Сразу скажу: никаких ужасов я там не увидела. Обычная жизнь обычной российской глубинки. Сандра играет на русской печи, смеется и что-то напевает.
В 6 лет ребенок привыкает быстро — и к плохому, и к хорошему…
Вместо вокзала в селе Пречистом — крохотный полустанок, нет даже платформы. Поезд стоит здесь ровно две минуты. Дороги кривые, разбитые. Эти места знамениты тем, что где-то здесь коварно завел в леса врагов Иван Сусанин. Такой уж местный народ: чужого им не надо, но и своего без боя не отдадут.
Дом Зарубиных — напротив старинной церквушки. Внешне он выглядит страшновато, зато стоит на земле крепко и места много: сени, горница, чулан — все есть. Чтобы войти в хату, надо согнуться в три погибели — будто кланяешься.
Захожу в комнату с мутными оконцами и вижу Сандру. Девочка шустро карабкается по лесенке на русскую печь. На печи — игрушки и двоюродный брат Сандры, 9-летний Саша. Дети о чем-то увлеченно разговаривают и как-то друг друга понимают, хотя Сандра пока знает по-русски только одно слово — “бабушка”. С печи доносится пение и смех. Я подхожу и зову девочку по имени. Сандра начинает в ужасе кричать: “Жорналиста!” За эти дни семью Зарубиных одолели телевизионщики, и девочка стала их бояться: они мешают играть и пристают с расспросами. Лишь после уговоров матери она слезает с печи и с интересом рассматривает мои руки, что-то лопоча по-португальски. Наталья переводит: “Ей нравится твой маникюр”.
Зарубины, разумеется, смотрят телевизор и слышат, в чем их обвиняют. Загнали европейского ребенка на печь, сами пьют, ребенка бьют… Откровенно говоря, я думала, что к моему приезду будет устроено “показательное выступление”: ребенка снимут с печи, а от водки (признаюсь, коварно привезенной мною) откажутся. Но семейство держится совершенно естественно: мое подношение принимают и ставят в холодильник. Бабушка тут же затевает домашние котлеты — а как же, гости приехали!
— А что дочь у тебя на печи сидит? — спрашиваю Наталью. — Она там спит?
Наталья терпеливо ведет меня на второй этаж и показывает кровать девочки.
— Просто Сандре на печи понравилось, — объясняет она. — Ей там прикольно. Особенно, когда вечером прохладно, а печь протоплена. И по лестнице ей нравится туда-сюда скакать.
— На этой печи все дети любят играть! — включается в разговор бабушка. — И Лерочка маленькая там с подружками сидела, и внуки мои. Русская печь — она душу греет. У нас и племянники, и внуки, и соседские ребятишки крутятся. Им веселее, а я всегда и подкормлю, и присмотрю.
Спрашиваю про скандальный эпизод, когда Наталья перед телекамерами нашлепала Сандру.
— Что ж мне теперь — ребенку разрешать на ушах стоять? — пожимает она плечами. — Сандра, понятно, после перелета устала: стала вредничать, капризничать, едой кидаться. Вот я ее и шлепнула. А как иначе? Она очень балованная. Кошек мучает. Детей надо воспитывать, нельзя разрешать все подряд.
Видно, что Сандра — девочка своенравная. Она не очень-то понимает слово “нельзя”, топает ногой, делает по-своему. Но в итоге все-таки подбегает к маме, целует ее и говорит по-португальски: “Мамочка, прости! Я больше не буду!”.
— Какие у тебя планы на жизнь? — интересуюсь у Натальи. — На что растить-то будешь дочерей?
— До конца лета пробуду с ними, пока сбережения есть. А по осени выйду на работу. Тут, в селе.
— Я ей уже место присматриваю, — добавляет Ольга Ивановна. Бабушку Сандры и маму Натальи в Пречистом все знают и уважают. Она много лет трудится главным бухгалтером в местном детском доме. Дурного слова о ней не услышишь, хотя я не поленилась — поспрашивала по соседям. Но и местные продавщицы, и соседские бабули говорят одно: Наташку почти не знаем, ее долго не было. А Ольга Ивановна — женщина интеллигентная, образованная, добрейшей души. Она воспитывала старшую дочь Наташи Леру. Надо признать: у 16-летней Леры очень правильная, грамотная речь, приятные манеры и хорошие успехи в школе. Она любит читать, успешно сдала ЕГЭ и мечтает учиться в вузе.
