Уля Князева и Катя Золкина учились в 10“В” классе московской школы №3. Кате было 16 лет, а Уле — без двух недель 17. Катя — рослая, статная, яркая девушка-подросток, а Уля — миниатюрная барышня с серьезным характером и добрым сердцем. Последние три года они проводили вместе все свободное время и часто оставались друг у друга ночевать, засидевшись до темноты у кого-нибудь дома.
Обе хорошо учились и с раннего подросткового возраста интересовались современной музыкой. Кумиры со временем менялись, а страсть к музыке оставалась неизменной. Целый год Уля с Катей ходили в соседнюю музыкальную школу, чтобы научиться основам игры на гитаре. Гитары у них были самые простые, но мечты уносили далеко: они хотели создать собственную группу. Часто ходили в репетиционный зал на 1-й улице Ямского Поля.
Кумиром последнего времени у них была американская рок-группа “Good Charlotte”. Ульянин папа то и дело ходил на почту, подружки посылали фанатам из других городов плакаты, фотографии, постеры обожаемой группы. Уле очень хотелось купить ударную установку. Родители не возражали, просто в их крошечной квартире, состоящей из двух смежных комнат, было очень мало места. Но Уля не теряла надежды. Ведь их старую пятиэтажку должны были снести, главное, что родители не возражали.
* * *
22 августа 2005 года подруги весь день провели у Ульяны. Ближе к вечеру Уля дважды позвонила отцу — не забыл ли купить новую зубную пасту? Не забыл. Около десяти часов вечера они почистили зубы, быстро оделись и сказали Улиной маме: нам сегодня нужно выйти пораньше. Что это означало, Елена Викторовна Князева не поняла, да и не могла понять: обычные тинейджеровские тайны.
А родители в Улины секреты не вмешивались, вещи ее не ворошили, не подглядывали и не подслушивали. Им казалось, что она вся на виду, отношения в семье были доверительные. Однако по заведенному правилу Уля должна была возвращаться домой не позднее одиннадцати часов вечера. Если не оставалась ночевать у Кати. Но тогда она звонила и предупреждала. То же самое было заведено и в семье Кати.
Перед уходом Уля заглянула в холодильник, увидела, что отец купил ее любимую пиццу, сказала: “О, здорово!” — и они с Катей ушли. Родители думали, что Уля пошла провожать Катю до магазина “Охота” у станции метро “Новые Черемушки”. Этот магазин находился ровно на полпути до Катиного дома. А Уля жила возле метро.
Без четверти двенадцать Улин отец, Михаил Алексеевич Князев, спросил у жены: “А что, Уля сегодня ночует у Кати?” Елена Викторовна ответила: “Нет”. Отец побежал к метро. В тот вечер в Москве была удивительная погода: очень тепло, ни капли дождя, небо в звездах — южная ночь. Михаил Алексеевич машинально отметил, что везде полно народу, подростки толпились у метро, как и положено в такую ночь. Куда идти? Вернулся домой, сели с женой в машину и стали кругами ездить от дома к метро, к Катиному дому и обратно. И только в сторону дома №11 на улице Наметкина не ездили: в семье в ту сторону ходить было не принято, магазины, знакомые, наконец, станция метро — все в другой стороне.
Так они ездили до 2 часов ночи. В конце концов вернулись домой. Михаил Алексеевич вспоминает: “Я сел на диван и сказал жене, что нам остается только ждать”.
Около 3 часов ночи позвонил отец Кати Золкиной. На улице стояла милицейская машина. Ему сказали, чтобы он сел в машину, — он сел. И только после этого отец Кати произнес: “Наших детей нет. Их сбросили с 16-го этажа”.
Спустя минуту они подъехали к дому №11, корпус 1, на улице Наметкина, который находится в нескольких сотнях метров от дома Князевых. Сквозь оцепление ему пройти не разрешили, но через некоторое время позвали, для того чтобы он опознал дочь.
Уля лежала в пяти шагах от наружной стены дома, лицом вниз, правая рука вдоль тела, левая полусогнута. Катя Золкина выпала из окна на верхнем этаже дома спустя двадцать минут и упала на козырек подъезда.
Как выяснилось, на лестнице 16-го этажа нашли Улину куртку и Катин портфель, в котором плейер, лекарство “Новопассит”, купленное по просьбе ее мамы, упаковка леденцов от кашля “Холлс” и 300 рублей. Еще там нашли сигарету с оторванным фильтром и зажигалку. В кармане Катиных брюк оказалась ее серебряная цепочка, она была порвана. А крестики на черных шнурках, которые Уля привезла из Греции для себя и Кати, так и остались на девочках.
