“Старший следователь Керченской городской прокуратуры Василий Иванович Романюк приехал за советом к прокурору Главного следственного управления Прокуратуры СССР Эльвире Алексеевне Мироновой, которая проводила в Ялте отпуск.
Вопрос стоял ребром: то ли надо было отпускать из-под стражи человека, обвинявшегося в убийстве ребенка (срок вышел), то ли обращаться к Генеральному прокурору СССР с просьбой о продлении срока... Миронова, юрист с полувековым стажем, — и Романюк, молодой следователь, относящийся к своему делу с такой страстью, которую впору испытывать только к прекрасной даме... Убежденная в том, что Романюк на верном пути, Миронова за несколько дней проштудировала двадцать томов и написала справку на имя Генерального прокурора СССР. Расследование было закончено 1 мая 1989 года. А началось оно 16 декабря 1986 года...”
Извините, я процитировала начало собственного материала “Кровь на белых гольфах”, перепечатанного в газете “Керченский рабочий” в июле 1990 года.
А я и не знала, что его тогда перепечатали. Вырезку из газеты вместе с пачкой документов прислала мне из Симферополя Елена Владимировна Романюк, жена следователя Василия Романюка.
Только не жена, а вдова.
28 ноября 2003 года Василия Ивановича убили.
По телефону она сказала: “Неужели вы его помните?”
А вы думаете, это можно забыть? Вдохновение и исступленное желание добиться результата, правильного ответа на страшный вопрос. Вдохновение не спутать ни с чем. Поэтому следователя Романюка и то, как нашел он убийцу Павлика Корнева, я не забыла и не забуду.
В шестом часу вечера восьмилетний Павлик Корнев вышел из дому выбросить мусор. Вышел в домашних тапочках, на минутку — и исчез. Спустя четверть часа мать Павлика начала его искать. Искали его и весь следующий день. Спустя сутки прокуратура возбудила уголовное дело. В тот же день прокуратура совместно с милицией начала опрос жителей дома, где жил ребенок, и окрестных домов. Нужно было установить всех, кто 14 декабря около шести часов вечера был на улице Ульянова или стоял на балконе, смотрел в окно. Опрашивали сорок человек в день, всего вышло — две тысячи человек. И пока Романюк изучал полученные ответы, во все городские таксопарки поступил запрос: не был ли кто-нибудь из таксистов в тот день на улице Ульяновых?
Был. Игорь Чухно сообщил, что около шести часов вечера он подвозил к магазину на улице Ульяновых своего знакомого и увидел старый “Москвич” темно-зеленого цвета. Его водитель, молодой мужчина с рыжими волосами, попросил одолжить немного бензина. Так возникла версия о возможной причастности к похищению Павлика Корнева водителя “Москвича”. Где только его искать?
А спустя несколько дней береговой патруль заметил среди валунов куклу в белых гольфах. Только кукла была очень большая. Решили подойти поближе — так нашли под обрывом труп изнасилованного ребенка.
А под обрывом находился пионерский лагерь. И там работал сторожем некто Абакумов, человек с высшим педагогическим образованием и внештатный сотрудник газеты “Керченский рабочий” (где впоследствии и была опубликована статья о похищении и убийстве Павлика Корнева). Вот повезло-то: у Абакумова был старый зеленый “Москвич” и рыжие волосы. Но в январе 1987 года он был исключен из числа подозреваемых, так как, по заключению крымских судебных биологов, у преступника была II группа крови, а у Абакумова — первая.
Город гудит. Все костерят прокуратуру на чем свет стоит. И вдруг уголовный розыск получает информацию о том, что незадолго до исчезновения Павлика в квартиру неких Голиковых стал звонить неизвестный мужчина. В циничной форме он предлагал восьмилетнему сыну Голиковых выйти с ним на встречу и непременно надеть белые гольфы. На погибшем мальчике тоже были белые гольфы.
Потом о таких же звонках сообщили родители Коли Гладикова. Неизвестный интересовался, есть ли у мальчика белые гольфы. Вскоре поступило заявление от родителей Коли Гусакова. Телефоны поставили на контроль. Возникла новая версия...
Абакумова взяли под стражу в аэропорту.
Уже и таксист Чухно опознал его, и фоноскопическая экспертиза голоса человека, звонившего детям, указывала на странного учителя — но ведь судебные биологи исключили его по группе крови. Тогда Романюк поехал в Москву. Там-то и выяснилось, что выводы крымских судебных биологов не обоснованы.
* * *Следствие продолжалось два с половиной года.
Почему Абакумов наконец признался в убийстве ребенка? Сейчас ответ был бы один: избили, запытали и “дожали”. Но Романюк — он был человеком, которого можно было только переубедить. Приказывать ему или заставлять делать то, во что он не верил, было бессмысленно. Силой в его представлении были справедливость и логика, а не мордобой и приказ сверху.
