они могут высказывать любую точку зрения на исторические факты, а ограничениями на высказывания политиков. В первую очередь — радиально националистического толка, добавил сотрудник РАМ Алексей Миллер. Между тем в России предпочитают первый вариант, заявил “МК” директор программы “Права человека” Дмитрий Дубровский: “Двух подписантов письма против создания комиссии по фальсификации — Николая Копосова и Дину Хапаеву — вынудили уволиться из Петербургского Государственного университета. Да и вообще, академическая свобода невозможна без университетской демократии. А переход от выбора ректоров к их назначению — это ограничение академических прав и свобод”.
Между тем, как стало известно в кулуарах круглого стола из неофициальных источников, учебник Филиппова-Данилова для старших классов по “Новейшей истории России” в обозримом будущем не выйдет. По словам источника “МК”: “Появились серьезные проблемы, правда не фактологического и не идеологического порядка. Судя по всему наверху возникло понимание, что такое грубое администрирование неправильно. Надо действовать менее прямолинейно”.