Через два дня сотрудники морга вернули родителям Улину одежду. Джинсы были разорваны изнутри вдоль шва от колена до колена. Так же выглядели и Катины джинсы. Улины родители отметили, что белые носки их девочки выглядели так, как будто в них она ходила без обуви по квартире. Между тем перед уходом носки были совершенно чистыми. То же самое можно сказать и о брюках. Девочка вышла в чистых, аккуратных штанишках — она вообще тщательно следила за тем, чтобы на ее одежде не было ни пятнышка, — а теперь они выглядели крайне неаккуратно. Спустя две недели в прокуратуре сказали: если сохранилась одежда, принесите для экспертизы. Они принесли, а Катины родители одежду сожгли.
Спустя считанные часы после гибели девочек сотрудники правоохранительных органов впервые произнесли слово “самоубийство”. В пользу этой версии говорило увлечение погибших группой “Good Charlotte”. Веб-сайт этой группы открывается строчкой: “Выбирайте: жизнь или смерть”. Последний диск группы называется “Хроники жизни и смерти”. А еще девочки сами сочиняли песни. Это были песни о том, как трудно жить, о боли и о добровольном уходе из жизни. Одна из песен так и называлась — “Суицид”. Там были строчки:
Этот парень хочет умереть,
Он не может жить этой жизнью…
Уголовное дело возбудили по статье “Доведение до самоубийства”. Родителей потерпевшими не признали — ведь именно они, очевидно, довели детей до отчаянного поступка.
Мать Ули, Елена Викторовна Князева, обратилась в суд с заявлением о признании ее потерпевшей. 22 марта Черемушкинский суд удовлетворил это заявление. Но там выяснилось, что еще месяц назад, то есть 22 февраля 2006 года, дело о гибели Ульяны Князевой и Кати Золкиной производством прекращено. Родителям об этом сообщить забыли. А в первых числах апреля Черемушкинская прокуратура опротестовала решение суда о признании Елены Князевой потерпевшей. Логично. Сначала доводят детей до того, что они выбрасываются из окна, а потом ходят по судам, притворяются…
* * *
Надо сказать, что даже на фоне нынешнего состояния правоохранительных органов прекращение расследования обстоятельств гибели подростков, а также и то, что родителям об этом не сообщили, выглядит вопиюще. Но это, скажем так, эмоции. Однако есть и вопросы, без ответов на которые причина смерти Ули и Кати не может считаться установленной.
Дело №335978 находилось в производстве следователя Черемушкинской межрайонной прокуратуры Москвы А.М.Панкратовой. По словам Елены Викторовны Князевой, Анастасия Михайловна Панкратова постоянно давала понять, что причина гибели детей очевидна и виновники беды — родители. Поэтому отработка других версий фактически была сведена к нулю.
О чем речь? У детей уже не спросишь, и проверять нужно все, в том числе поведение родителей, а если точней, обстановку дома. Но это — самая примитивная и выгодная для следствия версия. Известное дело: переходный возраст, родители держали подростков в ежовых рукавицах, они, кстати, и песни соответствующие писали, все понятно. Если придерживаться этой точки зрения, отпадает необходимость опрашивать свидетелей, устанавливать новых. Для проформы можно поговорить с одноклассниками, с людьми, которые высыпали в ту ночь на улицу, — да, пожалуй, и все. Картина очевидна.
Между тем постулат, на котором держится эта версия, при ближайшем рассмотрении выглядит неубедительно. А можно сказать и по-другому — ложно.
Не надо быть патентованным психологом, чтобы, всмотревшись в обстановку квартиры Князевых, понять: вся их жизнь была подчинена Уле. Правда, ее мама, мучительно перебирая обстоятельства последних месяцев, терзает себя тем, что много времени уделяла сыну старшей дочери, двухлетнему внуку. Но на ее месте так, наверное, поступил бы всякий. Устройство крошечной квартиры Князевых полностью продиктовано интересами девочки. Не всякий родитель стал бы терпеть огромное количество плакатов, фотографий и прочих сувениров из жизни музыкальных кумиров. Уля очень любила игрушки — весь дом в игрушках. Но дело даже не в этом. Пианино, которое занимает чуть ли не половину большой комнаты. Там нет стола, нет даже маленького столика, как нет его и на кухне — пользовались тумбочкой. Стола нет, а пианино есть. Но дочка хотела заниматься музыкой, и поэтому нашлось место именно для него.