Он прилетел в Москву на несколько часов, и его рассказ запомнился мне — да, пожалуй, так: целомудренной верой в то, что плохое не может, ни по каким законам не может взять верх над хорошим.
Я говорила: убили ребенка, справедливости нет, а он отвечал: но она ведь должна быть.
* * *В ночь на 31 октября 1998 года наряд полка ППС, совершая обход Центрального рынка, обратил внимание на то, что в кафе “5 минут” почему-то горит свет. Было далеко за полночь, и кафе должно было быть закрыто. Постучали, попросили открыть. Взорам сотрудников милиции предстала следующая картина: пьяные молодые люди и раздетая девушка. Девушка плакала. Выяснилось, что она пришла в гости к своему поклоннику, который работал сторожем в кафе. Сторож намеревался приятно провести время в компании своих друзей, на столе появились горячительные напитки, а стряпала и подавала к столу та самая девушка. Видимо, праздник был в самом разгаре, когда появилась милиция. Почему девушка была без верхней одежды и почему она плакала, теперь понять трудно. Известно одно: она попросила отвезти ее домой. Что и было сделано нарядом ППС. Она ни словом не обмолвилась о том, что ее кто-то обидел, не просила отвезти ее в милицию и, судя по всему, не собиралась делать никаких заявлений. Однако на следующий день она вместе с отцом приехала в милицию, где было зарегистрировано заявление. Оно гласило, что девушка обвиняет граждан Сулейманова и Усеинова (знакомых ее поклонника-сторожа) в изнасиловании. Звучало это очень нехорошо, т.к. девушка была несовершеннолетней. Экспертизу, если не ошибаюсь, проводить не стали. А если бы и провели, толку было бы мало-девушка дома приняла ванну и все биологические следы, которые могли однозначно свидетельствовать об изнасиловании, были уничтожены. Сложилось впечатление, что девушка пришла в милицию только по настоянию отца, который был известен очень крутым нравом.
Прокурор Центрального района Симферополя Василий Иванович Романюк в возбуждении уголовного дела по этому факту отказал. Скорее всего потому, что в деле не было никаких доказательств изнасилования. Все говорило о том, что девушка больше всего боялась отца.
А отец девушки стал биться во все инстанции, писал письма, ходил на прием, жаловался, скандалил, и, наконец, дело все же возбудили, однако расследование то и дело приостанавливалось, так как Усеинов и Сулейманов скрывались и их не могли найти.
Спустя некоторое время Романюк перешел на работу в Железнодорожный район, но отец Натальи постоянно приходил к нему. Бывший следователь прокуратуры Центрального района Симферополя Д.Л.Коноваленко позже расскажет, что Владимир Шаповалов “систематически приходил к прокурору Центрального, а затем Железнодорожного района В.И.Романюку, был агрессивен, раздражителен, постоянно высказывал в его адрес угрозы, в связи с чем еще в 1998 г. В.И.Романюк сказал Коноваленко о том, чтобы он избегал общения с ним, потому что он сумасшедший, и чтобы убрал все лишние предметы со стола”.
Есть и обширная переписка по обращениям В.Шаповалова: это документальное подтверждение того, что угрозы в адрес В.Романюка и его семьи Шаповалов высказывал на протяжении 1998—2003 гг.
Между тем время шло, девушка вышла замуж, и, может быть, больше всего на свете хотела, чтобы воспоминания о том, что случилось в кафе, навсегда ушли в прошлое, — однако ее отец неутомимо ходил по инстанциям. Дело передавалось из прокуратуры в прокуратуру, следователи сменяли один другого, Шаповалов неоднократно ездил в Киев, был на приеме у генерального прокурора Украины — все без толку. Шаповалов превратился в натянутую струну.
Но никакая струна не может быть натянутой пять лет.
Знакомые обратили внимание на то, что в первое время он наглухо отгородился от мира, а потом не выдержал, стало прорываться наружу то, о чем он постоянно думал. Однажды он обмолвился: твари, надругавшиеся над дочерью, предлагали ему деньги и ключи от машины. Конечно, он отказался. И тогда они, по его словам, сказали: ты не взял — другой возьмет.
* * *И Владимир Шаповалов пришел к выводу, что во всех его бедах, в перипетиях, связанных с чудовищно затянувшимся расследованием дела, перевернувшего всю его жизнь, виноват один человек — Василий Романюк.
Раз следствие постоянно замирает, значит, кто-то этому способствует. Способствует, надо думать, не просто так, а за деньги. А кто мог взять взятку у насильников? Конечно, человек, еще в 1998 году отказавший в возбуждении уголовного дела, то есть Романюк. Больше, конечно, некому.
Что ж? Смириться с тем, что его обидчик жив-здоров и не понес никакого наказания? Нет. Мастер спорта Владимир Шаповалов, два десятка лет проработавший тренером по легкой атлетике и воспитавший чемпионов СССР, человек, знавший, как добиться поставленной цели, очевидно, считал для себя позором уйти без победы. На закате жизни, в шестьдесят шесть лет, проиграть подонкам?