Садимся за стол. Ужин нехитрый, но хлебосольный. Все свое: помидоры соленые, сыр домашний, котлеты куриные. Просто, незатейливо, но радушно.
Сандра и брат Саша играют в салки, бегают вокруг стола. Девочка периодически хватает со стола котлету, кладет на кусок черного хлеба и уплетает. Мне рассказывают, что в доме уже побывали и местный врач-педиатр, и представители опеки.
— Даже участковый притащился! — удивляется Наталья. — В жизни сюда не приходил! Приходят — посидят, чайку попьют, а потом сами извиняются. Мол, не обижайтесь. Нам с Москвы звонят, требуют, расспрашивают…
Тут Сандра опрокидывает кошачий лоток. Наталья по-португальски велит ей подмести пол. Сандра берет веник, я фотографирую.
— Что, напишешь, что ребенка эксплуатируют? — интересуется Сергей Николаевич, дед Сандры. Он бывший шахтер, теперь на пенсии. — Мы понимаем, что и вам кушать нужно. Вам писать надо разные скандалы. Пишите, мы вас не гоним. Только и вы уж нам жить не мешайте.
Наконец я задаю главный вопрос:
— Наталья, если честно, почему ты не оставила Сандру в Португалии? Ей же там хорошо было, да и тебе полегче. Ты бы Сандру навещала в Барселуше. Португальцы-то не против.
— Ну ты бы свою дочь оставила бы кому-нибудь насовсем? — отвечает она. — Временно еще можно оставить, если трудная ситуация. Но не навсегда же! Я вон Лерку оставила на маму, Лерка не в обиде на меня, сама спроси. Она понимает, что выхода другого не было. Жрать нам было нечего, а я матери оттуда хоть деньги высылала. И Сандру я оставляла Флоринде со спокойной душой, доверяла ей. Я очень благодарна была Жоану и Флоринде, хорошо к ним относилась. Пока они ребенка через суд не стали отнимать.
Какое они имеют право на чужого ребенка? Все грязное белье в ход пошло — мол, я и пью, и развратничаю… Помню, со мной португальская психиаторша беседовала. Вы, говорит, выпиваете… А я ей: “А вы что, не выпиваете?” А она мне: “Ну что вы! Я только в обед и в ужин!” А я ей: “А я только в субботу и в воскресенье!” Я там 7 лет прожила и знаю, что португальцы каждый день пьют. У них так принято: за едой каждый раз по чуть-чуть пить. А у нас принято неделю на трезвяк впахивать, а на выходных как следует выпить. Что лучше — еще неизвестно!
И насчет разврата тоже. Почитай португальскую русскоязычную газету “Слово”. В Португалии очень много педофилии и садистского обращения с детьми. А тут из-за того, что я Сандру по попе шлепнула, всей страной возмутились! Пусть бревно в своем глазу ищут! Вот у них в Барселуше завтра опять народная демонстрация с требованиями вернуть Сандру в Португалию. Такое ощущение, что португалам больше делать нечего. Чего прицепились?
Пока мы сидим за столом, не смолкает телефон. Наталье без конца звонят из Португалии — и местные журналисты, и друзья, и сами Флоринда и Жоау. Наталья что-то говорит им по-португальски. А мне почему-то вспоминается старый анекдот.
Иностранец говорит русскому:
— У вас замечательные дети! А все, что вы делаете руками, — из рук вон плохо…
Португальцам нравятся наши дети, дети у нас получаются хорошо. Правда, не всегда нам удается достойно вырастить их. Но наша ли тут вина?
— Я лучше побираться пойду, но своего ребенка не отдам! — заявляет Наталья. — Так и напиши! Португальские журналисты мне говорят: “Ты не можешь быть матерью своего ребенка, потому что у тебя в доме нет евроремонта, а у Флоринды и Жоана есть!”. Да я бы не отказалась евроремонт сделать, но откуда ж у меня такие деньги? Раз они так желают, чтобы Сандра жила в евроремонте, пусть приедут и сделают его. Или денег на него пришлют. Я не против.