Уля очень хотела купить ударную установку. В тетрадке, которую родители нашли после ее гибели, есть записи, из которых следует, что она начала копить деньги. И получается, что они с Катей, продав кое-что из своих сокровищ и откладывая деньги на карманные расходы, собрали приблизительно 20 тысяч рублей.
Кроме того, Уля, у которой на днях должен был праздноваться день рождения, то и дело напоминала родителям, чтобы они подарили ей кругленькую сумму, а то не хватит на установку. То есть родители принимали участие во всех замыслах дочери. И всегда их поддерживали, потому что Уля хотела учиться, путешествовать, мечтала о создании собственной музыкальной группы — все это были хорошие мечты, и родители их разделяли.
Отец вообще души в ней не чаял. Он сказал: “У нас с женой родился именно такой ребенок, о котором мы мечтали”. Каждый вечер Михаил Алексеевич приносил какое-нибудь лакомство, потому что Уля с Катей, которые часами сидели у них дома, очень любили пиццу и пирожки. И недаром так запомнилось, что Уля перед уходом заглянула в холодильник и обрадовалась, увидев пиццу. Зачем самоубийце пицца? Зачем девочки, которые собрались выброситься из окна, перед уходом из дома почистили зубы?
Для чего Катя, которая понимала, что не вернется домой, выполнила мамино поручение и купила для нее лекарство? Вопросы, конечно, незамысловатые, но нужно получить ответы. А есть вопросы и посерьезней.
“Скорую помощь” вызвала Юлия Смирнова, живущая на 4-м этаже. Она видела, как падала Уля. Она сказала: я слышала наверху шум, но не обратила на него внимание, потому что думала, что это семейная разборка. Про существование этого свидетеля узнала не прокуратура, а журналист Н.Б. А знаете, почему так вышло? Потому что сотрудники правоохранительных органов не сочли нужным обойти все квартиры подъезда, в котором случилась беда. Похоже, не допросили жителей квартир, под окнами которых лежала Ульяна Князева. На 16-м этаже у входа в холл перед четырьмя квартирами (с 57-й по 60-ю) в день гибели девочек был только один звонок, в квартиру №57. А остальные? Квартира №60 считается необитаемой. Хозяйка живет в другом месте. Был ли там кто-нибудь в ночь с 22 на 23 августа?
Стена напротив лифта на 15-м этаже, единственная во всем доме, до потолка раскрашена граффити. Во время подготовки этого материала я специально обошла весь подъезд и убедилась в том, что больше нигде такого рода живописи нет. И именно между 15-м и 16-м этажами нашли вещи погибших. По какой причине не выяснили, нет ли среди жителей этих квартир молодых — или не молодых — людей, знакомых с погибшими? Возле портфеля Кати нашли четыре фантика от леденцов “Холлс”. Следователь Панкратова сказала Елене Викторовне, что девочки наглотались леденцов и “под парами ментола” совершили самоубийство. Если так, тогда, конечно, незачем искать знакомых Князевой и Золкиной…
* * *
Но есть одно обстоятельство, которое нуждается в тщательной проверке. Женщина, живущая в доме напротив (окна ее квартиры выходят на злополучный подъезд), слышала крик. Сначала слабый, потом очень сильный. Вскоре после этого к дому подъехали машины милиции и “скорой помощи”. Выходит, она слышала крик Ульяны. Насколько мне известно, она сказала следователю: спросите других жильцов, ведь я-то четко слышала, что кричали. Однако другие жильцы, по словам Улиной матери, сказали, что ничего не слышали.
Консьержка помнит, что в суматохе, когда к дому начали съезжаться машины, из подъезда выскочила группа молодых людей. Они завернули за угол и растворились в ночной темноте. А один вдруг вернулся и побежал в подъезд. За ним бросился сотрудник милиции, а потом вышел и сказал: я его не нашел. Но в этом подъезде нет черного хода. Выходит, незнакомец исчез в одной из квартир? А в какой?
Невозможно поверить и в то, что никто не видел, как Уля и Катя вошли в подъезд. Дверь закрыта, и попасть туда можно только при помощи домофона. Значит, кто-то ее открыл. Или они вошли, когда из подъезда выходили люди. Какие? Это знают только жители подъезда. Возможно, их свидетельства могли бы пролить свет на случившееся.