Уже и дома все просили его остановиться. Даже адвокат потерпевшей постоянно говорила о том, что в деле очень мало доказательств, что их практически нет. Но Шаповалов никого не слушал, замкнулся, ситуация становилась невыносимой.
Между тем дело наконец было передано в суд, где его постигла та же участь, что и в прокуратуре. Прокурор два года не знакомился с делом. Его постоянно откладывали и переносили. Вот и 27 ноября в деле объявили очередной перерыв. Шаповалов пришел домой в крайне возбужденном состоянии. А 28 ноября 2003 года Шаповалов около 14 часов вошел в кабинет Василия Ивановича Романюка и выдернул чеку из гранаты РГД-43.
Сын Романюка, Тарас, который тоже работает в прокуратуре, вошел в кабинет отца спустя мгновение после того, как прогремел взрыв. Шаповалов погиб на месте. А его отец, с оторванными руками и развороченным животом, еще успел произнести несколько слов. В больнице он умер.
* * *Через неделю после похорон в суде наконец огласили приговор, только обвиняемые его не слышали: накануне объявили перерыв, и они скрылись, теперь находятся в розыске.
Прокуратура Автономной республики Крым возбудила дело в отношении Владимира Дмитриевича Шаповалова. Спустя месяц он был признан виновным в посягательстве на жизнь прокурора Железнодорожного района г. Симферополя Василия Ивановича Романюка при исполнении служебных обязанностей и в незаконном хранении и использовании боевых взрывчатых веществ. Дело было прекращено в связи с его смертью, а вот проверка в отношении Романюка длилась куда дольше и закончилась только что.
Прокуратура Автономной республики Крым пришла к выводу, что взяток Романюк не брал. Но если разобраться, жизнью он заплатил за то, что в нарушение всех законов дело об изнасиловании несовершеннолетней много лет валялось в разных кабинетах. И никто не решался взять на себя ответственность и поставить точку: либо отказать, либо направить дело в суд и довести его до конца. У отца потерпевшей сдали нервы.
Он так и не понял, что произошло на самом деле.
А произошло, я думаю, вот что.
У всякого ремесла есть своя изнанка. Есть она, как известно, и в работе прокуратуры. Прокурор, который своей подписью утверждает обвинительное заключение и, соответственно, благословляет направление дела в суд, как и всякий прочий смертный, а возможно, и более всех прочих, обязан предвидеть последствия своей деятельности. В нашем случае они состоят в том, сочтет ли суд обвинение, предъявленное прокуратурой, доказанным. Если да — обвиняемые будут наказаны, и, значит, прокуратура добросовестно выполнила возложенное на нее дело. Если нет — получается, прокуратура не справилась. Коли человек не виноват, дело нужно прекращать, не доводя его до суда, а уж коли направили, будьте любезны соответствовать, докажите то, на чем вы настаиваете, и помните о том, что все доказательства должны быть добыты в соответствии с законом.
И каждый прокурор, хочется ему этого или, возможно, совсем не хочется, обязан оценить судебную перспективу дела, то есть, по существу, оценить качество добытых обвинением доказательств. Ведь государство (а иначе говоря — руководство) именно с него спросит, зачем было тратить огромные государственные деньги, отпущенные на отправление правосудия, если заранее было очевидно, что у дела нет никакого будущего. И каждый прокурор может рассказать, сколько через его руки прошло дел, возбужденных в отношении преступников, злодеев и негодяев, но дела эти не были должным образом расследованы и, стало быть, доказательства были ничтожны. А коли не доказал — отпусти.
То же самое произошло и с делом Сулейманова и Усеинова.
Романюк счел его не имеющим судебной перспективы. Он не считал, что Сулейманов и Усеинов не виноваты, — он считал, что их вину не доказали. Не он его расследовал — свои дела он расследовал идеально, — но он должен был направить его в суд. Выбор небогатый. И он сделал то, что считал единственно возможным. То есть не дал делу хода.
Но вина от этого не перестала быть виной, а боль — болью.
Так Владимир Шаповалов на шестьдесят седьмом году жизни решил сам осуществить правосудие, как он его понимал. И теперь он и Василий Романюк покоятся на одном кладбище, а Сулейманов и Усеинов как были на свободе, так на свободе и остались.
И ужас состоит в том, как безоглядно Фемида предала верного ей человека и как быстро она забудет о том, что он вообще был на белом свете. Мало того, похоже, что его начальство сегодня руководствуется принципом: убили — значит виноват. Конечно, виноват. Такие неудобные люди всегда принимают огонь на себя. А ведь Василию Ивановичу Романюку не было пятидесяти. Как рано, как бессмысленно, как несправедливо...