Один из идеологов методологий исполнения уголовных наказаний без лишения свободы — профессор, доктор юридических наук Иван Дворянсков. На днях он представлял свое исследование, посвященное этой теме.
Для начала — небольшой ликбез. Наказание сегодня, согласно УК РФ, выступает правовым измерителем ценности охраняемых благ и наносимого им ущерба. Соответственно, чем ценнее благо, тем строже кара за посягательство на него. Как пример: наказание за кражу сегодня в России составляет 2 года лишения свободы, а за убийство — до 15 лет. Можно сделать вывод, что жизнь ценнее собственности в 7,5 раза. Так вот, наказание, сопряженное с изоляцией от общества, основано на презумпции того, что совершивший преступление ценит личную свободу превыше всего, и угроза помещения в тюрьму является сдерживающим фактором.
— На практике же подобный сдерживающий эффект минимален, — говорит Дворянсков. — Иначе не было бы большого рецидива. Вместе с тем у тюрьмы есть «побочные эффекты». Неспроста в Федеральном законе о пробации в числе важнейших задач названы ресоциализация, социальная адаптация и социальная реабилитация осужденных. Из этого следует: во время отбывания наказания с осужденным произошли процессы, которые требуют серьезной коррекции.
Попробую пояснить слова профессора. Само нахождение в тюрьме — это отрыв от близких людей и общества. У осужденных теряются связи с внешним миром со всеми его проблемами и достижениями (как пример, некоторые после освобождения не знают, как пользоваться банковскими приложениями, Госуслугами и т.д.). Само заключение — психологическая травма. Ее требуется лечить. То есть к одной болезни (если подходить к преступнику как к «больному» — ведь тот, у которого все в порядке, кто уважает себя и других, и не будет преступать закон) добавилась другая. Лучший способ избежать этого — не помещать в тюрьму.
Со второй половины XX века во многих странах ученые и практики стали задумываться об альтернативных наказаниях. Анализировались не только социальные, психологические, но и экономические причины. Тюремное заключение всегда и везде стоило недешево. В России сегодня день пребывания заключенного обходится минимум в 2–3 тысячи рублей.
— Стоимость годичного содержания одного осужденного в нью-йоркской тюрьме примерно сопоставима со стоимостью годичного обучения в университете, — говорит Дворянсков.
Жертва преступления, как правило, не получает выгоду от того, что ее обидчик находится в тюрьме. Это не приносит ей ничего ни в материальном, ни по большому счету в моральном плане (хотя, возможно, и удовлетворяет желание отомстить). При этом потерпевший остается один на один со своей бедой.
Ученые убеждены, что наказание должно выступать формой некоего искупления вины (а не только нести карательные функции). В этом смысле такие его виды, как обязательные, исправительные и принудительные работы, подходят намного больше. Сегодня суды их стали чаще применять, что не может не радовать. В частности, это касается принудительных работ. Судите сами: человек живет не в колонии за решеткой, а в исправительном центре, откуда сам ходит на работу. Он решает свои социально-бытовые и личные вопросы. Причем часто даже после отбытия наказания остается на том же предприятии.
— В этом смысле показателен исторический пример, — продолжает профессор. — В СССР в 60–70-е годы прошлого века ввели такие меры, как условное освобождение из исправительно-трудового учреждения отдельных категорий осужденных. В дальнейшем их направляли на предприятия народного хозяйства и условно приговаривали к лишению свободы с обязательным привлечением к труду. В простонародье такие меры называли «химией» — ввиду особенностей труда на некоторых производственных объектах. И это привело к снижению уровня рецидива.
Сегодня проблема рецидива решается, как правило, без учета такого опыта. Приведем простую аналогию. Если лекарство не лечит болезнь, обычно назначается другое. В случае с рецидивом все наоборот — логика перевернута. Если кара неэффективна, назначается еще большая кара, и далее по нарастающей. Это все равно, как если бы лекарство не лечило, а то еще и приводило к ухудшению состояния, но применяли бы его же, только в еще большей дозе, в надежде на позитивный эффект. Это явление можно назвать карательной прогрессией.
В общем, такое «лекарство» точно не лечит.
Казалось бы, все просто: чтобы эффективно предупреждать преступность, надо искоренять ее причины, то есть, если продолжать ту же аналогию, лечить не симптомы, а болезнь. Именно этим должна заниматься пробация. С 2024 года действуют две ее формы: пенитенциарная (охватывает осужденных, еще отбывающих лишение свободы или принудительные работы) и исполнительная (в отношении осужденных к наказаниям, не связанным с изоляцией от общества). А третья и наиболее важная — постпенитенциарная — начинает действовать только с 1 января 2025 года. Она будет применяться в отношении лиц, освободившихся из учреждений, исполняющих наказания в виде принудительных работ или лишения свободы, и оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
— Пробация не появилась на пустом месте, — говорит Дворянсков. — Попечительное общество в России было образовано еще в 1819 году. Оно состояло из мужских и женских комитетов и занималось устройством тюремного быта и облегчением условий содержания заключенных. В 1835 году в составе Санкт-Петербургского комитета Попечительного общества был учрежден Особый комитет для разбора нищих, который взял на себя и заботы о тех, кто освобождался из тюрем. Затем в разные годы были открыты: «Рабочий дом для выходящих из тюрьмы, больниц, для малолетних, необученных ремеслам и вообще для павших, но не утерявших стыда и доброй воли» (1869), «Дом трудолюбия» (1869), «Убежище для освобождаемых из мест заключения» (1875, оно имело и отделение для несовершеннолетних).
Эти учреждения являлись своего рода пробными шарами в организации дела посттюремного патроната. Их основной задачей было обеспечение вышедших на свободу пропитанием и оплачиваемой работой. С 1893 года в обязанности Попечительного общества были включены принятие на поруки освобожденных, предоставление им мест для проживания, содействие в трудоустройстве, а также оказание помощи находящимся на свободе семьям заключенных. Таким образом, патронатная деятельность благотворительных тюремных комитетов стала распространяться не только на лиц, вышедших из мест заключения, но и на семьи заключенных, что повлекло создание приютов для детей арестантов, для добровольно следующих за преступниками в Сибирь жен и детей, для несовершеннолетних преступников с целью вывода их из общих мест заключения.
Выходит, дореволюционная служба патроната — прародитель современной пробации. Но как сделать так, чтобы человек ощущал тяжесть наказания и сожалел о совершенном преступлении?
Ученые предлагают… виртуальные тюрьмы. Через подключение к мозгу осужденного с помощью ИИ в его памяти формируются воспоминания о том, как он отбывал наказание в тюрьме, со всеми подробностями и тяжелыми эмоциональными моментами. В то время как фактически он в заключении находиться не будет. Тогда содержание преступников в тюрьме не потребуется, времени на создание искусственных воспоминаний будет потрачено немного, в связи с чем нагрузка на пенитенциарную систему снизится, самые продуктивные годы жизни таких людей не будут тратиться впустую, а исправительный эффект окажется достигнут путем переживания осужденным искусственных эмоций.
Конечно, сегодня это воспринимается как фантастика. Но даже история XX века показывает, что технологии развиваются так стремительно, что на протяжении жизни одного поколения людей идеи фантастов (например, о полетах в космос, внедрении компьютерных технологий, телевидения, мобильной связи и прочего) становились реальностью.