Как выяснилось, консьержка видела Катю и Улю, они не раз бывали в этом подъезде. То же самое сказала и Юлия Смирнова. Не приходится сомневаться в том, что здесь у них был знакомый. Или есть другое предположение?
* * *
И еще. 4 апреля 2004 года из окна на лестнице 9-го этажа во втором подъезде того же дома, где погибли Уля и Катя, выпал 17-летний Александр Кузнецов. Он учился в школе №193, которая находится неподалеку от дома, где жила Катя Золкина. “Скорую помощь” вызывали из квартиры №81, где в то время проживала молодая женщина А.В.Павлова. По словам ее матери, Павлова работала в Верховном суде России, но недавно вышла замуж и уехала в Канаду.
Интересное дело: есть ли в Москве еще один дом, где каждый год из окон выпадают подростки? И как это так удачно для прокуратуры вышло, что каждый раз это было самоубийство? Говорят, что дело о гибели Кузнецова отсутствует в архиве ОВД “Черемушки” потому, что его затребовала прокуратура. Как бы оно там не затерялось. Ведь похоже, что подростки из компании погибшего Кузнецова — это люди, среди которых могли находиться знакомые погибших девочек.
* * *
И последнее. Не установлен мотив “самоубийства”.
Депрессивные песни группы “Good Charlotte”? В школе изучают творчество М.Ю.Лермонтова. Особо впечатлительные барышни до сих пор переписывают некоторые стихи поэта в заветные тетрадки. По части депрессивности Михаилу Юрьевичу мало равных. И что с того? А Достоевский? Ради него составители школьной программы пожертвовали писателем Гончаровым — а стоило ли? Оптимизм Достоевского общеизвестен. Стыжусь повторять прописные истины, но ведь недаром отрочество называют переходным возрастом. Переход из детства во взрослую жизнь — дело непростое. Взрослым становиться страшно. В том числе и потому, что среди взрослых много предателей. А дети, взрослея, не могут об этом забыть. Особенности переходного возраста никак не могут считаться мотивом самоубийства.
Подлинный мотив — это тяжелая, невыносимая обстановка в семье, безответная любовь, неудачи в учебе и боязнь не оправдать родительских надежд. Особо болезненный пубертатный период, то есть резкие смены настроения, периоды стремительного упадка и стремительного взлета — все это тоже находится в списке возможных причин самоубийства. Но все это — ВСЕ — требует подтверждения. И лишь после этого может стать версией.
А Ульяна Князева и Катя Золкина были полны жизни. Они хорошо учились, строили планы. Их мечты о создании собственной музыкальной группы разделяли родители. Может, родителям не нравилась музыка, которую они слушали, но у родителей хватило ума понять, что все это — вопрос времени, а серьезные занятия музыкой — дело хорошее. Ни одноклассники, ни учителя, ни соседи, ни знакомые не заметили ничего, что могло бы свидетельствовать о серьезных, неразрешимых проблемах в жизни девочек. Так откуда же происходит версия об их самоубийстве?
Исключительно, надо полагать, из укоренившегося стремления работников прокуратуры как можно меньше работать и как можно ритмичнее получать очередные звания.
Кроме того, справедливость моих предположений подтверждает и безобразнейшая выходка прокуратуры: как могли вменяемые взрослые люди забыть сообщить родителям о том, что дело по расследованию гибели их детей прекращено? Ведь Князевы узнали об этом случайно, лишь месяц спустя! Вы верите в такую забывчивость? Я — не верю. Не сомневаюсь в том, что человек, подписавший постановление о прекращении расследования обстоятельств гибели Ульяны Князевой и Екатерины Золкиной, испытывал некое неудобство. Не мог же он не понимать, что родители не будут сидеть сложа руки. Вот и “забыли” сообщить о том, что дело закрыто. Я уж не говорю о том, что родители Ульяны Князевой не удостоились ответа ни на одно заявление.
Прошу считать эту публикацию официальным обращением в Генеральную прокуратуру РФ.
Внимание! Всех, кто располагает сведениями об обстоятельствах гибели Ульяны Князевой и Екатерины Золкиной, просим звонить по телефону 8-905-724-58-91. Конфиденциальность гарантируется.
Будет выплачено вознаграждение: 60 тысяч рублей.