— Мы очень благодарны нашему правительству! — добавляет Ольга Ивановна. — Наше правительство и посольство России нам очень помогло! Я Путину писала письма, он их прочел и принял меры! Мы патриоты своей страны! Вы сами поглядите, как у нас здесь хорошо! Почему же где-то за морем лучше, чем у нас в России? Мы свою родину любим: сами отсюда не уедем и деток своих не отправим! Сандрочка вон с детками играет, уже по-русски понимает. А португальский она скоро забудет.
— Так, может, лучше поддерживать у Сандры знание португальского? Пусть два языка знает, — сомневаюсь я.
— Да на кой он ей нужен? — удивляется Наталья. — С кем ей тут на нем разговаривать? А Флоринда и Жуан, если хотят, пусть сами русский учат!
Тем временем ужин подходит к концу, котлеты съедены, бутылка опустела… Но пьяный дебош не начинается. Дед откланивается и идет прилечь. А Наталья и Ольга Ивановна начинают мыть Сандру в корыте, натаскав воды из уличного колодца. В этом корыте будут мыться все по очереди: ни ванной, ни даже душа в доме нет. Но здесь тепло и уютно, хоть и воняет навозом. Навоз в нашем деревенском контексте — не грязь, а органичное дополнение к общему пейзажу.
Если взглянуть правде в глаза, Наталья — просто типичная русская баба с нетипичной судьбой. Грубоватая, прямолинейная, манерам и реверансам не обученная.
Мне очень хотелось спросить у Сандры кое-что, не пользуясь услугами ее мамы как переводчика. И я выучила несколько фраз загодя, при помощи своего друга, знающего португальский.
— Сандра, — наклоняюсь я к ее уху. — Da qual casa tu gostas mais — na Russia ou em Portugal? (Какой дом тебе больше нравится — в России или Португалии?)
— Ambas! (“Оба!”), — не задумываясь, отвечает она.
— E onde e mais divertido brincar? (“А где тебе интереснее играть?”).
— Aqui, perto do lar, da “petch”! (“А играть лучше всего на печи!”), — отвечает Сандра.
* * *
Сегодня в России — День защиты детей. История Саши — тот редкий случай, когда ребенка защитили на государственном уровне. Защитили от любящей семьи, от благополучной жизни в другом государстве. Неужели это самое страшное, что грозит нашим детям? Дети у нас пропадают без вести — и обезумевшие от горя родители бьются во все инстанции, но никто из высших чинов не поднимает шум, не берет эти дела под личный контроль. Так, ведут расследование, ни шатко ни валко. А тут — и МИД вмешался, и вроде как даже Путин распорядился.
Потому что нашему государству важно не детей защитить, а престиж страны. Так, как оно его понимает. В принципе оно его понимает так же, как Наталья Зарубина.
Но что толку после драки кулаками махать? Девочка уже здесь. Адвокат Светлана Белова, к которой португальская сторона обратилась по поводу представления своих интересов в России, объяснила, что вернуть ее в Португалию возможно лишь в том случае, если Наталью в России лишат родительских прав. Мы не знаем, произойдет ли это, но если и произойдет, то скорее всего опеку над Сашей оформит ее родная бабушка — ей, по моим ощущениям, уж точно доверять можно.
Сейчас же важно другое. У каждого человека кроме родителей может быть еще куча родственников. В том числе и за границей. У Саши уже есть родные — без кавычек — люди в Португалии, которые любят ее и готовы принимать погостить на лето, на каникулы — когда будет угодно.
И сейчас важно, чтобы семья Зарубиных поняла это и ради счастья девочки, быть может, переступив через себя, помирилась с ними. В конце концов, Зарубины должны быть благодарны португальцам, которые больше 4 лет заботились об их чаде. А еще — чтобы государство снова не влезло со своей защитой.
Но оно не успокаивается. Когда Жоау и Флоринда захотели приехать в Россию, им отказали в визе. А пока я продолжаю мечтать: если все будет хорошо, Саша будет знать второй язык, а когда вырастет, сможет сама выбирать между селом Пречистым и городком Барселуш…